Никогда не поздно начать жизнь заново

Компания ZimaLetto — успешнейшая в России компания по производству модной одежды, завоевавшая доверие и уважение во многих зарубежных странах на долгие годы. Закрепила старые успехи и сделала возможными новые всем известная Екатерина Валерьевна Жданова, вот уже долгих двадцать лет управляющая компанией, хоть с недавнего времени уже и не с поста президента, и по совместительству всё ещё остающаяся женой когда-то вице-президента, тоже пока сменившего род деятельности — Андрея Павловича Жданова. Уже не такие молодые, но всё такие же полные сил и энергии, они по традиции обустраивали деловые связи, полезные для фирмы, за рубежом, а президентом, видимо, тоже по негласной традиции, оставили своего молодого амбициозного сына, такого же, как и его отец когда-то. Прохор хорошо справлялся со своими обязанностями, неплохо знал производство, и, конечно, не мог пропустить мимо себя ни одной модели. Отбирать их старался исключительно сам, а вот с секретариатом не заморачивался никогда, спокойно поручал эти собеседования управляющей отдела кадров, Татьяне Пончевой, и начальникам отделов, которым были нужны секретари. И там уже кандидаты отбирались никак не по фигуре, длине ног и размеру груди, а исключительно по деловым качествам. Наверное, только по этой причине в этот прекрасный день штаб секретарей пополнился новым сотрудником и, что удивительно, в кои-то веки это была не девушка. Полностью довольный новым местом работы и начальством, из здания, чуть прихрамывая на обе ноги по очереди, вышел новый помощник финансового директора, всё того же Николая Зорькина, в первую очередь молодой талантливый финансист, выпускник экономического факультета МГУ, и уже только потом весьма привлекательный юноша, Дмитрий Колдун. Общий язык с будущим начальством найти удалось легко, управляющая отдела кадров вообще смерила его тёплым, понимающим и слегка жалостливым материнским взглядом, напечатала приказ о зачислении в штат и сказала приходить завтра к девяти утра. Это немного удивило парня, по юности иногда слишком уж впечатлительного, но, не желая сейчас забивать глупостями голову, он добрался до остановки и, ожидая троллейбуса, набрал один очень важный номер, как и всегда, долго ждать ответа не пришлось. — Пап, привет. Ты уже дома? — Нет сынок, пока только в пути. Как ты, как сходил? Может я за тобой подъеду? — привычно бодрый тёплый и чуть обеспокоенный голос заставил Диму мягко улыбнуться и растерянно пожать плечами, он всё не уставал удивляться такой заботе и по природной скромности не знал, куда от неё деться. — Да нет, что ты... Всё хорошо, я доберусь сам. Папа, меня на работу взяли! — Молодец, поздравляю! И где же теперь работает главный мой повод для гордости? — В компании ZimaLetto, помощником финансового директора. Ты правда рад за меня? — Конечно, как иначе. — хоть родной близкий голос всего секунду назад и был куда более счастливым, не таким задумчивым, последняя фраза прозвучала обыкновенно тепло, ласково и в то же время твёрдо, будто успокаивая обоих. — Я знаю, где это, и всё-таки лучше тебя заберу, тебе следует меньше времени проводить в общественном транспорте. И возражения не принимаются, даже не думай уехать на каком-нибудь автобусе. Жди, скоро буду. Звонок прервался и, обречённо вздыхая, чадо покорно осталось ждать родителя на остановке, неловко переминаясь с ноги на ногу и растирая руки, нужный автобус только что проехал мимо, а на улице было достаточно зябко, конец осени всегда отличается в Москве особенно мерзкой погодой. И в это время буквально в паре кварталов от главного офиса самой известной российской фирмы припарковался у тротуара, пытаясь собраться с мыслями и взять себя в руки, Роман Дмитриевич Малиновский, когда-то начальник коммерческого отдела компании ZimaLetto, а после ухода из неё — обычный фотограф и уже двадцать лет, как отец одного действительно необыкновенного ребёнка. После