Дождь разбил, раздербанил вдрызг Хрусталем по асфальту боль. Я судьбы своей сценарист, Но тебе не по нраву роль.
В первой и третьей строках плохие рифмы. Слава мрачно смотрит на текст, нацарапанный на куске блокнота, старого, с потертым логотипом Колы, залитого дешевым чаем. На таких всегда пишутся лучшие тексты. И похуй на эти двойные оксимироновские рифмовки. Важна не форма, а содержание. Слава в этом уверен, как и в том, что художник должен страдать и глубоко сопереживать этому миру. Эмпатия, хули. Только русская душа может понять и впитать эту вселенскую скорбь, выходцам из Лондона не понять – этими снобами правят рифмы. Витиеватые, пустые, холодные, за красотой слога теряется посыл души. Слава в этом тоже уверен, хотя внутренний голос настойчиво говорит, что можно и совмещать, но Слава ебет его в рот, и оставляет строку как есть. Из чувства внутреннего протеста. Слава так делает всегда. Ибо нехуй, знаете ли, загонять поэта в рамки. Поэт сам знает, где рифма хорошая, а где двойная. «Я здесь автор, мне решать какую книгу я пишу», - в голове всплывает чужая строчка. - Вот именно, - думает Слава и зачем-то рвет на куски почти законченный уже текст. Дерьмо. Что за чушь лезет в голову про питерские дожди и чужие роли? В последнее время на лирику и сладкое тянет так часто, как не тянуло даже в период, когда он активно закидывал в себя весь ассортимент местных барыг. Славное было время. Жаль здоровье не позволяет продлить его еще на чуть-чуть. Печенка уже отсохла, и Слава морщится, глотнув чай. Такой же дерьмовый как его рифмы. Зато дешевый и утоляет жажду. С в о е в р е м е н н о. Не надо заваривать по науке, выжидать, наливать в специальную чашку и чопорно отклянчивать пальчик чуть в сторону, когда пьешь это великолепие из отборных листьев, как сказано в рекламе, и строишь из себя представителя голубых кровей. Нет, он не такой. Он знает, что за каждым отборным листом стоят дни тяжелого, в прошлом рабского труда, чтобы кто-то выебнулся сначала в рекламе, а после на кухне. Поэтому Слава пьет дешевый чай из пакетиков даже сейчас, когда бабки есть. Из чувства внутреннего протеста. В чае, который он пьет от чая одно название да и только, зато ни капли пафоса и чужих стертых мозолей. Славе от этого хорошо. Такой вот чаек из веника можно и выпить, еще на два раза пакета хватит. А текст можно доделать потом. И без этой странной хуйни про питерский дождь и чужие роли. Из чувства внутреннего протеста.***
В день баттла моросило. Несмотря на летнюю пору года небо Санкт-Петербурга насупилось и ревело. А Славу трясло. Мелкой поганой дрожью, пробирающей до костей, стягивающей в узлы окончания нервных волокон. Потом он будет орать Окси в лицо, что тот терял на нервах ганглии. Но если быть до конца честным, то весь год от момента твитта, изменившего его жизнь, и до последнего голоса судей, терял ганглии на нервах он сам. Сейчас, когда воспоминания об этом дне изглоданы до дыр и трещин, он думает, какая же это тупая строчка. Как можно терять на нервах нервы? Ганглии собственно и являются скоплением нервных клеток, тавтология и херабора, а еще баттлил жида за худой отпечаток плеча и ddos. Впрочем, как там вещали великие? Победителей не судят. Но Слава судил. Жестко, безжалостно, как умел. Грыз и ел поедом, до обкусанных до крови заусениц, до красных отметин от пластин ногтей на тыльной стороне своих ладоней. Потому что было н е и д е а л ь н о. Славе всегда было похуй на эту пижонскую и д е а л ь н о с т ь. Что в рифмах, что в шмотках, что в сведении треков. В пизду. Главное душа, смысл, посыл, семантика, ебать ее в рот, и русская хтонь. Но в тот день он баттлил Мирона Яновича Федорова и все должно было быть и д е а л ь н о. Особенно его текст на того, кто наглаживает рубашки до отсутствия даже мелких складочек в области рукавов и воротника. Кто бреется так, что не остается ни волосинки. Кто складывает слова в трехмерные рифмы и даже, проигрывая пять ноль, снисходительно смотрит на оппонента. Это баттл-реп, пацаны, все нормально. И кто отказывается высокомерной сукой настолько, что на публику не хочет пить из одной