Скарамучча-Чан устал?

      Он устал.       Скарамучча, Шестой из Предвестников Фатуи, один из тех, кто чисто и верно служит Её Королевскому Высочеству Царице, прямо сейчас очень сильно, до жути устал.       Устал от раздражительных по его мнению подчинённых — те слишком, слишком милы и почтительны, верны Снежной и организации Фатуи настолько, что такая преданность бесит, заставляет от сильной злости холодеть кровь в жилках, глаза сужаться, лицо краснеть, а рот приоткрываться в громком, всем слышимом рычании. К счастью, такими чаще были только новенькие бойцы и тех, прекрасно зная упертый характер Скарамуччи, отправляли в их первые дни к другим Предвестникам: Ла Синьоре, Тарталье или Капитано.       Так же доставали и другие его «союзники», на подобии упомянутой ранее Синьоре, Пульчинеллы с Педролино — уж больно именно они имели такую привычку, как говорить много о себе или противно и мерзко ухмыляться, заставляя этой своей недоулыбкой отбегать и блевать в ближайших, покрытых снегом и инеем, кустах. Особенно их смех. Конечно, у каждого из этих троих он чем-то, да отличался (у Восьмой он был громким, заливистым; у Первого больше статным и лаконичным; у Пятого же более менее обычным, просто очень звонким и чем-то напоминал временами кукареканье петухов), это не отменяло и того, что кое-чем они были похожи.       Презрение.       Каждый их смешок был наполнен этим презрением ко всему живому и подохшему от холода. Они смеялись так, будто все, кроме них самих любимых — это лишь кусок откровенного дерьмица, ненужный Снежной, да и другим странам помой. Даже у такого как он временами руки потели, лицо слегка бледнело, а голова не могла выдержать такого сильного напора в виду предательского звука с чужих сторон. А смеялись со Скарамуччи больше, чем над остальными, совсем не боясь любой реакции с его стороны — они практически все равны между собой, да и Царица явно не одобрила бы такое поведение в своих владениях или от своих верных преспешников.       (Шутки, кстати говоря, были часто связаны с его ростом, характером и возрастом — ну, не выглядел Сказитель на свой настоящий возраст, ну, и что с того?! И нет, Шестой Предвестник не ведёт себя как маленький капризный ребенок, просто в этом мире все такое бесячее, раздражающее, доводящее до нервных срывов и вообще-)       Конечно, было еще тысяча и один пунктиков в его небольшом (ложь, тот был просто огромен) списке раздражающих вещей, но было все же и что-то, что находилось на самом первом месте. Вернее, этим что-то на самом деле был кто-то.       Кто-то с мерзкой улыбочкой во все белоснежные зубы, с ярко-голубыми, будто волны на пристани Ли Юэ, глазами, с рыжими, находящимися всегда в беспорядке волосами...       Кратко говоря — это был Тарталья, Чайлд, Одиннадцатый и, кажется, один из самых любимых Крио Архонтом Предвестник.       В нем раздражало всё, от и до: лицо, волосы, руки и ладони с тонкими пальцами в укороченных перчатках, рост заодно с хорошим телосложением и, конечно же, его глупые длинные ноги, благодаря которым Тарталья и возвышался над Скарамуччей, как какой-то каменный столб. А еще, как бы не хотелось ему это признавать, но очень сильно бесили собственные (и заодно чужие, хах) чувства к этому чудику, потому что те были слишком... Разнообразные? Двоякие? Слишком часто сменялись то плохими, то хорошими? Наверное, всё вместе.       Они не то чтобы встречались («Не ври хотя бы себе», — всплывает в голове до жути бархатный голос другого Предвестника), но какая-то странная искра («Перестань врать, Скарамучча-Чан», — снова чужие слова) и странные отношения между ними явно были.       Романтические? Тут парень не очень-то и уверен, но отрицать не станет, потому что не смотря на кривляния со своей стороны, до безумия нежные обьятия и поцелуи в лоб, покрытые шрамами боев плечи и другие места были ему... Приятны. Может быть, только возможно, даже очень приятны.       Сексуальные? И это тоже было — Чайлд частенько спустя долгие дни или месяца разлуки со своим «возлюбленным» накидывался на него с той самой сладкой ухмылочкой, подхватывал на руки, когда практически все остальные смотрели на них, — да простит Её Высочество Царица его за этот разврат средь бела дня — и шёл куда только глаза глядят, а ноги несут. Ну, а дальше... А что было дальше, кхм, всё и так понятно.       (Временами Скарамучча думает, что им на самом деле повезло с Архонтом, а все те, кто говорят гадости про нее в и за пределами Снежной просто проклятые лжецы, которые после смерти обязательно должны быть съедены кабанами где-нибудь в аду — Царица не была настолько ужасна. Конечно, она сурова и холодна, элегантна и строга прямо как и ее земли годы напролет, но это не отменяет того, что Бог она все еще именно любви. Да и душа у нее, как говорил когда-то Тарталья, действительно нежная и мягкая, как бы та не пыталась скрыть это и ожесточить её всякими, самыми разными способами.       А все потому, что она приняла их. Не приказала жестоко казнить (как она делала со многими жуткими и не очень предателями) за ненужные в такое время и в таком месте чувства, за проявление слабости и всего остального, нет. Она лишь тихонько тогда вздохнула, на мгновение нахмурилась и фальшиво гневно выдала, помахав ладонью в их сторону: — Делайте, что хотите. Пока вы оба верны мне и Снежной, мне абсолютно не важны отношения между вами.)       (На самом деле, было очень весело смотреть на покрасневшую от злости Прекрасную госпожу — именно Синьора прибежала на своих каблучках и рассказала Её Королевскому Величеству обо всём, надеясь избавить ту сразу от двух, так сказать, зайцев одновременно. Все таки, не будет этих двоих — она и поспать наконец-то нормально сможет с остальными и от не очень-то приятных личностей избавиться.) — Скарамучча, — доносится до парня чей-то голос, но тот успешно его игнорирует, отчасти находясь в самой настоящей дрёме. — Скарамучча! — А?       Он тут же вскидывает голову от громкого крика, пару раз моргает и раздраженно спрашивает: — Чего тебе? — Тебя не смущает, что у нас собрание? — нервно дернув правым глазом, Пьеро складывает руки на груди и смотрит на другого Предвестника сверху вниз, прищурившись. Он обычно спокоен, но последнее время какой-то нервный. Бесит. — Как будто кто-то тебя слушает, — бормочет в ответ Скарамучча, при этом обводя взглядом большое помещение.       Зал, конечно, был до жути огромен, а из-за того что половины Предвестников не сидели за своими местами у большого, почти что ледяного — он действительно будто был сделан изо льда, а может и не будто — округлого стола. Из присутствующих были лишь он, какой-то из клонов Дотторе, Синьора и сам Педролино, но каждый из них был занят своим собственным делом и слушать последнего никто явно не собирался, предпочитая тратить время на что-то более полезное. Даже Синьора, чаще всего являющаяся той единственной, которая слушает Первого, прямо сейчас лишь любовалась на свои длинные чёрные ноготочки, время от времени издавая неприятные звуки своей темно-серой пилочкой. — Обычно я бы закрыл на это глаза, но сейчас ты, кажется, нарываешь... — строго и тихо, но явно по-мрачному предупреждающе начал обладатель первой цифры, но, к большому счастью, его тут же остановила одна из рук Доктора, схватившая его за плечо — во второй он мирно держал кружку с, кажется, горячим кофе и парочкой сладких зефирок в нём. — Успокойся, Пье, — его голос насмешливый, но при этом все равно очень спокоен и тих. — Во-первых, он действительно прав, потому что все что ты сейчас говоришь, если честно, вообще никого здесь не интересует, поверь. А, во-вторых, ну разве ты не видишь, что наш бедный мальчик просто не может нормально высыпаться без своего водяного малыша, а? Вон как глазки каждую минуту закрывает и зевает, прямо как маленький злобный котенок... — Я тебе не котенок, ублюдок! — Да, конечно, — Дотторе улыбается и отпуская чужое напряженное плечо, поворачивает голову в сторону Сказителя. Он делает глоток своего кофе, слишком громко сёрбая, а улыбка казалось становилась только шире. — Но ты все равно выглядишь помято, прямо как какой-то уличный кошак, и если это продолжится, то Её Королевское Высочество обязательно сделает тебе выговор, а ты ведь этого не хочешь, правильно? Да и твой любимый Чайлд, — глаз Скарамуччи дёрнулся и он сжал указательным и большим пальцами край своей шляпы. — Должен был вернуться совсем скоро из своей маленькой командировки. А зная, что чаще всего происходит в такие моменты, я бы посоветовал тебе, ну, не знаю, вздремнуть сейчас? Боюсь, к его возвращению, а особенно ночью, ты точно не сможешь это сделать, не так-? — Да пошел ты!       