Цвет июля

Кажется, это был дождь. Да, точно дождь. А может и снег. Если и снег, то точно пурга. Но на улице июль. Может всё-таки дождь? А может быть и снег? Кирилл смотрел в небо и чувствовал, как ветер хлестает по его щекам, и частые капли стекают по лицу. Взгляд размывает от влаги, словно лобовое стекло автомобиля в день непогоды. Он не видит неба. Может это дождь? Или стоит сделать ставку на снег? Вроде июль, но щёки мёрзнут от холода, колют беспощадным морозом. Ветер? Или снежный буран? В июле? Может быть. Кирилл больше не в чём не уверен. Ни в снеге. Ни в дожде. Ни в ощущении присутствия следов зимнего вечера на своих щеках. Всё - мрак. И здесь легко заблудиться. Кирилл закрывает глаза. Дождь или снег, уже неважно, продолжает нещадно бить по лицу. Мокро и холодно. Может быть. Кирилл не чувствует. Где-то там, в этот июльский вечер собирают свои лепестки в бутоны водяные лилии, а он не может отличить ветер от бурана и снег от дождя. Что-то странное происходит в этом мире. А может и мир сам по себе сплошное безумие. Набор символов, набранный наугад русскими буквами на английской раскладке клавиатуры. Кучка названий в пыльном мешке человеческого лексикона, а порой спросишь у кого-нибудь, что такое "ответ" и его же собственно говоря рискуешь и не получить. Весело до поры до времени, но потом уже не смешно. Капли катятся вниз по щекам, собираются на подбородке и хаотично падают на одежду, пряча следы своего преступления в сложном узоре вязки шерстянного свитера. Цвет июля, в котором был изображён этот элемент одежды, отлично подходил Кириллу Пряникову по словам его друзей и родных. Но что из себя представляет цвет июля, если человек, которому он подходит, не может точно сказать, снег ли падает на его лицо или дождь? Когда он не знает, буран ли сейчас нещадно даёт ему пощёчины или лёгкий летний ветерок? Календарь говорит, что на улице середина лета, июль. Кирилл молчит о том, что он не знает, какая погода вокруг него. Поэты пишут, что вокруг тепло, светло и мирно. Кирилл не чувствует ни того, ни другого, ни третьего. Вообще ничего не чувствует. Сердце не разбито. Душа не уходит в пятки. Разум твёрд. Кровь не стынет в жилах. Что-то не так. Но что? Неважно. Сути не меняет. Проблема есть. Проявляется сильно. Влияет на мировоззрение. Вывод? Никакого. Этот набор слов не даёт чёткого определения состоянию Кирилла. Хочется и плакать и смеяться, рвать на куски и склеивать, молиться Богу и прославлять Сатану одновременно. Хочется всё и сразу. Чтобы, словно в лесу одному шумно и жутко, и грустно, и весело одновременно. Но в тоже время не хочется ничего. Что вообще такое мир? Набор смыслов закреплённый за кучками названий и кучка аксиом, всегда верных и не нуждающихся в доказательстве. Словно солнце, что всегда встаёт на востоке и садится на западе. А если наоборот? Что изменится, если дневное светило будет встречать рассвет на западе и провожать закат на востоке? По сути, ничего. День всё так же будет сменяться ночью. Ночь - днём. Англичане всё так же будут пить утренний чай, когда дети в Сибири уже ложатся спать. Даже если горячую воду сделать холодной, люди всё равно будут мыться той, которая согревает кожу, пусть она и называется теперь как ранее совершенно противоположная ей. Не так важны названия, пока не меняется суть. Но когда вместе с названием меняется и она - вот что действительно приводит к разрушению. Нити плетут паутины. Паутины связывают жизни. Колыхнётся одна нить, и раса упадёт яркими каплями. Может это конец? А может повод начать что-то заново. Рвать нити, расплетать паутины, убирать пыль. К чему сравнения, если жизнь всегда будет жизнью со своим мирным продвижением вперёд. С течением времени не меняется