Это было больше него, больше его тела, оно возвышалось, парило, окружало. В его руках горел мир, и всё в этом мире было подвластно его воле. И ничто не могло ему помешать. – Ковальски, я приказываю объясниться немедленно! Твою мать… Это… – Это потрясающе, да ведь?!
***
Всё началось ранней осенью. Ковальски вёл себя необычайно нервозно и в то же время радостно, а по радио и телевизору крутили новости о грядущем выступлении поп-дивы леди Дорис. И всем на базе «Пингвинов» было понятно: Ковальски в лепёшку расшибётся, но попадёт на концерт. Так что Шкипер в тот вечер просто тяжело вздохнул, чувствуя себя отцом-одиночкой безмозглого влюблённого подростка, и, как подобает родителю в такой ситуации, просто попросил быть на связи. Ковальски раздражённо заверил его, что всё будет в порядке, отсалютовал и отбыл. Беспокоиться стали наутро, не обнаружив лейтенанта в кровати. Шкипер почти не удивился, когда телефон незадачливого Дон Жуана сообщил, что абонент недоступен для звонка. Он знал, что концерт проходил в Доме оперы Говарда Гилмана, и обзвонил ближайшие полицейские участки, а затем – пару больниц: ту, куда доставляют из центрального Бруклина, и ту, куда коммандо обращается обычно. Никакой информации о поступлении невменяемой каланчи с польской фамилией ни в одном из этих мест не дали. Вот тогда настала пора нервничать. Не особо дружащий с замороченной техникой Шкипер был вынужден копаться в рабочем компьютере Ковальски, выискивая на карте Нью-Йорка и ближайших городов метку персонального пеленгатора. Когда и она не обнаружилась, стали колесить по улицам и злачным закоулкам Бруклина, опрашивали служащих оперного театра, лично проверяли полицейские участки и больницы, но сутки беспрерывных поисков не увенчались успехом. В конце концов, команда предстала перед неутешительным фактом: Ковальски похитили. Конечно, это стало очевидно уже тогда, когда спутниковая связь не обнаружила сигнала маячка: тот не мог пропасть просто так, его могли только заглушить. Но Шкипер до последнего не хотел верить в худшее. Брезжил рассвет, играл в стёклах припаркованной у заправки машины. Бессонная ночь и безрезультатные поиски давили на психику, и, когда за спиной Шкипер услышал тихое: «Сэр, наш Ковальски… Его ведь похитили, да?» – ему вдруг очень сильно захотелось ударить Рядового. Вместо этого он с остервенением хлопнул ладонью по оплётке руля. Он прекрасно помнил, когда в последний раз его ледяной водой окатывала эта смесь чувств: досады, разочарования, гнева, страха. Он был зол на себя за то, что не досмотрел, не предвидел, не уберёг, на своего бойца – за то, что тот забыл, чему его учили, не почуял опасности и позволил этому случиться, на похитителя – за… Ну, это и так понятно. Он прекрасно помнил когда, но лучше бы ещё столько же не вспоминал. По возвращении на базу Шкипер принял тяжёлое для своего самолюбия решение – выходить на связь с «Северным Ветром». В последнюю очередь он хотел бы просить о помощи тех, кого называл «заносчивыми столичными модниками», но глупо было бы отрицать, что за этими ребятами техническое превосходство. Когда коммандо спасала Рядового, их помощь оказалась неоценима. У Шкипера не оставалось других вариантов: мозг их команды пропал, чего с ним никогда не случалось по его воле, как бы он ни клял свою работу и своё начальство. И, чёрт возьми, при всех сложившихся обстоятельствах у них имелось совсем не много вариантов, кто мог приложить руку к исчезновению Ковальски. Получив исчерпывающую информацию, главный штаб НМА дал добро на сотрудничество опергрупп. – Почему именно он? – поинтересовался Классифайд, проглядев переданные «Пингвинами» файлы. – По ряду причин. Первое: у него личное к Ковальски – хрен знает, что там за дело, но это факт. Второе: у него достаточно технических приблуд, чтобы глушить сигналы такого рода – он вообще мастер замаскировать слона на видном месте. И третье: я нутром чую, что это его