Без крыльев

      Почему то, самыми лучшими в моей жизни всегда были те люди, при первой встрече с которыми возникал вопрос: «Вы вообще нормальные?». По крайней мере с Нэтом я познакомился именно так. Первые дни в приюте помню смутно, отрывками. Мальчик, примерно моего возраста, сильно отличающийся от других детей. Он сидел один, ни с кем не играл, только молча строил из конструктора машинки. Когда к нему подошёл я и спросил, можем ли мы поиграть вместе, в ответ услышал: — Нет, ты мне не нравишься. — А ты мне тоже! — обижено проворчал я. Позже оказалось, что мы одинаково боимся и не любим людей. Так и подружились. Это может показаться странным, но мы с Нэтом были друг другу как братья. С другими детьми общаться было трудно, поэтому играли вдвоем. Наши кровати стояли рядом, и в столовой мы тоже садились вместе. Он всегда называл меня именно Дэн, а не Даниэль, считая, что так наши имена будут звучать похоже. Такие моменты я помню прекрасно, хотя жизнь ДО приюта не помню совершенно. Сначала все казалось страшным, мне было около шести лет и я был совсем один. Но потом стало проще. Просто пока у тебя есть тот, с кем можно устроить соревнование бумажных самолётиков через забор, тот, кто перескажет тебе фильм, пока ты стоял в углу наказанный или делится тобой булочкой с маком, говоря каждый раз, что этот последний — вы не можете быть одиноким. Мое поведение в детстве явно желало лучшего. Я был очень вспыльчивый, нетерпеливый и упрямый, но не тогда, когда нужно. Мог броситься на человека, обозвать или оскорбить — это самое меньшее, иногда дрался с другими детьми, даже если повод казался очень глупым. Если слышал громкий стук каблуков по паркету, то был уверен на пятьдесят процентов в том, что сегодня я побываю в углу, а если при этом ещё по всему этажу слышался кромкий крик: «Даниэээль!», то все сто. И я тогда тихонько спускался на первый этаж, вставал в угол между кухней и кладовкой, зная, что все равно попадет. Нэт говорил, что веду себя глупо, но мне было очень сложно себя контролировать. Это что-то вроде защитной реакции: либо я его, либо он меня. Но и Нэт был не самым обычным ребёнком. Из-за каких-то психических отклонений он часто паниковал без повода, причем иногда терял сознание или из носа шла кровь. Мучался от ночных кошмаров и боли в голове. Мог резко поменять настроение, например, если он сейчас был грустный, то через секунду истерически смеялся. Но это было не очень часто, и врачам не было до него никакого дела, ведь по всем остальным признакам Нэт был совершенно здоров. И в общем: нас не любили. Очень сильно. Издевались, обзывали. Я очень злился на них и издевался в ответ. А в десять лет мы познакомились с Лизой, нашей новой мамой. Она пришла только посмотреть на нас всех, сразу мне понравилась, хотя это было удивительно. На вид ей было чуть больше тридцати, свои длинные волосы она заплетала в дреды голубого цвета и очень тепло улыбалась. А ещё у нее был необычный голос, высокий, звонкий, похожий на детский. Мы ей тоже понравились, хотя так и не поняли почему. Когда она спросила, хотим ли мы домой, не привыкший к людской доброте, я попытался как-то её задеть словами, потому что не понимал: она шутит, да? Или мы правда кому-то нужны? Вдруг шутит, что тогда? Но она не шутила. Через пол года мы с Нэтом, потому что соглашались ехать только вместе, поселились в новом доме. У Лизы тоже была не самая весёлая жизнь. Она не могла иметь детей, долго лечилась, но ничего не помогло. С мужем они развелись, а второй раз выходить замуж она не захотела. Благодаря своему голосу стала озвучивать мультфильмы и иностранные сериалы, купила дом, собаку, а через несколько лет взяла к себе и нас. Мы пошли в школу, но не все было так просто. Нас снова начали травить. Генри Агнас, первый идиот в классе, даже создал собственную команду, которая занималась только тем, что издевалась над такими как я и Нэт. Лизе мы ничего не говорили, ведь если мама пойдет разбираться — это будет последняя стадия позора. Поэтому, мы ходили в школу под прозвищами «псих» и «шиз», нас называли только так и казалось, что одноклассники даже не удосуживались запомнить наши имена. Писали оскорбления на партах и доске, подкидывали записки, заливали краской тетради и