Парень резко вскакивает со своего стула, с небольшой красной шестёркой на его спинке и на всех парах, стуча каблуками о пол выбегает из зала совещаний и хлопает дверьми, до этого нагло наступив на ногу Доктора и плюнув в его кружку с таким ненавистным взглядом, что казалось будто весь «ледяной» дворец Царицы просто треснет и распадется на маленькие осколки от такого напора.       Когда дверь за ним оказывается плотно закрыта, Скарамучча слегка успокаивается, но это не на долго — рядом с ним стоят два охраника в одежде Фатуи и смотрят ему в глаза так напугано и напряженно, что он злится только сильнее: — Чего застыли, как ледяные статуи?! Заняться больше не чем, отбросы?! — и сверкнув глазами на последок, так же быстро как и прежде практически летит по коридорам с большой скоростью, направляясь прямиком в свою (и с некоторого времени уже отчасти Тартальи) комнату.       Бесит. Раздражает. Злит. Напрягает. Достаёт.       Его нервирует всё на пути настолько, что хочется убивать.       Хочется убить каждого Предвестника за их мерзкие шуточки в его сторону, за такие же ужасные комментарии о его личной жизни и...       Поток злобных мыслей останавливает чужое тело, в которое парень благополучно врезается и на которое он тут же падает с тихим, но болезненным: «Ой!». Увесистая с виду и на деле шляпа отскакивает куда-то в сторону, к покрытой красивыми снежными и ледяными узорами стенке, в итоге оказываясь под таким же узорчатым, слегка прозрачным столом, на котором мирно стояла ваза. Пустая ваза.       Конечно же, не задумываясь на кого именно упал, парень хочет гневно скрипнуть зубами, открыть рот и начать орать на этого явно слепого — иначе как на него налетели?! — человека, наплевав на какие-либо слова прощения с обоих сторон, вот только есть одно, то самое просто огромное «но».       Он узнает этот запах из тысячи.       Морепродукты, очень освежающий запах моря и его волн в пристани, смешанный с чем-то холодным, на подобии мяты и небольшие, еле уловимые, но знакомые нотки вкусной и свежеиспеченной булочки с каким-то до жути сладким вареньем. Скарамучча так и застывает на месте, утыкаясь носом в мягкий шарф на чужой шее и не произнося ни слова, пока рядом с его ухом не разноситься трепетно мягкий голос Аякса (не то чтобы он часто называл его так, но Одиннадцатый, кажется, дал легко понять, что не против слышать из чужих уст свое собственное, настоящее имя): — Ты так соскучился, что уже как-то ментально почувствовал мое присутствие? — Тарталья! — Номер Шесть скрипит зубами чуть ли не на всё здание, сжимает пальцами шарф на чужой груди и упираясь в ту, сразу же пытается подняться с тела под собой, но тут же падает назад.       Чужая ладонь в перчатке сжимает его талию не слишком сильно, но подняться вновь у Скарамуччи тоже не получается — даже легкая хватка прямо сейчас кажется тому до безумия крепкой, да и сил как-то пошевелиться резко не хватает. Наверное, отчасти Дотторе был очень даже прав — ему нужно было отдохнуть еще пару дней назад, поспать часов десять, а не три или пять и заодно наконец-то принять горячую ванну, потому что в Снежной, а особенно во дворце Царицы настолько холодно, что... — Ох, да ты оказывается еще и сильно устал, Мучча-Чан? — замечая как от усталости и потока мыслей напряглось всё чужое тело, Тарталья поднимает другой рукой подбородок Шестого, задевая пальцами уголки губ и глаза, проводит тыльной стороной ладони по слегка покрасневшей — от злости или смущения, не очень понятно — щеке. — Неужели ты так много думал обо мне, что не смог нормально поспать? — З-заткнись! — перебивая, шипит Предвестник и пытается отмахнуться от холодной из-за перчатки руки на своем лице. — Или тебе было одиноко и холодно без меня? — парень под ним не унимается и только продолжает дразнить в своей самой обычной манере. — Ты так сильно хотел моего тепла, свернуться на одной большой кровати вместе, знаешь, в обнимку? Хотел уткнуться мне в плечо или грудь и сжимать своими маленькими, тоненькими ручками... — Пошел ты к хренам, дубина! — Ха-а? Что-что ты сказал? Любишь и жить без меня просто не можешь?       «Да.. Да этот придурок просто насмехается надо мной!» — думает Скарамучча и хмурится, только сильнее — силы резко вернулись от такой наглости со стороны другого Фатуи — начиная вырываться из хватки Чайлда. К сожалению, ничего не меняется и руки Тартальи вновь стискивают его крепче, вплотную прижимая к своей груди.       Парень перестает вырываться, смиряясь со своей участью и расслабившись, утыкается носом куда-то в ключицы, при этом продолжая еще пару минут ругаться и бурчать под нос всякие (милые, по мнению Аякса) плохие и оскорбительные словечки.       