скользких лап дело. – Убедил, последний пункт просто не оставил места сомнениям, – иронически отозвался Классифайд. – Доктор Блоухол, значит… Хорошо, мы сделаем всё, что в наших силах. Обе команды согласились, что, пока что-то не прояснится, не стоит тратить время на перелёты из штата в штат, так как куда эффективнее «Северный ветер» мог работать из своей высокотехнологичной базы. За ночь потенциально бессознательное тело нельзя было незаметно переправить на самолёте. Учитывая ещё и то, во сколько Ковальски видели в последний раз, круг поиска ограничивался штатом Нью-Йорк. Пару раз Шкипер и его солдаты делали разведывательные выезды по следам злого учёного, которые находили «Северный ветер», но впустую. Блоухол явно не хотел в этот раз, чтобы его так просто нашли. Шла вторая неделя безуспешных поисков, нервы команды были на пределе. – Шкипер, нам письмо! – сбегая по лестнице в подвал, выкрикнул Рядовой. В последнее время командир «Пингвинов» дневал и ночевал перед монитором компьютера, и если он поднимался зачем-то в дом, то как можно скорее спешил вернуться в штаб, боясь пропустить какую-то новость от коллег. Рико носил ему еду и исправно менял кофейники, а Рядовой решал всевозможные вопросы с любопытными соседями. – Что, где?! – только-только задремавший Шкипер подорвался на своём кресле, хватаясь за мышь. – Нет, не от ребят. Вот, – молодой человек протянул Шкиперу конверт. Классифайд ответил на звонок практически сразу же. – Никаких новостей, к сожалению. – Их есть у нас, – Шкипер торжественно помахал перед камерой листком бумаги. – Пришло сегодня ночью. Никаких опознавательных знаков и адреса отправителя. – Что пишут? – напрягся агент. – Чёрт их разберёт, – Шкипер развернул бумагу, чтобы Классифайду было видно содержание послания. – Похоже на шифр. – Ты невероятно проницателен. – Не язви, а отправь нам копию. Ева посмотрит, что можно сделать. – Ещё вчера. Ева резюмировала, что шифр довольно хитрый – ей потребовалось чуть менее шести часов. В послании оказались координаты: искомая точка – в нескольких десятках миль к западу от Нью-Йорка. По данным спутника в округе не было ничего – только леса и поля, и именно поэтому всем стало понятно: это именно то, что они искали. Оговорив место сбора, отряды поднялись в ружьё. Им предстоял штурм. – Я изучила чертежи типовых зарегистрированных бункеров, которые чаще всего встречаются на территории вашего штата, – звучал голос Евы в машине коммандо. – Вероятность того, что именно этот совпадёт с усреднённым вариантом, который я выслала, незначительна. Но это всё, что можно сделать в такие сроки. – Мы объезжаем периметр, – сухо инструктировал Классифайд. – На карте есть два теоретических подъезда к искомой точке. Убедимся на практике, что это так. Съезжаем с дороги, маскируем машины, оставляем датчики слежения, к точке идём своим ходом. Ева будет получать с них информацию. Если обнаружит признаки приближения противника, сигнализирует нам. – Понял тебя, – отозвался Шкипер. – Штаб отчитался, что готов выслать подкрепление в любой момент. – Да неужели?.. – хмыкнул командир «Северного ветра». – Неужто этот доктор представляет такой интерес для НМО, что они захотели пошевелиться лишний раз? – Обычно они охотятся за его оборудованием. Им важно, чтобы мы не разнесли всё в щепки, пока они не заберут, что хотят. – Это многое объясняет. Ладно, не до трёпа. Когда расстояние позволит, Ева запустит дронов. Если будут новости, сообщим. Конец связи. После сканирования ландшафта обнаружился и второй путь вниз в паре сотен ярдов от первого, значительно превосходящий его по площади – грузовой подъёмник. Порох остался его минировать. Рико заложил С-4 у основного входа. Все заняли позиции. – Готовность на пять, – раздался в активных наушниках голос Классифайда. Окончание обратного отсчёта ознаменовал взрыв. Первой в открывшийся проём полетела светошумовая граната. Спуск свободен – штурм начался. «Лежать