две секунды

У Чимина есть две секунды, чтобы сделать выбор: выстрелить или позволить друзьям погибнуть. Две секунды, чтобы решиться на убийство. Впервые в жизни, это так иронично, так смешно, что хочется разрыдаться, бросить пистолет, а самому броситься с этого чертова моста. Мир вокруг словно замирает, за секунду перед глазами проносится вся жизнь: кошмар, что был до встречи с Хосоком, та ночь, когда Чон нашел его, и светлая полоса. Светлая – громко сказано, потому что это кровь, оружие, банды, незаконная торговля и постоянные смерти. Чимин не знал всех, кто успел погибнуть в их деле, но знал, что у каждого есть те, ради кого эти люди оказались здесь. Пак смаргивает воспоминания и оказывается в настоящем. Хосок с Тэхеном отстреливаются, пока Чонгук пытается перевязать раненую руку. Ким постоянно оборачивается, и Чимин точно видит слезы в его глазах. Нет, нет, нет! Слезы сейчас только помешают. Рука Хосока не дергается, и от его пуль падает трое. Чон едва не получает пулю, но успевает спрятаться за балкой. Хосок смотрит на Чимина, а в глазах - мольба. Старший сожалеет, что втянул Пака в это дерьмо, жизнь Чимина никогда не была сладкой, а сейчас она на грани. От одного выстрела зависят жизни их всех. Но Хосок только смотрит: одними глазами извиняется и просит. Лишь глазами просит стрелять, но губы изгибаются в легкой, словно прощальной улыбке, и Чон отворачивается, меняя обойму и продолжая отстреливаться. Тэхен потерял надежду: его пистолет лежит рядом, а сам он помогает альфе с раной. Чонгук только гладит дрожащую руку и мягко улыбается (Пак не видит, но готов поставить что угодно, что это так). - Чимин! – слышит омега надрывающийся голос и, наконец, смотрит, на него. Юнги ранен, но, кажется, сквозное, потому что альфа прижимает здоровую руку к ране и умудряется стрелять. Чимин смотрит в глаза и видит там столько всего, что не может разобраться. Альфа что-то кричит ему снова, но Пак только залипает на губы. Розовые, пухлые, мягкие… Так идеально ему подходящие и так красиво смотрящиеся на его теле. Чимин помнит каждый поцелуй, каждое нежное касание этих губ к своей коже. Это ощущалось совсем не так, как было тогда, в первый и последний его раз. Юнги касался аккуратно, но настойчиво, давая понять, что омега от него никуда не денется. Мин покрыл поцелуями, кажется, всего Чимина: он начал с шеи, самого чувствительного места у всех омег и в особенности у Чимина, и медленно спускался, пока губы альфы не накрыли дрожащий омежий член. Пак помнит, как в голове что-то лопнуло, потому что это было слишком приятно. Юнги ласкал его, отвлекая от неприятной растяжки, но Чимин не боялся. Он сам стал насаживаться на длинные пальцы, пока разряд удовольствия не прошел через все тело. Это было ново, но так потрясающе, что на губах омеги застыло чужое имя. Пак не видел, как Юнги улыбнулся. Оторвавшись от члена, альфа поцелуями поднялся к пупку, вызывая еще более сладкую судорогу. Чимин не выдержал и вцепился в темные волосы. Мин тихо засмеялся и приподнялся. В глазах у альфы было то, что Чимин видел сейчас, на грани жизни и смерти. И ночью он чувствовал то же самое: одно движение – и либо смерть, либо воскрешение. Толчок выбивает из легких весь воздух, Чимин готов запаниковать, заплакать, готов расцарапать лицо кому-то чужому внутри него. Но теплые руки ласково оглаживают бока, низкий голос шепчет что-то. Кажется, он просит открыть глаза. Чимин открывает, понимая, что слезы уже заполнили конъюктиву. Маленькие капли стекают по вискам, но омега пытается отмахнуться, чтобы посмотреть. Юнги улыбается. Улыбается и большими пальцами вытирает слезы. - Все в порядке, - шепчет он и мягко целует. Чимин выдыхает, отвечает, верит. Когда неприятные ощущения притупляются, альфа начинает двигаться. Пак из всех сил пытается отмахнуться от воспоминаний, старается. Юнги нежен, полная противоположность тому, что было тогда. Его толчки аккуратные, сам Чимин растянут и возбужден, об этом говорит естественная смазка, создающая хлюпающий звук при каждом толчке. Омега успокаивается, и Мин помогает в этом: покрывает и без того красную шею новыми следами, прикусывает кожу в месте ароматных желез, заставляя омегу скулить, и руками поглаживает член. Чимин расслабляется и старается двигаться навстречу. Это приятно, это больше, чем просто приятно – это невероятно. И когда головка члена настойчиво касается простаты, Чимин кончается, как человек. И кончает. Юнги всасывают его нижнюю губу, слабо кусая, и улыбается. Альфа покидает тело омеги неудовлетворенным, но быстро быстро справляется руками. Чимин это видит, но оказывается слишком слаб, чтобы думать и уже тем более говорить. Эти воспоминания слишком свежи, чтобы упустить хоть одну деталь. Это случилось прошлой ночью. Омега уснул почти сразу, а утром не было времени поговорить, потому что весь дом стоял на ушах. Все готовились. И сейчас Юнги, стоя в нескольких метрах от Чимина и остальных, смотрит на омегу таким глубоким взглядом, что коленки подгибаются, хочется растечься прямо посреди моста лужей и скулить. - Ну же, - одними губами произносит Мин. И Пак понимает: сейчас. Чимин переводит взгляд на черную машину и направляет пистолет туда. Меткость – лучшее качество омеги, а потому он, быстро прицеливаясь, стреляет. Одна машина. Одна пуля. Толпа людей и бензобак. Взрыв происходит сразу же, снося все в радиусе нескольких метров. Обломки летят на Хосока с младшими, едва успевшими прикрыться, на Чимина, который, достаточно далеко, чтобы остаться незадетым. И на Юнги, но омега не успевает понять, что с альфой, потому что в глазах вдруг темнеет, пистолет вываливается из рук, ноги становятся ватными, а сознание уплывает. Чимин падает, но не на землю. Его подхватывают. - Ты молодец, - слышит омега сквозь туман в голове низкий голос. Пак слабо улыбается и теряет сознание.