бутылки, кто не пожал руку до и пожал только по просьбе Замая после. Вот для него надо было сделать все и д е а л ь н о. Идеальный разъеб. Аргентина-Ямайка. И чтобы пять лет спустя знали все панчи наизусть… и теряли на нервах ганглии. Ёб твою мать. Ничего не было в тот день и д е а л ь н о. Ни его текст, ни его пульс, ни ебанный Федоров, который забил не только на Славу в тот день, но даже на свои ебучие рифмы. Хочешь рассмешить Бога? Расскажи ему о своих планах. У Славы было так много планов. Пинком сбить корону с башки жида, доказать всем, что он, Слава, лучший, а прежде всего той части свой души, которая из чувства внутреннего протеста протестовала против протеста против всего этого мещанства, и жаждала славы, бабла и признания авторитетов. Слава совсем не любил эту часть себя, но она ссылалась на чувство внутреннего протеста, и Слава соглашался. Да, он хотел. Он п л а н и р о в а л разъебать. Планировал доказать себе и всем, что он тоже не лыком шит, и нельзя игнорировать его диссы и его твиттер, и его роль в игре. Его попытки войти в ближний круг. Якобы через угар, но достаточно откровенные в своей очевидности под всей этой баттловой шелухой. Все ОН выкупал. Просто высокомерная сука, которая сделала литературной фигурой собственный пуп и за это же поплатилась. Слава не был доволен текстом. Посредственно и банально. Он не признает под пытками, что жид был достоин строк и получше – без стыдных ганглиев, отпечатков плеча, стволов в парке и гандонов в монастыре. Однако же Слава разъебал. Подал убедительно, словил кураж и до самого вердикта судей не выходил из роли, и похуй на раны и отклеенный ус. Теперь и у Джокера есть кино, отсоси, император. Слава прошел все стадии чувств к реперу Оксимирону от лава до хейта в порядке от отрицания до принятия. Как и положено в пять злоебучих шагов – с гневом, торгами, депрессией. Не смог только одного – выкинуть нахер из головы. «Ты живешь в моей башке и не платишь за аренду». Дима Шокк его понимал. Дима Шокк был тот еще чертов псих. И жид был ровно таким же, но только хуже. Дима Шокк был психом искренним и душевным. А жид скрытным и хладнокровным. Продуманным на сто шагов и в тоже время внезапным как на жопе чирь. Все в нем было покрыто туманом – от вечной питерской мороси до нагромождения двойных рифмовок и ассонансов. Эта тварь по-английски кидала всех, мутила воду, загадочно молчала и без конца нагнетала интригу. Чем очень не нравилась простой и жаждущей искренних слов и поступков части Славиной души, зато чем-то как-будто бы восхищала другую – холодную и туманную как Альбион. Слава подозревал, что это было из чувства внутреннего протеста к первой, искренней и наивной. Поэтому он не велся и фильтровал. Обратная сторона медали развязывала руки. Слава стал ненавидеть тоже из чувства внутреннего протеста. К былой любви. А не хуй любить недостойных жидов, дутых фигур, спустивших талант на еблю фанаток и порошок. Почему Славу, который и сам не гнушался снюхать дорожку на вписке, так раздражал факт употребления Оксимирона – было загадкой. Впрочем, как и внезапная озабоченность половой жизнью жида – так глубоко Слава старался не рефлексировать. Ну его в пень. Просто девчонок жалко, пора открыть им глаза на мудаков в обличии принцев. А что за этим стоит его собственная обида и разочарованность – лучше не думать. Из чувства внутреннего протеста к ебучей рефлексии всяких пидоров с биполяркой. Слава же не такой. Ему даже с калейдоскопом субличностей в репе смешны диагнозы вроде жидовского. Он их не признает из чувства внутреннего протеста. Да врет Окси все и спит в гробу. Тоже мне граф Отодракула. Слава старался не думать, что отчасти не признает биполярку жида, потому что не хочет верить. В то, что жид не такой уж продуманный и хладнокровный, каким кажется на первый взгляд. Что он не готовился к баттлу как следует именно из-за проблем с башкой. Что годами не выпускает треки и сидит на балконах не потому что ленивый эгоистичный хуй, не уважающий своих же стэнов, а потому что реально болен. И что игнорировал Славу, задрав свой нос, и не подал руки перед баттлом тоже из-за своей