мордой в пол, ведём огонь на поражение!» – ударился о бетонные стены крик Шкипера. Рассредоточились по нулевому уровню. Двигались парами. Дезориентированные светошумовой гранатой охранники сдались почти без сопротивления, остальные затаились по комнатам и вели оттуда огонь. Часть из них была застрелена, часть ранена – захват шёл своим чередом. Заняв комнату управления, Ева обесточила все двери и грузовой подъёмник. Порох тут же получил новые инструкции, оставил прежнюю точку и переместился к главному входу – под прикрытием уцелевших стен следить за обстановкой снаружи. Спускались вниз на лифте, потому что лестницы оказались давно демонтированы. С камер наблюдения Ева держала под контролем перемещение агентов Блоухола. По большей части на первом уровне находились простые работники, потому среди них воцарилась паника. Классифайд и Капрал оставили этот уровень на себя, а Шкипер, Рядовой и Рико двинулись в свою очередь на следующий. Ева со своей позиции старалась усмотреть за всеми мониторами сразу, направляя оперативников. «Пингвин-один, ваш уровень не весь охвачен камерами, будьте осторожны, приём». «Понял, Ветер-два, приём». На втором уровне располагалось больше стратегически важных точек, за которыми закреплена охрана. Рядового оставили у лифта, чтобы не дать агентам Блоухола и шанса на диверсию. Рико и Шкипер «крест-накрест» двигались по бесконечным коридорам, методично зачищая одно помещение за другим. «Ветер-один, трое движутся к заложникам. Северный коридор, приём». «Принято, Ветер-два, приём». Уровнем выше точно так же работали Классифайд и Капрал. Сдавшихся агентов запирали в комнатах, защищённых ключ-картами, и ломали панель управления, чтобы выйти не мог никто, даже если предусмотрительно припрятал у себя лишнюю карту. «Ветер-один, Пингвин-один, внимание, агенты догадались ослеплять камеры, приём». «С-суки догадливые… Принято, Ветер-два». «Спасибо, Ветер-два, приём». Во внутреннем канале связи мелькали короткие типовые фразы: «Чисто, вперёд», «Задержка!», «Прикрываю», «Держу», «Двигаюсь». «Ветер-два, видишь, что от нас на три часа? Приём». «Нет камер, Пингвин-один. Что-то не так? Приём». «Дверь не автоматическая, гидравлика, приём». «Пингвин-один, первый уровень – угроза ликвидирована. Помощь нужна? Приём». «Оставайтесь на месте, Ветер-один, справимся сами. Вскрываем, приём». «Принято, Пингвин-один». «Пингвин-четыре, доложить обстановку, приём». «В шахте лифта тихо, сэр, приём». Короткий взрыв снял дверь с петель, Рико освободил проход, а Шкипер открыл огонь по забаррикадировавшимся агентам Блоухола. Они оказались в зоне содержания. «Пингвин-один, докладывайте, приём». Шкипер едва совладал с эмоциями, чтобы не выругаться. В одной из камер был Ковальски. Внешне тот казался целым и здоровым, разве что страшно усталым. Командир почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение, когда первым, что он от Ковальски услышал, было: – Внизу ещё два уровня, на следующем – серверная, а на нижнем его личная лаборатория. Я хочу забрать данные исследований. – Вот это я называю моя выучка, парни! – гордо воскликнул Шкипер и размашисто хлопнул по плечу своего лейтенанта. – Даже в плену и информацию о противнике разведает, и весточку подаст о себе сослуживцам! Добро, выдвигаемся. – Поздравляем, Пингвин-один, - облегчённо раздалось в канале связи. Ковальски с сомнением глянул на командира, но, раньше чем он успел что-то сказать, его отвлёк Рико, сунувший ему под нос бронежилет и запасной пистолет. Лифт минул предпоследний уровень, и место, которое предстало перед ними, когда двери открылись… выглядело разочаровывающе обычным для того, что именуется лабораторией злого гения вроде Блоухола. – Э-это ещё что за компьютерный класс? – недоумённо протянул Шкипер, разглядывая «нижний уровень», который представлял собой одно, хоть и вполне большое помещение, заставленное техникой и увитое проводами и кабелями. Ковальски