Барбариска

      Тихо. Слышен лишь шелест страниц, которые то и дело аккуратно переворачивают. У одного они старые, неплотные, практически крафтовые, зато нетронутые--они остались практически такими же, как и при покупке. У второго они новые, плотные, практически белоснежные, зато на полях исписанные многочисленными заметками, а текст выделен неоновой оранжевой полосой, которую оставляет за собой текстовыделитель. Один читает в своё удовольствие, второй--по учёбе. Они прозвали это «Вечером мозгового штурма».       Вечер. В спальне включён яркий свет, чтобы не ломать друг другу глаза при чтении. Джотаро лежит на животе в одних домашних штанах, локтями упираясь в простынь, придерживая книгу на уровне глаз. Джорно--полностью одетый, к тому же укутавшийся в одеяло. Слишком сильно мёрз, чтобы повторять дерзость своего мужчины. Сидел, оперевшись спиной о спинку кровати, книгу держал на коленях. Думал о том, как же его всё это задрало. В свой двадцать один год он заочно учился в университете, на специальность, которая была скорее вынужденной, чем желанной. Финансист. Светлое, богатое будущее ожидает его вместе с этой профессией, ты только доучись, пойми, к чёртовой матери, что от тебя хотят--и дело в шляпе. На словах всё легко, а на деле он готов был на стену лезть от объёма работы, которой его загружали. Он сидел над этими гребаными книжками уже около двух часов, и мозг начинал конкретно так плыть: он читал, не понимая, что читает, выделял текст, который ему, в общем-то, и не был нужен, и приятное чувство выполненного долга от того, что он не сидит на пятой точке ровно и хоть что-то делает, сменялось раздражением, да таким сильным, что ещё немного, и оно бы перетекло в самую, что ни на есть, злость. И тут уж он не знает, кто бы пострадал больше: корешок книги, кинутой в стену, или его спина, когда он злобно скатится по кровати, забыв, что съезжать по деревянным поверхностям--идея не лучшая. Джорно со вздохом отложил книгу, переводя взгляд на Джотаро. На его кучерявые чёрные волосы, сосредоточенный взгляд, шею, покрытую золотыми следами от поцелуев, оставленными прошлой ночью самим Джованной, мощную спину, родимое пятно в виде звезды, которое они имели оба… Хм. Мощная спина, говорите? У него появилась одна идея, и от её коварности он улыбнулся--себе же. Джорно пристроился поближе к своему любимому, укладываясь рядом. К спине.  — Джотаро.  — М? — Отозвался Куджо, не поворачиваясь. Всё ещё смотрел в книгу. Быть может, в иной ситуации Джорно это и задело бы, но сейчас подобное игнорирование играло ему только на руку.  — Угадай, что я писать буду. — Джорно хмыкнул.  — Ты издеваешься? — Джотаро, всё же отрываясь от книги, коротко, но строго посмотрел на Джованну. И в таком, казалось бы, привычном, однозначно недовольном взгляде, Джорно научился различать и иные эмоции. Сейчас во взгляде Куджо не читалось настоящее раздражение--скорее просто усталость. Он вздохнул. — Ладно. Валяй. И Джорно «вольнул». Первые пару попыток Джотаро отгадал легко--Джорно написал ему на рёбрах «Коко Джамбо», которое Куджо отгадал ещё при первом «Ко», чуть ниже нарисовалось «Пицца Маргарита», поскольку он внезапно пришёл к мысли, что и вправду был бы непрочь поесть пиццы. Это слово Джотаро отгадал уже на «Мар». Слова эти вырисовывались буквально, оставляя на коже соулмейта золотые следы, которые резво поблёскивали от света люстры. Они сойдут примерно через пару дней, и этого времени Джорно всегда хватало слихвой, чтобы насладиться собственноручно созданными «метками», будто это--его личное достояние. А вот с последним словосочетанием появились трудности. Джорно аккуратно выводил его около шеи, буква за буквой.  — «Люблю»? — Джотаро сделал довольно ленивую попытку, выбрав самый тревиальный и ванильный вариант, не дождавшись и половины словосочетания.  — Мимо. — Джорно ухмыльнулся. Следующая пара букв.  — «Бандероль»? — Создавалось ощущение, будто Джотаро продолжает говорить первое, что пришло в голову.  — Пирожок, у тебя что, варианты заканчиваются? — Ухмылка стала ещё шире. — Мимо. К пятой попытке Куджо сдался, приложившись лицом к страницам книги. А Джорно, гад хитрый, раскрывать карты не захотел.  — Ладно, Джотаро, не кипятись. Завтра подойдёшь к зеркалу, да спросишь: «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я ль на свете всех милее? Всех румяней и умнее?» Ну, а зеркальце в ответ…  В уже смеющегося Джорно полетела подушка.       На утро их игра забылась. Впереди был тяжёлый трудовой день, и мысли были заняты совсем другим. Напоминанием о забытом словосочетании служил лишь крестик, нарисованный на запястье его соулмейтом.  — Как удобно. — И тогда Джотаро охватило любопытство: в конце-концов, чего такого особенного мог написать Джорно, раз он настолько этим гордится, что даже напоминание ему оставил? Это всё было, конечно, глупо. Кто вообще забавляется тем, чтобы вырисовывать на ком-то слова, в их-то возрасте? Ребячество. Но Куджо уже поворачивал плечи к зеркалу, чтобы увидеть написанное хотя бы полубоком. На осознание ещё большей нелепости ситуации Джотаро потребовалось пару секунд, прежде, чем он вздохнул, разочаровываясь в своём парне не то чтобы как в человеке, но как в юмористе точно. «Барбарисовая сосалка» Ещё б «Хуй», блять, написал.