Чай

В голове или над дверью тонко звенит колокольчик, переменчивые запахи благовоний и чая, а может, просто чая щекочут нос. Роше громко чихает, вытирает выступившие слезы и проходит к своему обычному месту в углу, где можно сесть спиной к стене. Он не игнорирует вопрос намеренно — просто забывает ответить, погрузившись в размышления, и рассеянно стучит пальцами по столу. Стол — не просто стол, как и всё в этой чайной, это тебе не минималистичная мебель из IKEA, не середнячок Macy*s или роскошный, с модным налетом Crate&Barrel — это что-то неуловимое, хрупкое и устойчивое, простое и сложное, что-то, что не сможет сделать ни один человек. А может, хозяин лавки заказал первый же попавшийся на амазоне стол. К стуку пальцев примешивается тихий звон ложечки о почти прозрачный фарфор — шесть ложек сахара, запомнил еще в первую встречу, бес — и Роше сглатывает, закрывает глаза на несколько долгих секунд. Блюдце с чашкой деликатно опускается перед ним на стол. Иорвет со смешинкой смотрит на чудаковатого посетителя, который с упорством барана раз за разом требует кофе, но безропотно выпивает принесенный крепкий чай, а когда в единственный раз получает то, о чем просит, то с отвращением требует больше никогда эту дрянь не готовить. Иорвет и не готовил больше — он тогда в первый и в последний раз в жизни купил банку дорогого кофе, да так и выбросил почти целую, без пары ложек горчащих зерен. Он возвращается за прилавок, перебирает мешочки и баночки, убирает оскверняющую чайную и всю историю чая сахарницу, пока Роше, даже не подозревая о том, день или ночь на дворе, громко прихлебывает чай. Уютно шелестят пересыпаемые чайные листья, напоминая о доме тем, у кого дома никогда не было. — Ты выглядишь утомленным, детектив. Заездили на работе? — Иорвет говорит мягко, не громче шороха листьев, но слышно его даже в углу. Роше — скромный бравый коп из тех, на чьей честной работе нажирается начальство и ленивые коллеги. На таких, как Роше, вся страна держится, а они после двадцати-тридцати лет верной службы, если их не спишут раньше из-за нервных срывов, живут на более чем скромную пенсию. И этот бравый Роше будто вздрагивает от звука голоса, перестает тереть глаза и долго смотрит в пустоту. — Мы одни? — спрашивает он наждачным голосом. Иорвет медленно осматривает пустое помещение и возвращается взглядом к Роше. Смотрит с долей сочувствия. — У тебя целых два глаза, чтобы убедиться в этом, — хмыкает он, с тихим чистым скрипом вытирая чашки и ставя их на полку. — Я не об этом, — коротко мотнув головой, Роше резко кивает подбородком на подсобное помещение, — Там? Иорвет смотрит на подсобку очень серьезно и очень внимательно, будто допрашивая. Потом важно кивает: — Там — пусто. Хочешь посмотреть? Роше вздыхает, и вздох режет по ушам, дрожью бежит вдоль позвоночника. — Я тут на работе историйку услышал… — начинает он и не договаривает, ополовинивает чашку, возвращает ее на блюдце. Иорвет вернулся к протиранию прилавка: — Как говорят у нас, я весь одно сплошное ухо, — и тонкая улыбка трогает мягкие губы. — Тогда слушай. По соседству с одним парнем поселилась семья, которая затеяла ремонт и постоянно сверлила. А у того парня жена с мигренями, и от бесконечного шума она так измучилась, что случайно выпила таблеток больше нужного. Скорая приехать не успела. Парень же взял дробовик, пошел к соседям и вынес мозги сначала мужу, потом жене, только ребенка пощадил. Роше скользнул взглядом по чашке и вновь промочил горло. — Домой он не вернулся, стал скрываться; попутно находил сообщников, и вместе они вершили свое правосудие. Потом им вдруг пообещали славную жизнь вдалеке от любых соседей — они поверили и стали действовать организованно, но недолго: их кинули, а зачинщиков выдали властям. Одним глотком допив крепкую жидкость, Роше сунул руку в карман и достал салфетки. — Недавно стало известно, что кто-то из них сбежал и снова начал собирать боевые группы. Взяв пустую чашку, Роше принялся аккуратно, со знанием дела ее вытирать. — Кого-то поймали, а потом вдруг выяснилось, что тот самый парень жив и взялся за старое, только его не узнавали из-за шрама и хитрой маскировки. Однако его нашли. А ровно за сутки до облавы парень сбежал. Сквозь салфетку держа чашку, Роше поставил ее на блюдце и убрал салфетку в карман. — Видимо, сделал операцию, и его больше никто. Никогда. Не видел. Иорвет отмер и посмотрел на Роше. Растекся в рассеянной полуулыбке. — Какие занимательные истории у вас в полиции рассказывают, — он усмехнулся, — Но я не удивлен: это преступления федерального уровня, а потому, пока бумажная волокита позволила приехать фбровцам, а не обычным копам, сбежала бы даже черепаха. — Я не обычный коп, — сказал Роше и в упор посмотрел на Иорвета. Тот не отвел внимательного, почти мягкого взгляда, только под стойкой все держал палец на теплом курке Глока. Роше неторопливо встал, подхватил сумку, через новую салфетку задвинул стул, протирая спинку; не забыл провести пару раз салфеткой и по столу. Медленно подойдя к двери, он так же взялся за ручку и на секунду остановился у порога, чуть повернув голову: — У тебя очень хороший чай, Иорвет.