Увечье

Венину спину будто по своей воле дугой выгнуло, когда ответно-томно тело его поднялось с жесткой деревянной скамьи. В груди настойчиво трепетало и вибрировало залпами жара. Только жар существовал, ни слуха не осталось, ни зрения. Веня молчал, словно до сих пор про себя шептал «Григорий». Словно не успел понять, когда с уст шепотом бездумным сорвалось «Гриша, Гриша», и в ответ на губы легло влажной печатью тепло. Привкус дешевого пива стал не такой терпкий. Может, тогда тот самый случился миг, сотая часть секунды, когда он впервые не почувствовал отлучения от Отца, соприкоснувшись нутром своим с нутром чужим. Даже напротив. Но ощущение это столь коротким было, что Вениамин его даже не заметил. Застывший в янтаре мгновения, широко распахнувши глаза и рот, огромными рыбьими глазами Гриша смотрел. Раскрыта изувеченная душа, и русые ресницы радужки серо-синие оттеняют – там внутри вера с любовью плескают, сплетаясь потоками. Но не те это вера с любовью, что Вениамину нужны были. Поэтому Вениамин не позволит себе слабины. Он воплотит в себе резкую, ломаную страхом судорогу, что заставит отпрянуть его назад с криком «Какого черта!». Тяжело дыша, он праведным гневом затем вспыхнет да так загорится, что боле не увидит ничего вокруг. Ни как голову Гриша стыдливо опустил, доверчиво обнажив воробьиный затылок, ни как трясет его долговязое тело в расскаянии. Ни как влюбленность его увечная трепыхается, сжимаясь вокруг себя, удушаясь в болезненном клубке отвержения. Он виновен в том, что попытался осквернить, сделать Вениамина частью своего греха. Удалось Иуде спрятать чернь за белоснежными одеждами. В черни тело вязло Гришино, гуталином изуродованное, чернью съедены были бледные тонкие руки, что Вени касались, ноги длинные, чьи изгибы Веня оглаживал священным писанием. Она душила — глотку капканом схлопывала, не позволяя сделать полной грудью вдох. Грех либо изгони, либо вечность от него страдай. Чернь же смоет кровь лишь. Проступок только жертва искупит. Почему-то Венина рука, сжав камень, не дрожала. В конце концов, Бог всё видит.