суть. Лишь её составляющие сменяют друг друга. Жизнь бинарна: нули и единицы. Один за другим или три раза подряд, а затем мгновенное стирание и заново составленный код совсем не отличный от старого. Просто там уже другие нули и единицы. Не такие пыльные, как прежние. Но к чему сравнения, если суть остаётся прежней? Одна единица выпавшая из системы легко заменяется другой. Скоро забудут старую, как и предшествующую ей. А процесс подобных замен постоянен, и вечному убирающему и заменяющему нет смысла думать о всех когда-то выброшенных и заменённых. Это глупо. И нерационально. Поэтому Кирилл не полагается на Бога. У составителя этого двоичного кода своих проблем по горло. До дел некоего Пряникова ему нет интереса. В его системе он - единица, несущественная часть целого, легко подлежащая замене. И всё. Деталь с маленьким сроком эксплуатации и большим количеством нескончаемых копий. Но к чему сравнения, если суть не меняется? Если ты единица, то ты подлежишь замене. Если ты ноль, что ты просто заполняешь пробелы, отсутствующих единиц. Всё. Не нужны сравнения и аллегории. Всё на поверхности. Грязь и смута всегда будут спрятаны на самом видном месте, пока их ищут где-то в чужом грязном белье. Кирилл сам был в неведении. Не зная о невежестве судьбы, о беспристрастности Бога, о системе, в которой был построен этот мир, он жил себе весело и спокойно. А что сейчас? Не то снег, не то дождь. Ветер или буран. Да и то, без разницы. - Кирилл! Чей-то крик режет по ушам. - Кирилл! И что ему только сейчас надо? - Сиди, где сидишь, тыквенная башка! Тыквенная башка? Столько прозвищ для человека с рыжей шевелюрой, но Кириллу досталось самое оригинальное. Сейчас не лучшее время, но на него надвигается прямым рейсом истинный ураган, хватает и трясёт за плечи. Пожалуйста, не надо. - Вова, - хриплым голосом зовёт трясущего Кирилл, пытаясь открыть заплывшие глаза. Названный остановился, но избегал прямых взглядов, делая вид, что хаотичный узор камешков в асфальте ему куда интереснее. - Кирилл, - обречённо выдыхает в ответ, - Давно ты тут? Кирилл молчит. А ведь и правда, сколько? Сколько времени прошло с тех пор, как он вышел из больницы? - Июль? - тихо спросил Пряников. Вова на секунду задумался. Владимир Елин никогда не замечал странностей за жизнерадостным другом. Но отчего-то сейчас этот странный вопрос, почва для которого была порождена в голове Кирилла, казался весьма уместным. - Июль. - Значит, не так давно, - слова Пряникова глушит свитер, рукавом которого он старательно пытается вытереть влагу с лица. Вова думает, что если это не конец, то определённо его предвестник. Человеку сложно сломить человека. Но судьбе легко. Она жмёт на болевые точки, словно прыщи у старшеклассницы выдавливает - безжалостно, со всей силы и до тех пор, пока от него ничего не останется. Вова смотрит на Кирилла и думает, что можно было надавить на любую его болевую точку - а у этого человека их не мало, уж поверте - и этим вызвать лишь лёгкий смех и какой-нибудь нелепый ответ, переводящий всё в шутку. Но сейчас другой случай. Клинический, если так понятней. Это не обратить в шутку, не перекрыть самоиронией, потому что здесь это будет неуместно. Потому что на этот раз его болевой точкой оказался человек, а не воспоминание, собственный недостаток или излишняя глуповатость. На этот раз Кирилл допустил удар поддых и теперь старательно скрывает боль, от которой неприятно потягивает в горле от с трудом преодолимого желания закричать. В голос. Душераздирающим криком, мольбой о помощи, взыванием к жалости, желанием быть спасённым из бездны, в которую его толкнули. Вова видит, что Кирилл держится за какую-то тонкую тростинку здравого рассудка, сидя на скрипучих