не стал тратить время на объяснения и двинулся к самому внушительному, но такому же разочаровывающе обычному на вид компьютеру. – Ладно, мы с Рико на уровень выше, зачистим, если есть кого. Рядовой, присмотри за ним, чтобы он… не знаю, об провода не споткнулся. Пересмеиваясь, Рико и Шкипер скрылись в лифте, а Рядовой, откровенно говоря, был рад своему заданию. И увидеть наконец Ковальски он был тоже очень рад. К сожалению, работа поглотила того слишком быстро, и на расспросы младшего сослуживца он внимания не обращал, как будто остался в лаборатории один. Несколько часов кряду он перебегал между компьютерами и надолго зависал у стеллажей, перебирая непонятные железяки, что-то собирал, подключал, таскал провода и кабели и иногда ругался. Рядовой немного расстроился, что его игнорируют и не просят о помощи, но принял это: на заданиях времени было мало, каждый выполнял свою работу сам и как можно скорее – эмоциям тут не оставалось места. Пусть даже задание теперь выдалось необычным, ведь ещё несколько часов назад в машине он с замиранием сердца поглядывал на бледного и мрачного Шкипера, вертящего в руках потрёпанный блокнот, и думал, что с их Ковальски уже могло случиться самое плохое. Он просто радовался тихо в душе, что всё теперь в порядке, и был убеждён, что, когда они вернутся домой, Ковальски станет прежним. Невероятно довольные собой и друг другом командиры отрядов решили отметить триумфальное окончание миссии. Как-никак их совместными усилиями была захвачена база Блоухола с его разработками и сотрудниками – отчёты могли и подождать. Всё прошло до смешного гладко. Однако Ковальски не разделял их энтузиазма. – Эй, суровый парень, ты как? Выглядишь, будто неделю в клетке держали. – Ха. Ха. Ха, – раздельно произнёс Ковальски. – Ну-у, насупился, – Ева поставила стакан на стол и села рядом, – постарайся расслабиться. Всё позади. Глотнёшь? – Она кивнула на своё пиво. – Не настроен на алкоголь. – В квартале отсюда неплохой отель, если что. – Нет, я не в том состоянии. Ева пожала плечами, отпивая из высокого пузатого стакана. Первое время они и правда пытались построить отношения, но довольно скоро обоюдно сошлись на том, что ничего у них не выйдет. Гораздо интереснее им оказалось просто общаться: делиться новыми научными статьями и замечаниями на тему, обсуждать и осуждать чужие исследования, всё-таки оба понимали боль друг друга от невозможности открыто публиковать свои работы. А ещё очень удобно, если на случай необходимости есть партнёр, которого можно не подозревать в работе на врага и наличии заболеваний, передающихся половым путём. – Давно спал? – спросила Ева, внимательно разглядывая лейтенанта. – Не помню. Не было возможности отслеживать время, – Ковальски не смотрел на неё – рассеянным взглядом он упёрся в столешницу. – Мне не давали уснуть. Кололи что-то. Амфетамины, наверное. – Хочешь поговорить об этом? – осторожно спросила женщина. – Нет. – Когда вернёшься, обратись за помощью к руководству. Они дадут тебе психолога. – Разберусь. – Может, хотя бы в машине поспишь? – Шкипер не выпустит с глаз. Спрашивал уже о том, чтобы взять такси до базы – он сказал, что даже в уборную здесь под присмотром буду ходить. – Да душка! – натянуто усмехнулась Ева. – Да и довезти их кто-то должен, чтобы не бросать тут машину с арсеналом. Скажи лучше, у тебя есть с собой что-то, на чём можно поработать? – Ноутбук в машине. – Пойдёт. – Возьми ещё беруши. Помогает.***