ссоры с лучшим другом и ухода с любимой работы он решил наконец-то серьёзно изменить жизнь, и скоро остановился на одной простой мысли: ему нужен ребёнок. Жениться до сих пор не было никакого желания, как и вообще иметь подобные дела с прекрасным полом в дальнейшем, но ведь никто не отменял такую вещь, как детские дома. На свадьбу Пушкарёвой и Жданова он пришёл уже с чёткой мыслью об усыновлении, но, конечно, делиться этим пока ни с кем не спешил, да и рассказывать подобное старому другу уже не было никакого желания. И вот, только через пять лет после того, как у молодой пары родился сын, Малиновский наконец решился, всё оформил и взял к себе трёхлетнего милого мальчишку с огромными умными голубыми глазами и необычной фамилией, которую решил оставить при нём, так мальчику будут проще в будущем, дурная слава приёмного отца не станет его преследовать и этого будет вполне достаточно, чтобы он смог сам избрать свой путь и судьбу. Мальчик сразу потянулся к родителю и всегда очень любил его со всей детской непосредственностью и, чего греха таить, Роман тоже проникся к нему нежными родственными чувствами, полюбил, как родного, и хотел от всего спасти, защитить, уберечь. В том числе и от своих ошибок юности. И сейчас прекрасно понимал, что от одной уберечь не успел. Малиновский так надеялся, что хотя бы его дитя не занесёт в этот дурдом на выезде, красочнее название для фирмы найти трудно, но всё сложилось именно так и путей отступления уже нет. Остаётся только поговорить с Димой дома, но только очень осторожно, чтобы не испугать и не расстроить. Рома и сам не знал, какой нежный и хрупкий цветок забрал из детского дома двадцать лет назад, только теперь начинал до конца это понимать, снова приходя в себя и заводя мотор дорогого автомобиля. Пора скорее в путь, пока его сын совсем не замёрз, простуды хватает моментально, а перед первым же рабочим днём это будет далеко не лучший бонус. Какие-то пять минут и возле типичной автобусной остановки плавно припарковался бежевый Фиат, одно из боковых стёкол опустилось и всё ещё привлекательный, хоть уже и не такой молодой, мужчина призывно помахал рукой, обращая на себя внимание своего вечно задумчивого и теряющегося в этих мыслях сына, он опять куда-то улетел, но от весёлого оклика наконец встрепенулся и скоро уже был около машины, в тепло хотелось сказочно, а ещё больше домой, как же хорошо иметь личный транспорт. — Дима, приём! Прыгай скорей, совсем наверно окоченел. — дождавшись, пока юноша устроится на переднем сидении и пристегнёт как следует ремень безопасности, Малиновский вновь тронулся с места, даже не глушил мотор, и, не отвлекаясь от дороги, не забыл задать привычные важные вопросы. — Как ты, сильно замёрз? Как голова твоя, спина, ноги? — Ну, я пока не сосулька, это уже неплохо. И не волнуйся, всё хорошо. Ну... Почти. — с неловкой улыбкой он смотрел в окно и вдруг решился задать вопрос, который назрел, на самом деле, уже очень давно. — Пап, а почему ты не разрешаешь мне сдать на права? Я бы тогда меньше шлялся по общественному транспорту, хоть и не знаю, чего ты его так не любишь. — Именно, что почти. Сынок, я смотрю на дорогу, но даже сейчас вижу, как ты потихоньку потираешь ноги, одними кончиками пальцев, а делаешь ты так, когда сил терпеть боль в них спокойно уже не хватает. — зная, что прав сейчас, и успевая поймать виноватую растерянную улыбку Димы, его отец мягко улыбнулся, чтобы подбодрить любимое чудо, и ответа на вопрос долго ждать не заставил, дать его сейчас совсем не трудно. — А видеть тебя за рулём или по этим ужасным автобусам и маршруткам я не хочу потому, что с твоей хронической мигренью и так и не восстановившимися до конца ногами тебе там может стать плохо, и помочь будет некому. В общественном транспорте люди всегда озлоблены на жизнь и мир вокруг, особенно на всех окружающих, а за рулём авто ты можешь попасть в дтп, а потом снова больница, возможно и операции. Скажи, надо