Кое-что о ботинках

Драко Малфоя чрезвычайно раздражали ботинки Джинни Уизли — огромные и поношенные, на толстой платформе, с растрепанными от старости шнурками, они явно достались ей от одного из старших братьев, да еще и выглядели донельзя неряшливо. Впрочем, это определение нельзя было применить к самой Джинни. Драко не сказал бы наверняка, когда именно тощая угловатая девчонка с писклявым голосом, с дырками на мантии и вечно перепачканная чернилами превратилась в яркую, решительную девушку с красивой улыбкой и довольно неплохим чувством юмора, окруженную толпой хохочущих гриффиндорцев, и это тоже приводило Драко в неимоверное раздражение. Потому что он неоднократно ловил себя на мысли, что тоже хочет слушать ее шутки и смеяться над ними, держать ее за руку и, возможно, поцеловать где-нибудь в темной нише, не получив при этом по морде. Драко ненавидел себя за эти мысли. Голос отца в голове, казавшийся донельзя реальным, твердил о том, что Уизли дегенераты и предатели крови, что денег у них кот наплакал и якшаются они с грязнокровками… Призрачный голос матери укоризненно добавлял, что девушкам, одевающимся в обноски, не место рядом с приличным чистокровным волшебником. А еще — что ботинки у Джинни кошмарные. Драко знал это, знал прекрасно, но ему до смерти надоело играть роль надменного сноба, надоело помнить о том, что он Пожиратель и сын Пожирателя, втянутый в игру, правил которой совершенно не понимал… В кои-то веки ему хотелось побыть обычным парнем, который может беззаботно побродить с друзьями по лавке приколов, рассматривая всяческие диковинки, сходить в Хогсмид с девушкой, которая ему нравится, угостить ее мороженым в кафе мадам Паддифут, стараясь не обращать внимания на застиранную мантию спутницы; хотел побыть тем, чьей единственной проблемой являлся «тролль» по трансфигурации, а не вот это вот все. Драко хотел вернуться к нормальной жизни, которой его лишили, забыть про условности — хотя бы на время, но при этом хорошо представлял, какие лица будут у гриффиндорцев, когда он у них на глазах пригласит Джинни в Хогсмид. Ну и пусть. Какая разница, что они там подумают. Когда это Малфои считались с мнением тех, кто значительно ниже по статусу? И вот теперь, околачиваясь в холле перед Большим залом, Драко размышлял над тем, что ей скажет, когда она спустится на обед. И Джинни спустилась — куда ж она денется. И, разумеется, была она не одна, а в компании Демельзы Роббинс и Луны Лавгуд; все трое что-то оживленно обсуждали и казались вполне довольными жизнью, а вот настроение Драко немного испортилось — не друзья у нее, а тихий ужас какой-то… Роббинс еще куда ни шло, но Лавгуд?! Как вообще можно общаться с этой поехавшей? Впрочем, не менять же из-за этого свои планы. Драко решительно шагнул вперед, оказавшись прямо перед девчонками. И тут же пригвоздился к полу под испепеляющим взглядом Джинни. Вот черт. Что он ей скажет? Что он ей скажет?! — Что тебе нужно, Малфой? — Джинни спросила это спокойно, но смерила его таким взглядом, будто увидела особенно отвратительное насекомое. Что ж, трудно было ожидать чего-то иного. — Ты это… — Драко хрипло откашлялся. — У тебя шнурки развязались, знаешь? Джинни машинально бросила взгляд на свои ноги, убедилась, что ничего у нее, конечно, не развязалось, и со скучающим выражением лица уставилась на Малфоя. — Очень смешно. Достойнее шутки не смог придумать? — Я не шучу. Твои шнурки так сильно разлохматились, что кажется, будто они развязаны. — Угу. У тебя все или как? — Нет. К твоим подошвам прилип драконий навоз, так что я теперь в полном праве сказать, что ты ходишь в говнотопах. Джинни вздохнула, посмотрев на него снисходительно, почти философски, как смотрят на совсем уж безнадежных кретинов. — Сегодня явно не твой день, Малфой — даже оскорбление нормальное придумать не можешь. Тебе любой первокурсник даст фору, может, пойдешь и возьмешь у них пару уроков? — она разочарованно отвернулась, намереваясь уйти. Но Драко уже понесло: — Где ты взяла такие жуткие боты, Уизли? Сняла с бомжа на Дрян-аллее? — Послушай-ка сюда, Малфой… — сердито вмешалась Роббинс. — Не трать на это время, Демельза, — покачала головой Джинни. — Ему просто приглянулись мои ботинки — я не раз замечала, как он ими любуется. — А по-моему, ему приглянулась ты, — невозмутимо заметила Лавгуд, и по ее тону нельзя было определить, шутила она или говорила на полном серьезе. Джинни громко фыркнула и прошествовала мимо Малфоя, шаркая огромной обувью и всей своей осанкой показывая, насколько он ей безразличен. Роббинс и Лавгуд отправились следом, а Драко с безошибочной уверенностью понял, что приобрел сходство с перезрелым томатом — так сильно горело его лицо. Неужели его интерес к Уизли настолько заметен? Или у этой неудачницы Лавгуд прорезалось чувство юмора? Драко оставалось только надеяться, что Джинни ее слова не восприняла всерьез — иначе выглядеть он будет еще глупее, чем если бы надел трусы поверх мантии и пришел так на завтрак. А через несколько дней, когда Гриффиндор выиграл матч с Когтевраном, Драко узнал, что Джинни стала встречаться с Поттером, и возненавидел его еще сильнее, чем прежде, хотя сильнее, казалось, некуда. Поттер победил его — снова; все всегда доставалось проклятому Поттеру: слава, почести, кубок по квиддичу, самые популярные в школе девчонки — сначала Чжоу Чанг, а теперь вот Джинни… Поттера даже не волновало, что она нищебродка, что веснушки ее уродливые и что боты она нашла там же, откуда выползла вся семейка Уизли — на ближайшей помойке. Впрочем, в глубине души Драко понимал — и легче от этого, конечно, не становилось, — что единственный, кто оказался на помойке, это он сам, причем по собственной глупости. И Джинни он был не нужен. И денег у него было полно, и мантия с иголочки, и ботинки самой новой модели, вот только люди все равно почему-то тянулись к Поттеру, который донашивал старую обувь кузена, и к Джинни, которая свою вообще у бомжа стащила, а у Драко вместо друзей была парочка подхалимов — настолько тупых, что с ними и поговорить толком не о чем. И в этом уже не получалось винить чьи-то неприглядные башмаки.