Шли дни, а всё свободное время Ковальски проводил в лаборатории. И это могло бы вовсе не показаться чем-то странным, но он буквально отказывался оттуда выходить. Сколько бы Шкипер ни нагружал его днём, следующим утром выяснялось, что лейтенант провёл очередную ночь без сна. Когда командир взял под личный контроль открывание и закрывание двери в подвал, лейтенант сидел за ноутбуком. Когда его лишили ноутбука – и телефона на всякий случай, – он писал. Исписывал пачки листов для печати, склеивал их скотчем, собирая чертежи, как мозаику. Со временем стало понятно всем: что-то с Ковальски не так. – Слушай, твой умник, конечно, всегда был странным, но он, кажется, сильно поссорился с самим собой. Он чуть не разнёс мою танцевательную приставку, вместо того чтобы заставить её работать, – заговорщически поделился со Шкипером Джулиан. – Уоу-уоу, я просто сказала, что раньше он внимательнее относился к смене одежды, зачем так орать? Какая муха его укусила, поговори с ним, что ли, когда он придёт?! – в негодовании кричала ему в трубку Марлин. Но Ковальски не хотел разговаривать. По его мнению, всё было просто замечательно, это люди вокруг внезапно решили начать к нему придираться. Шкипер же поначалу делал скидку на то, что его боец провёл около двух недель в плену у неуравновешенного психопата. Шкипер делал скидку и на то, что Блоухол, если так можно выразиться, более успешный конкурент Ковальски в научных изысканиях, а значит, тесное взаимодействие с ним могло подорвать самооценку невротичного учёного. И он не устраивал разборок. Но время шло, а Ковальски становился всё менее и менее общительным, всё более и более раздражённым, и, когда его отвлекали от работы, он смотрел как-то неправильно, как-то нехорошо. Лейтенанта словно подменили, Шкипер терял над ним контроль, и эта мысль заставляла его тихо сходить с ума. – Скажи то, что только Ковальски знает! – выпалил он, направляя свет лампы в лицо своего лейтенанта. Тот закрылся руками, морщась от стрельнувшей головной боли. – Шкипер, может, не надо? – едва слышно вмешался Рядовой, но Рико его одёрнул. – Молча-ать! А ты – говори со мной, ты робот-двойник?! Злобный клон?! – Я не двойник, Шкипер, и не клон, – раздражённо отозвался Ковальски. – Какой, чёрт возьми, смысл мне говорить то, что знаю только я, если никто не сможет это подтвердить или опровергнуть? Это не имеет грёбаного смысла! – Следи за языком! И скажи то, что знаешь только ты и кто-то из нас. Лампа ослепляла воспалённые от бессонницы глаза, весь мир за её пределами казался чёрным. Но Ковальски направил взгляд туда, откуда – он знал – смотрел на него Шкипер. – Это знают все здесь присутствующие и никто больше, потому что я лично переводил на свидетелей амнезиак класса С, чтобы никто не вспомнил, насколько же ты гибкий и пластичный для танцев с лентами в балетной пачке, – он зло усмехнулся. Рико не удержался и прыснул в кулак, Рядовой вмиг покраснел, а Шкипер поперхнулся. – Это достаточно конфиденциальная информация, чтобы я мог теперь идти? Командующий офицер довольно быстро поборол гнев и смущение, усилием воли он смог вернуть себе дар речи. – Хорошо. Бойцы, оставьте нас. И общий свет включите. Шкипер отвёл в сторону плафон лампы и сел перед Ковальски на стул. Он дождался, когда наверху закроется дверь, и устало спросил: – Ну ответь мне, что с тобой такое? Долго это будет продолжаться? Только сейчас он заметил, что лейтенант при внешнем спокойствии нервозно дёргает ногой и перебирает пальцами под столом. Ковальски помолчал некоторое время и, наконец, произнёс: – Мне нужен отпуск. – Хорошо, подожди ещё месяц. Нам нужно закрыть квартал, отчитаться, и мы свободны. Ещё две короткие вылазки, и мы поедем все вместе, куда ты сам скажешь. – Ты не понял. Я прошу тебя подписать моё заявление. – Нет, – негромко, но безапелляционно отрезал Шкипер, – одного я тебя никуда не пущу. Мы не плаваем в одиночку, компадре, забыл? – Шкипер, если ты не сделаешь это… – Вопрос закрыт, Ковальски, – скрестив руки, командир «Пингвинов» откинулся на спинку стула. – Вам нужно собраться, взять себя в руки. Вылет через неделю, вы должны быть в форме. Я серьёзно, вы хоть сейчас можете искать билеты. Поедем на какой-нибудь райский остров, и вы отогреете свой остеохондроз на пляже и растворите свою ипохондрию в солёной воде. Парни тоже… – Я не хочу никуда ехать! – Ковальски сорвался со своего места. – Я