оно тебе? — Нет... Не надо. Теперь я всё понимаю. Прости, сам не подумал даже обо всём этом. — немного грустный и потерянный, парень всё равно не сдавался окончательно и предложил последний имеющийся вариант, всё думал, что напрягает отца этими перевозками, до сих пор не желал понимать всего одной элементарнейшей вещи, но когда-нибудь обязательно поймёт. — Но тогда я могу ездить на такси, да? Не за рулём, в удобной обстановке. И ты не будешь тратить бензин и время на меня. — Ох глупый ты мой любимый ребёнок... — с тяжким вздохом Роман плавно вошёл в очередной поворот и решил ещё раз объяснить то, о чём говорил уже не единожды, сделать это совсем не трудно, особенно, когда нужно. — Пожалуйста, постарайся понять и запомнить только одно. Мне не в тягость возить тебя, куда нужно, я не понимаю, как ты умудрился без моего ведома сбежать сегодня на это собеседование и как доехал сюда. Я не ограничиваю тебя, не лишаю свободы. Только помогаю, чем могу, и стараюсь пока сильно далеко от себя не отпускать, чтоб если вдруг тебе станет плохо, сразу увидеть это и помочь, понимаешь? — Понимаю... Моё состояние просто не даёт тебе спокойно жить. — тихо грустно пробормотав это, он вообще уже хотел поскорее провалиться сквозь землю и никогда больше не появляться, ненавидел напрягать и волновать тех, кого любит, а пока был всего один такой человек, но природная баранья упёртость всё равно не давала сдаться. — После выхода из больницы и окончания института я полгода просидел дома, практически никуда не выходя, без тебя совсем никуда. Почему ты до сих пор так за меня боишься, так боишься отпустить меня куда-то одного? — А ты за эти полгода вылечился до конца? У тебя больше ничего не болит, ничего не беспокоит тебя? — верно истолковывая тоскливое молчание, как отрицательный ответ, мужчина не мог больше видеть любимый цветок таким тоскливым, и, ласково потрепав его по тёмным волосам, пока это позволяла дорога, с хитрым взглядом слегка изменил голос и говор на более быстрый и сипловатый, чем-то походящий на старческий, и немного расслабился, видя на это усталую тёплую улыбку, до сих пор знал, как поднять сыну настроение. — Ну прости старика, он правда о-очень за тебя переживает, да-да. А дома он с тобой серьё-ё-ёзно поговорит о твоей новой работе, в этом не сомневайся. А пока, как говорил Гагарин, поехали-и-и! Под конец этого маленького представления Дима уже тихо смеялся, уже в который раз осознавая, что у него лучший на свете отец, и уже одного этого вполне достаточно для настоящего счастья. Скоро они были дома и, устроив сына на диван, как он ни сопротивлялся, Малиновский нашёл в медицинском складе одной из тумбочек мазь, что им разрешили забрать в той самой больнице почти год назад, терпеливо дождался, пока любимое чадо снимет джинсы, присел рядом, на угол дивана, и уложил его длинные и достаточно тонкие ноги на свои колени, уже начиная осторожно втирать в них мазь, на шипение и тихий скулёж отвечая тихо, ласково и в то же время достаточно строго, как и положено настоящему родителю. — Тихо, ничего, ничего... А вот не надо было самому ехать утром, сказал бы мне, я бы тебя отвёз. Явно в маршрутке ехал и всю дорогу стоять пришлось, да? Конечно да, и так всё ясно. А теперь терпи, сам виноват. Может хоть так запомнишь, что нельзя тебе пока так ноги грузить, видишь, чем это заканчивается? — Вижу... Пап, ну прости. У тебя мероприятие было, я не хотел отвлекать, это же твоя работа. — периодически резко вдыхая и продолжая шипеть от боли, он уже начинал чувствовать эффект и понемногу расслаблялся, уже ненавидел эту травму, но что теперь они могут изменить. — Да, это моя работа. А это твоё здоровье. И для меня оно важнее всех работ вместе взятых, когда-нибудь ты это поймёшь. До сих пор хочу шею свернуть ублюдку, который сделал это с тобой... Жаль не достал его тогда, хорошо спрятался подлец. — заканчивая с медицинскими процедурами, Рома отпустил