Он устал от всего на этом свете, поэтому, раз уж этот малец решил его подразнить, пускай либо терпит чужую тушу на своем теле и до ужаса холодные полы, либо все же решает встать по хорошему. А лучше, пускай заодно и отнесет Номер Шесть в комнату сам, да если забудет под тем самым столиком его головной убор — не хныкает после от того, что его выгнали прочь, не подпуская к двери комнаты и на несколько метров. — Ух, — Одиннадцатый как-то нервно хихикает. — Я, конечно, тоже очень скучал и все такое, но.. Перед тем, как заглянуть сюда, я успел побывать в доме своей семьи и поносить на своей спине Тевкра, Тоню и Антона одновременно, поэтому, прошу, встань с меня, — Тарталья поднимает руку и пару раз хлопает ладонью по чужой талии. Из-за его действительно жалостливого тона, Скарамучча было собирался помиловать парня и встать с него, но.... — Мучча-Чан.       Нет.       Он ни за что не встанет сейчас.       Номер Шесть тихо и злобно хихикает, только сильнее наваливаясь своим телом на чужое, заставляя другого глубоко вздохнуть и тут же жалобно выдохнуть. Чайлд, конечно же, пытается поднять Скарамуччу с себя, но тот все еще продолжает сильно прижиматься к нему, при этом обвивая руками шею и все еще хихикая куда-то в область ключиц. — Какой же ты злобный, честное слово, — бормочет под нос Номер Одиннадцать.       Но, к сожалению, они казалось действительно поменялись ролями — Бездна его подери, именно на это мгновение, несмотря на все еще присутствующую усталость, Скарамучча обрел силу и лежал на нем как самый настоящий булыжник, чего его телосложение физически не могло позволить. Поэтому, продолжая бормотать что-то о том, что более низкий Предвестник до безумия злопамятный, нахальный и грубый, Тарталья все же опирается локтями о пол и поднимается в сидячее положение из-за чего тело тёмноволосого слегка скатывается вниз, но руки все еще крепко скрещены за шеей.       Подумав пару секунд на тему того, как же ему все таки встать с такой тушей на себе, Чайлд хватает обеими руками парня за бедра и, пару секунд водя по ним — эх, жаль, что его шорты не настолько коротки — большим пальцем, с резким «Опа» встает с пола, сразу же прижимая к себе и облегченно вздыхая, когда чужие ноги обхватывают его за талию. Лицо Скарамуччи все еще практически не видно, в отличие от темно-синей копны волос, посмотрев на которую, Аякс тут же вспоминает про шляпу. Оглядываясь несколько секунд в ее поисках и, наконец-то найдя ту, он приближается к ней и все еще придерживая тело обеими руками, наклоняется и поднимает ту.       Но, вместо того, чтобы аккуратно одеть ее на голову Шестого, он победно усмехается и надевает ее на свою, получая в ответ что-то на подобии разочарованного и раздраженного вздоха. — Ну-ну, старший, если бы я одел ее на тебя, то ничего бы не смог увидеть, да и твоя милая шляпа сразу же оказалась бы на полу, — Тарталья, опуская одну руку и подхватывая второй парня под бедра, кладет первую на макушку Скарамуччи, медленно проводя рукой по волосам. — Заткнись, — злобно бурчат в ответ, но впиваются руками в шею и утыкаются носом в плечо только сильнее, тем самым показывая (хоть и не очень хочется), что сиё действие можно продолжить. — Как ска-ажешь!       Чайлд поправляет головной убор на голове, тут же возвращая руку назад на голову, начинает тихо петь себе что-то под нос, быстро и твердо ступая по коридору в нужную комнату — конечно, у каждого из них есть свой собственный дом, но почему бы и не остаться в замке Царицы, особенно если та абсолютно не против и сама выделила каждому комнату на всякий случай, а?       Тихое пение Тартальи, хоть и совсем неразборчивое почему-то слегка успокаивает Скарамуччу — он начинает расслабляться и, кажется, медленно засыпать.       Конечно, ему бы хотелось до жути еще поорать на этого болвана за раньше, чем положено выполненную миссию, — мол, почему это он сразу же решил пойти к своей семье, а не, например, написать ему маленькое послание? — когда они наконец-то дойдут, но... Так уж и быть. Скарамучча слишком устал орать на всех, поэтому, в принципе, это дело можно отложить на потом. Когда они наконец-то попадут в нужную комнату, например.       Или, когда он наконец-то сможет нормально выспаться, неосознанно продолжая во сне обнимать тело Тартальи.       Как получится.