просто хочу работать, чтобы никто не лез со своими идиотскими замечаниями и предложениями! Вы вечно суёте свой нос, тебе вечно надо вставить мне палки в колёса! Ты и так сломал мою жизнь, я по брови испоганил свою репутацию работой на вас и потратил столько бесценного времени! Мне плевать, подпишешь ты эту чёртову бумагу или нет, но я не позволю тебе больше быть моим кукловодом! Он взбежал по лестнице и громко хлопнул дверью подвала. Понимая, что Шкипер не даст своего согласия, Ковальски обратился напрямую в штаб. Он объяснил майору, курирующему их и ещё несколько отрядов, что нахождение в плену сказалось на нём сильнее, чем он предполагал месяц назад, и просил о неоплачиваемом отпуске на восстановление сил. То, что Ковальски довольно сильно помог их агентам в дешифровке захваченных исследований Блоухола, а также то, что он не просил оплачивать реабилитацию, позволило ему таки получить заветную подпись, обойдя непосредственного начальника. Шкипер был в ярости и даже не вышел из кабинета попрощаться, когда Ковальски уезжал. И, казалось, от всей этой ситуации страдал, как обычно, больше всех Рядовой. Он пытался объяснить лейтенанту, что Шкипер страшно переживает за него, но тот словно мыслями находился уже совсем в другом месте – дежурно улыбался и якобы понимающе кивал. Рядовой успокаивал себя тем, что незадолго до отъезда Ковальски полегчало, он повеселел и оживился. В конечном итоге ему удалось лишь вытянуть из сослуживца обещание, что они будут списываться или созваниваться раз в несколько дней и обмениваться новостями, чтобы они за него не переживали. Эта ситуация сильно напоминала Рядовому другую, когда офицеры так же сильно разругались. Сказать по правде, с тех самых пор конфликта подобного масштаба у них не случалось. Но если тогда Ковальски был тут, рядом, и искренне раскаивался, желал всё наладить, то теперь дела обстояли куда хуже.***
Ковальски рассказывал, что отправился на остров Гардинерс, снял там домик и почти всё время читал, работал или спал. Иногда прогуливался близ леса или по дороге вдоль бесконечных полей. Модем ловил плохо, поэтому он часто оставался без сети, но ему было даже комфортно в этом уединении и унылой осенней атмосфере первых английских поселений. Он говорил быстро, страстно и много, как будто горел на месте от энтузиазма, и Рядовой искренне радовался, что отпуск идёт ему на пользу. Иногда Ковальски присылал фотографии природы и дома, которые Рядовой спешил показать Шкиперу. Как тот ни воротил нос, но в такие моменты Рядовой чувствовал, что командир успокаивается, получая подтверждение, что с Ковальски всё в порядке. А потом он пропал. И в тот день, когда отпуск заканчивался и он должен был оправляться обратно на базу, от него не было ни слуху ни духу. И пару дней спустя тоже. И, несмотря на весь ужас, что вызвала эта новость у команды, в глубине души они все могли признаться, что не были удивлены, когда выяснилось, что ни один долговязый поляк не снимал домика на острове Гардинерс. Они приложили немало усилий, смогли определить место, где делались фотографии. Принадлежали те местному жителю и лежали на его страничке в соцсети в общем доступе. А места, откуда они отправлялись, всё время были разными, не имели никакой системы, и уж точно не находились на этом острове. Рядовой тогда думал, что ещё ни разу ему не приходилось так краснеть перед командиром. Он умолял, но Шкипер был в такой ярости, что никакие воззвания трезвого рассудка не могли вернуть его обратно на землю. Он наотрез отказался в этот раз контактировать с «Северным ветром» и тем более информировать об очередном ЧП главный штаб. Слушая его полные гнева и досады речи, Рядовой понимал, что командиру ещё и ужасно стыдно обращаться теперь к кому-то за помощью. Ему и самому было бы стыдно. Пеленгатор вновь предательски молчал о месторасположении лейтенанта, и, скрипя зубами, Шкипер вдруг сказал, что знает, где нужно искать.