мальчика, убрал всё лишнее и позволил ему сесть, как хочется, а хотелось поближе и потеплее, к папе на плечо, а папа, собственно, ничего против и не имеет. — Ну пап... Это же был сын декана. И он просто слишком сильно меня толкнул... — Ну да. Просто толкнул. У открытого окна. Что ты пролетел четыре этажа и потом тебе ноги с позвоночником по кусочкам собирали. — за своих он всегда был готов рвать на клочки, это не изменилось до сих пор, снова плавно поднимается ярость на того, кто посмел искалечить его маленького мальчика, но сейчас для этого явно не время, этот самый мальчик уже потерянно смотрит куда-то в стену, видимо, вспоминает. Нужно его спасать, нельзя было вообще напоминать о том, что случилось тогда, это стало и немалой психологической травмой, чудом обошлось без серьёзных последствий. Тяжко вздыхая, мужчина крепко обнял сына, прижал к себе и стал потихоньку укачивать, чтобы хоть немного успокоить, вполне справедливо чувствовал себя виноватым в этой печали и хотел как можно скорее это исправить. — Прости родной, прости. Всё это было давным-давно, и тогда же прошло. Сейчас всё хорошо, я с тобой, а больше нам и не нужен никто. А помнишь, как я гонял этого увальня два часа по всему зданию института, когда услышал, как он смеялся со своими дружками над тем, что стало с тобой из-за него? — Конечно, мне декан тогда сказала, что даже подумать не могла, что в твоём возрасте ещё можно так классно бегать, особенно по лестницам. — вспоминая рассказы о той сцене и в сотый раз жалея, что не застал всё лично, Дима мягко усмехнулся, укладываясь уже на груди отца, и почти засыпая, только ведь впереди ещё один очень важный разговор и он совсем об этом позабыл. — Да, Тамара Андреевна была восхищена моими спортивными навыками, даже звала в команду института, спринтерскую конечно, но я сказал, что у меня много работы, а так с удовольствием вспоминал бы молодость на регулярной основе. — видя, как любимое дитя сонно улыбается на очередную байку, ведь, конечно, в команду его звать никто и не думал, обошлись комплиментами, решил немного растормошить его и всё-таки поговорить о главном, одну тему они и так откладывают достаточно долго. — А теперь, дорогой мой, всё-таки о работе. Так, говоришь, ты устроился в компанию ZimaLetto, помощником финансового директора? — Да... Да, завтра к девяти на работу. — тут же выходя из полудрёмы, юноша присел ровно, даже не пытаясь выбраться из объятий, и внимательно смотрел на отца, тоже неплохо его знал и видел, что все эти вопросы о работе далеко не из праздного любопытства. — А тебя так беспокоит то, что я иду работать, или сама эта компания? — Хорошо меня знаешь, молодец. Меня беспокоит и то, и другое, притом примерно одинаково. — ласково потрепав сына по волосам, Малиновский всё смотрел куда-то в одну точку, вспоминая разгульную юность, дружбу, и... И мысли эти перебил один тихий спокойный вопрос, если Диму что-то заинтересовало, то он не отступится, пока не добьётся об этом ответа. — Но что в этой фирме такого страшного? Она приличная, успешная, показатели её приятно удивляют. Что по-твоему с ней не так? — Сынок, помнишь, я в детстве часто рассказывал тебе сказки? Сейчас попробую рассказать ещё одну, слушай внимательно и запоминай. Жил-был когда-то в тридевятом царстве тридесятом государстве Иван-дурак. Работать не любил, жениться не хотел, только и делал, что мёд пил и с девками молодыми пляски плясал. Но был у Ивана друг, сын богатого купца, тоже купец, и звали его, ну, скажем, Андреем. И вот, работали вместе Иван и Андрей, чтоб скучно им не было, а вечерами пускались в загулы по кабакам и девкам, и не было им в этом равных. Но нежданно-негаданно пришла беда — от распутной жизни потеряли они разум последний и едва не разрушили дело, что до этого всю жизнь строили купцы Павел с Юрием, чтобы потом дело это детям своим передать. Стали Иван с Андреем думать-гадать, как промахи исправить и имена свои честные