Только один раз

Он проснулся, и некоторые вещи стали нормальными. Во-первых, он был в своем гостиничном номере. Было темно, если не считать зеленого огонька пожарного извещателя, будильника и той раздражающей штуки, которая иногда не давала ему уснуть по ночам, когда он слишком много думал о нём, не успевал выпить или был недостаточно измотан. Во-вторых, он был жив. Он чувствовал, как бьется сердце в груди — сквозь кожу, сухожилия и мышцы, сквозь старую рубашку, которую он надел несколько часов назад. Ту, что была на пять размеров больше, которую он купил у продавца на концерте, когда у него было время пойти к нему, казалось, много лет назад. Но сейчас он не думал о концерте. Он думал о том, что произошло сегодня вечером. О том, чего не происходило. Вот почему он весь в холодном поту и дрожи проснулся, ловя ртом воздух и хватаясь за грудь. Кошмар. Мужчина прекрасно знал, что после этого ему не удастся заснуть. Он не мог успокоить себя настолько, чтобы отдохнуть. Только не после этого. Воспоминания пронеслись в уме, и он чуть не захныкал. Но басист решил этого не делать. Он ведь контролировал свои голосовые связки, не так ли? Убрав с глаз несколько выбившихся прядей почти рыжих волос, басист сделал глубокий вдох — тот, который прервался, потому что он почувствовал пальцы на своем лбу — холодные, как лед, как безжалостная зима, как и его ноги, теперь, когда он почувствовал их снова. Он просто хотел спать. Хотел, чтобы хоть раз не проснулся от ледяного холода. Быть в тепле и безопасности, даже с Богом и, если он сам себе в этом признается… даже счастливым. Только раз. Только на одну ночь. Зеленый огонек будильника показывал 4. В последний раз, когда он смотрел на него, было 2:30. Его мозг начал работать. Может… Может… Скинув ноги в старых пижамных штанах с кровати, Джон Пол вслепую пробрался к двери и убедился, что ключи от номера у него в кармане. Его светло-голубые глаза, казалось, горели. Стоило только открыть их, как становилось все труднее и труднее, когда он ступал в мягкий свет коридора. В конце концов, он устал до смерти. Найдя дверь в комнату Бонэма в конце коридора, через две двери, он обнаружил, что она чуть приоткрыта. Джон Пол слегка улыбнулся про себя. Бонзо никогда не обращал внимания на многое после того, как пил всю ночь напролет. Мужчина вошел, мягко ступая в свет телевизора, который был приглушен на каком-то канале, рекламирующем подержанные автомобили, и обнаружил Бонэма, развалившегося на матрасе, тихо похрапывающего в подушку. Музыкант улыбнулся еще чуть-чуть, но тревога в животе велела ему уйти: «Пусть мужчина спит. Ты не должен быть здесь». Басист повернулся, чтобы еще раз взглянуть, но тут барабанщик зашевелился, ворча себе под нос, еще не открыв глаза. — Джонс? Какого хрена ты тут делаешь? — Бонзо говорил так, словно только что получил сильный удар по горлу. Джон Пол почувствовал себя виноватым, но это не имело большого значения. — Наверное, я что-то искал, — повернулся он, чтобы уйти, во второй раз разочаровавшись и надеясь на то, что он не выглядел идиотом с таким печальным оправданием. Но тут он услышал, как под ногами Бонэма заскрипел матрас. — Господи… Нет, эй. Басист обернулся и увидел, что Бонэм, одетый в старую, изъеденную молью белую футболку, которая не скрывала выпуклости его груди, приподнялся на локте. Его длинные шоколадно-каштановые волосы были в не слишком сильном беспорядке. — Ты пришел сюда за чем-то. Выкладывай, — его глаза были полузакрыты от усталости. — Я думал, ты уже проснулся, — Джон Пол на мгновение прикусил губу, наблюдая, как цвета, отбрасываемые экраном телевизора на лицо Бонэма, мерцают и меняются. — Не мог уснуть. Это действительно глупо, — и он сделал шаг к двери. Бонэм перевел взгляд на руки басиста, а потом на колени. — Кошмар? Вздох. — Да, — музыкант был плохим лжецом и все еще очень потрясен. Еще один шаг назад. — Нет, нет… — барабанщик поднял руку, которая все еще лежала под одеялом, и потянул ее назад. — Да ладно тебе, это же двухспальная кровать. Черт бы побрал этого человека и его способность читать мысли. Бонэм был теплым и мягким, и, действительно, нежным "гигантом". — Черт возьми, ты спишь в холодильнике? Джонс стоял спиной к барабанщику. Рука Бонэма лежала на плече хрупкого басиста, а большая ладонь была поверх его рук. Смех. — Плохое кровообращение. Бонэм крепко сжал руки басиста:  — В твоей жизни неразбериха. Джон Пол закрыл глаза и спрятал лицо под одеяло. Ему нравилось быть в таком беспорядке, когда лицо брюнета утыкалось ему в затылок, а теплое дыхание касалось прохладной кожи. Он почувствовал, как его веки закрылись, не обращая внимания ни на свет телевизора, ни на все еще открытую дверь. В конце концов, он уже спал.