качелях детской площадки. И силы держатся уже на пределе, судя по красным щекам, заплывшим глазам. Судя по слезам, которые капают из всегда чистых, туманных глаз Кирилла Пряникова. Лучшая защита - нападение. Кирилл открыто заявляет о своих слабостях, высмеивает их, как нелепейшую глупость. А что на самом деле? Копни хоть одна занудная душа глубже в этот чернозём, и там будет лежать полусгнивший труп - ещё незажившая душевная рана. Как только от неё не останется ничего, кроме полупрозрачного шрама, Кирилл переложит этот скелет в шкаф, где у него свой собственный крематорий - здесь он сжигает свои скелеты. Но проникновение в глубь его секретов Пряников допустить не мог. Помимо трупов, под землёй плодородного пшеничного поля его характера прячутся мины. Копнёшь не там - сам останешься ни с чем. Растущая над этими минами пшеница удобряется пеплом из его крематория. Она завлекает возможностью насолить всегда весёлому рыжему уроду с его беспорядочной шевелюрой. И она же губит. Любопытство не грех. Просто любопытной Варваре на базаре нос оторвали, а на пшеничном поле оставили без рук, ног и головы. Вот такая вот сказочка. Но на этот раз всё намного серьёзнее. Иначе Вова не обнаружил бы своего товарища здесь. И Елин имеет ввиду не детскую площадку и качели. Под "здесь" подразумевается бездна отчаяния и безумия, от падения в глубь которой Кирилла держит разве что гордость. И Вова не знает, кто толкнул туда Пряникова. А самое главное, как его оттуда вытаскивать, он тоже без понятия. - Давай поговорим. К чёрту гордость, думает Кирилл. Слава богу, выдыхает про себя Вова, когда видит, как из глаз Кирилла перестают течь бесконечные слёзы, а полупустой взгляд проясняется. Каждое слова с запинкой, каждое предложение с восклицательным знаком, но никаких ругательств в сторону судьбы, Бога и времени. Нелепо жаловаться на чью-то жестокость, на чьё-то безразличие, на то, как кто-то чётко выполняет свою задачу. Конечно, потеря дорогого человека стала ударом для Кирилла, но он готовил себя к этому дню вот уже девять лет с тех пор, как его матери подтвердили ишемическую болезнь сердца. Любой полувздох и полукрик может стать последним, говорила она. Но это совсем не повод так переживать. Мы люди - уходящие и приходящие. Нам надо принять то, что пришедший однажды обязательно уйдёт. И пусть не вы встречали этого человека на пороге своей жизни, вам его провожать. Об этом не стоит переживать и мучить себя подобными мыслями, но надо быть готовым к тому дню, когда важный для вас человек, не взяв ничего из ранее принесённого багажа, уйдёт, даже не махнув на прощанье рукой. В этот час он нужен в другом месте и ему стоит поспешить. Не задерживайте его понапрасну, сожалея о его утрате. Не заставляйте его стыдиться того, что он оставляет вас. Это не его вина. Отпустите же. Пусть идёт. Опаздывать не хорошо, правда же? И Кирилл отпустит. На улице не было ни снега, ни дождя ни ветра, ни бурана. Это слёзы капали из глаз. Это же нормально, да? Этот скелет Кирилл тоже когда-нибудь сожжёт, пепел уложит в красивую вазу и осторожно поставит эту вещь на стол в уютной беседке среди своего пшеничного поля. Сюда никто не войдёт: не желающий ранить, не желающий пожалеть. Это его маленькая церковь, в которой он будет ставить свечу за здравие и упокой, молится и исповедоваться. Пряников отпустил свою маму, но частичку души и характера, что она ему подарила, он будет оберегать трепетно и нежно. В тот самый день Кирилл был одет в свитер крупной вязки цвета июля. Когда-то мама связала ему этот свитер, говоря, что Пряникову очень подходит этот цвет. Вова считает, что эта чудная женщина была абсолютно права. Вишнёвый цвет действительно подходит к его счастливому лицу.