в глазах родных восстановить. И пришла им на ум схема подлая, хитроумная — деву юную из крепостных Андреевых подговорить помочь, да не просто так, а прежде ласками любовными рассудок ей затуманить. Принялся за дело Андрей Палыч, Иван помощь всяческую ему оказывал, потешались они подлые над девой несчастной глупою, когда наедине оставалися, да тут Ивана будто камушком по голове огрели тяжёленьким — понял он, что слабость сердечную питает к другу своему верному, да только нет у него шансов, да и у них будущего, не принимало в те времена общество любовь такую, да и сам Андрей да не принял бы. Закручинился тогда Иван, стал чаяния свои прятати, пуще прежнего принялся по кабакам и девкам бегать, ещё большею эгоистичной скотиной вокруг всем казался, только не помогало это добру молодцу, сам он понимал, что ничего не сможет раны его душевные залечить, лучшим другом нанесённые без его же о том ведома. Долго играл с судьбою Иван и доигрался окаянный, возник раздор у него с Андреем и прогнал его купец, не желая боле с монстром таким рядом находиться, да о своих грехах забывая. — придумывая сюжет на ходу и на самом деле рассказывая о том, что было так давно, Рома внимательно наблюдал за реакцией сына на такую сказку, и решил, наконец, её услышать, подводя незримую черту этого рассказа. — Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец. И какая тут мораль, Димочка? — Я думаю, что нужно прежде всего думать о своём деле, и не допускать, чтобы в него вмешивались чувства, тогда не будет ни ошибок, ни раздоров. — максимально незаметно зевая, уставать в последнее время снова начал сильно и быстро, Дима внимательно смотрел на отца и ждал его реакции, ведь это первый раз, когда мораль поясняет не он сам, это явно что-то значит. — Верно, молодец. Нужно уважать своё дело, и дети не должны повторять ошибок отцов. И уж тем более не должны расплачиваться за их грехи, но судьба-злодейка может распорядиться как ей вздумается и поэтому всегда стоит быть начеку.— с трудом отпуская тягостные воспоминания о прошлом, мужчина понял, что сейчас это совсем ни к чему, он, как смог, предупредил сына о возможных опасностях на новом рабочем месте, а значит, сделал всё возможное, и теперь пора вернуться к домашним делам. — Вижу, ты почти спишь. Сейчас тебя накормлю — только пикни, что не хочешь, знаю, что с утра ничего не ел — и можешь отдыхать. Завтра у тебя трудный день, на работу надо приезжать только бодрым и с огромным запасом сил, только тогда всё пройдёт наилучшим образом. С неохотой Дима отполз от отца, отпуская его и позволяя отойти на кухню, и удобно устроился на диване, задумчиво гипнотизируя стену и снова практически засыпая, но ходу мыслей это совершенно не мешало. Эта сказка была явно не просто так, ни одна папина сказка за все эти годы не была типичной и простой — это всегда были маленькие придуманные истории, смешные и не очень, о реальной жизни, о простых истинах, иногда и о забавных случаях на работе, о которых вот так запросто не расскажешь ребёнку — взять хоть сказ о Марфе тряпичнице, что так усиленно к съёмке готовилась, что совсем позабыла одеться, или повесть о Варваре-красе, окосевшей от мёда хмельного настолько, что даже не могла понять, где находится камера и есть ли вообще за ней фотограф, или это она сама командует прекрасной деве человечьим голосом, что делать и как становиться для лучшего ракурса. Но что же он хотел сказать этой историей? Купец Андрей, девки, кабаки, дева из крепостных... Как-то слишком всё закручено на этот раз. Или слушатель пока слишком уставший. А может, эту сказку пока просто не время понять? Скорее всего так. Всему своё время и завтра могут быть хоть какие-то ответы. Остаётся только дождаться нового дня, спокойно его встретить и достойно прожить — именно этому в первую очередь всегда учили все без исключения истории любимого отца, и этому правилу его сын всегда будет следовать железно, что бы ни случилось.