шизы заморской, а не потому что такой мудак. Нет, Слава не верил и верить не хотел. Точнее хотел так сильно, что из чувства внутреннего протеста не верил и насмехался. И игнорировал ту часть души, которая восхищалась туманным жидом и его трехмерными рифмами, а еще оправдывала все его пакости биполярным расстройством и даже жалела, что тупой жид не пьет таблетки. С этой частью своей души Слава был в больших контрах. Таблетки не пьют только симулянты. И оправдания жиду нет. Пусть не прикидывается, а отвечает за свой базар и поступки. Рыцарь пацанских понятий, ёпта. От одной мысли, что ебанный Окси «дружил» с Жиганом, но брезговал пить из одной бутылки с тем, кто вынес его пять-ноль, Слава терял все ганглии разом. И ненавидела жида до озноба. В этот раз из-за чувства вселенской несправедливости пополам с уязвленной гордостью. Этого он в своем сценарии не прописывал. В его сценарии Оксимирон был умным и адекватным, с тонкой душой поэта под оболочкой зубастого, дерзкого хейтера и мс. В сценарии Славы Оксимирон держал руку на пульсе, не воротил нос от СловаСпб и от него, Славы, лично. В сценарии Славы Оксимирон был и д е а л ь н ы м, а в жизни – нет. В жизни Оксимирон вертел на хую ось славиных координат. Из чувства внутреннего протеста. Какая-то часть Славиной души, та самая, с которой он в контрах, восхищалась Оксимироном за это тоже. А остальные негодовали. Все, что жид делал с момента своего возведения на трон русского репа одновременно выбешивало и охдаждало славкин жгучий и яркин пыл. Едкая разочарованность переплеталась с унынием и торжеством. Смог таки, выебал, доказал. За всю хуйню, за задранный кверху нос, за мерзкий пафос, за то, что давно не держит на пульсе руку. За все ошибки, за все проёбы. Странно, но легче не становилось. Слава чувствовал себя Геростратом. Да, храм сгорел, вокруг только пепелище. Он пляшет на нем свои грустные танцы, пряча за тонной озлобленных диссов изжогу и привкус пепла. Когда-то ведь все, что ему согревало душу холодными вечерами в далекой Сибири – это огни той самой жидовской империи вне времени и пространства. Слава был самым преданным ее гражданином и самым преданным адептом культа, хоть никогда не имел «гражданства» и не был посвящен в круг избранных и приближенных. И тем не менее он кожей чувствовал, что понимает. Вживался в каждый тот текст, поражался умом, желал сделать всех и разделял каждый проеб жида как свой собственный, а может и ближе, глубже, больнее. Он будто врос в человека за много часовых поясов от него и его Сибири. Лондон, Грин-парк, Кенингтаун, Оксфорд. Слава мог только гуглить про это. Читать как книги про Гарри Поттера. Сказка, фантазия, вымышленный волшебный мир, но так вовлекаешься, что будто живешь в этом мире и видишь глазами его героев. Слава так вовлекался в носатого умненького еврея, который при всей своей далекости и фэнтезийности почему-то казался таким близким и родным, что было немного страшно. Будто завел вымышленных друзей. Но это странное, пустившее корни чувство, которое качало по венам кровь, - чувство необъяснимой привязанности и родства душ, оно одновременно пугало и раскрывало крылья. Оно вдохновляло и наполняло его до краев. Оно давало возможность на похуе относится к булингу и пиздецу, которые творились в жизни. Потому что да что они все понимают? Вот Окси знает все. Он столько умных книг прочитал, он выплетает кружева рифм. Слава знал все тексты наизусть. Лежа в их маленькой на двоих с сестрой захламленной комнате, представлял как где-то в далекой Англии живет человек, внутренний мир которого так далек и так бесконечно близок ему самому, и от этого становилось легко. Легко и спокойно, будто ты не один, есть кто-то такой же крови. И пофиг, что общего ничего. Это внешне. Слава знал, ощущал всем своим существом, что на уровне космоса они с жидом связаны невидимой тонкой нитью. И эта нитка тверже металла. Он знал, что придет этот день, день, когда они с Окси встретятся лицом к лицу, когда звезды сойдутся в нужное время и в нужном месте, и лишние слова будут не нужны. Окси же такой умный. Он тоже поймет все сразу. Признает в нем «своего», такого же как он сам. Не по иногородним шмоткам и не по выебистым двойным рифмам, но по родству творчества и души. А дальше все будет просто – искра, буря, безумие. Они разберутся с его умненьким Окси дальше. Главное ждать и упорно идти к своей цели – переезд в Питер, участие в баттлах, точить скиллы и искать поводы для встречи. Годы наблюдений и ожиданий. Слава непререкаемо верил, что они встретятся лицом к лицу и все случится, но у Вселенной и репера Оксимирона были другие планы. Они оба переиграют сценарий Славика, как им захочется того самим. Из чувства внутреннего протеста. Жид не придет ни на один из баттлов на Слово, не отреагирует ни на одно сообщение Славы, не подаст руку даже при личной встрече. Зато превратится в чсвного мудака, жопу которого отсосут за пару лет хайпа все – от звезд первого эшелона до лоллей в группиз. Подбрось монетку. Слава отчаянно не понимал. Ум издевался на все лады, подкидывая все новые поводы для диссов и доёбок. Разочарованность пропитала его от ног и до макушки как торт пропитывает крем. Сознание будто бы раскололось на две половины. Одна его часть злорадствовала и насмехалась над Оксимироном и самим Славой, с дурацкими наивными мечтами о соулмэйтстве, с рисунками чьего-то римского профиля в старой тетради, спрятанной под подушкой, над первыми в жизни строчками в рифму, на которые вдохновил «Я хейтер», над верой в благословенное звездами рандеву и все это в духе твиттера районной давалки. А другая часть тихо страдала и ныла, а еще робко напоминала, что так показаться ему не могло, что это просто жестокая шутка его судьбы, и что все еще обязательно будет. Ты, главное, Слава, верь. Твоего «лысого принца» просто заколдовали. Какая-то злая ведьма, а может это был и ты сам, когда заклинал его тем, что не признаешь заслуг или считаешь мертвым творцом. Из чувства внутреннего протеста, уязвленной гордости и обиды. Но ведь сработало на ура. Не молчи, скажи мне хоть пару слов. Объясни, черт бы тебя побрал, почему ты такой слепой и тупой говнюк. Почему ты готов впустить в свою жизнь любого пидора из богемы, но не того, кто действительно понимает вообще про что ты. Кто выкупает тебя как личность и как поэта. Кто так преданно много лет тебя ожидал. У Славы так много претензий к Вселенной и реперу Оксимирону. Хотя он вроде переболел уже этим чувством и охладил. Ввел в ремиссию, забил болт, отпустил ситуацию, приложил к ранам подорожник и барбитураты. Но иногда ему кажется, что он готов еще раз сыграть в игру. Из чувства внутреннего протеста. Ведь по теории вероятности шансы все еще были. И Слава верил, что, если продавливать пространство ментальными установками субъективных желаний, периодически подкрепляя их словоформами в треках и диссах, Вселенная все поймет. На репера Оксимирона он не рассчитывал – бесперспективняк. Максимум, что жид сделает – будет косячить ему назло. Иногда у него было ощущение, что если сам он бесил жида диссами и доёбками, то жид в придурковатой личной манере отвечал действием, от которого Славик горел жопным огнем праведного гнева. Такая игра наоборот под названием «выбесить тролля». Жид был азартным. Чего только стоило вынести Микси, «дружбу» с Забэ, Жукова и Аутло. Митинги и уход с букинг мужчин. Отлеты жидовской кукухи были стремительны и глобальны. Империю хоронили почти с таким же энтузиазмом с каким и строили ее с нуля. Слава давно упустил причинно-следственную связь в словах и поступках Окси. Но отмечал странную тенденцию к такой же потере контроля над своей собственной жизнью. Даже и под откос они с жидом катились как-то синхронно, хоть каждый по собственным шпалам и рельсам. Иногда Слава думал, что эти рельсы могут еще раз состыковаться на стрелочном переводе. Платформа 9 и три четверти, пространственно-временное окно, кроличья нора. И он еще раз сыграет в эту игру, но уже так, как хочет, по сценарию, что написал еще очень-очень давно, в холодной и пыльной комнате под первый жидовский микстейп. Он обязательно всех обыграет – и Вселенную, и Мирона. Из чувства внутреннего протеста. Но в небо снова летит монетка с одинаковыми сторонами.