рюкзаки. Мы постоянно ходили с синяками, потому что влезали в драки почти каждый день. Но Лиза все равно ничего не знала, зато в школу приходила постоянно. Нэт ей объяснял, что просто не смогли договориться или что это вообще была шутка, её было очень легко обмануть. Сколько она ругалась! Но все же лучше так, чем объяснять, что мы «псих» и «друг психа». Конечно, травили нас не все. Кто этим не занимался — тому было просто плевать не только на нас, но и на всех остальных. Так что друзей у нас не было. Никогда. Сразу после переезда в новый дом, Лиза потащила нас по врачам. Она переживала по поводу нашего психического состояния. Поставленный Нэту диагноз был слишком длинным, чтобы его запомнить, и слишком тяжёлым, чтобы ходить в школу. Просто я знал точно, что с моим другом что-то не так, он теперь пьет лекарства тоннами и счастливо сидит дома. Как и я, хотя со мной вроде все в порядке, прописали обязательные таблетки и отправили на все четыре стороны. Теперь больницу приходилось посещать раз в неделю, чтобы Нэт по несколько часов сидел у психолога. Я начинал злиться. Когда решился спросить у Лизы, что именно происходит с моим другом, она ответила так: — С ним все будет хорошо, просто из-за одной проблемы он не может жить так, как остальные дети. Вопрос, сможем ли мы жить как раньше, она игнорировала. Я, конечно, очень любил свою маму, но именно из-за этого сильно на неё злился. Да ещё эти таблетки! После них у нас болела голова, тошнило и ничего не хотелось делать. Мы никуда не выходили, лежали на кровати и смотрели в потолок пустым взглядом. Наш врач, доктор Эст, говорил, что все в порядке. Почему я продолжал пить таблетки? Не знаю, наверное хотел, чтобы у Нэта все было хорошо. Лиза заботилась о нас, часто водила в музеи, театры и на выставки. Вкусно готовила, много шутила и смеялась, играла в настольные игры, читала книги. Даже свозила в Диснейленд. Она хотела быть для нас хорошей мамой и у неё отлично получилось. Лиза не заставляла нас кем-то стать, считая, что мы должны выбрать сами, а она поможет. И все бы было прекрасно, да вот только… Тот день, когда все пошло по одному месту, я помню до мельчайших деталей. Секунда в секунду. День прошел отлично. Это было воскресенье, конец сентября. С переезда к Лизе прошло уже почти два года. Мы играли в шахматы, когда на первом этаже зазвонил телефон. Лиза взяла трубку: — Да, привет, Элли. Так звали её сестру. — Нет, я ему ещё не рассказала. Просто не знаю как. Просто он же его лучший друг, понимаешь? Снова стало тихо. Элли очень любила поболтать, поэтому делала это постоянно и много. Но именно сегодня мама говорила еле слышно, и мне вдруг резко захотелось узнать, о чем они говорят. — Пойдем послушаем, — предложил я Нэту. Тот, не отрываясь от доски, произнес: — Секунду, подожди. Шах и мат. Все. Что ты хотел? — Пошли послушаем их, — кивнул я в сторону лестницы. Нэт пожал плечами: — Ну пошли. Только ведь если Лиза узнает — обидится. А мы не бессмертные. Ну почему он тогда согласился? Стараясь не топать и не скрипеть, мы, как два шпиона под прикрытием, спустились вниз и встали перед закрытой дверью, подглядывая по очереди в замочную скважину. Лиза сидела на кровати, слушая лекцию от Элли. — Ты не понимаешь, — тяжело вздохнула она, видимо, отбиваясь от упреков сестры, – он ‐ его единственный друг. Я боюсь, что он сломается или совсем сойдёт с ума. Убьет кого-нибудь, не дай бог. — Она про тебя? — с тихим ужасом прошептал Нэт. — Заткнись, — прошипел я. — Не я, не ты, никто не в состоянии понять это, — продолжала Лиза почти плача, — я не могу просто подойти и сказать правду. Во-первых, он просто может её не воспринять, какой бы логичной она не была. Это болезнь! А во-вторых… Как объяснить человеку, что он всю жизнь был один? То, что соседняя кровать в приюте всегда была пуста, и что рядом с ним никто не сидел? Что ОН бросался на людей, а не кто-то другой? Что его боятся, потому что разговаривает сам с собой? Что лучший друг – всего лишь иллюзия, а? Как объяснить Нэту, что Дэн — это его вторая личность, которой он придумал свой образ, характер и вообще жизнь? Я просто не могу рассказать Нэту о том, что он — шизофреник, понимаешь? Что Дэна нет и никогда не было! Я вздрогнул и отскочил от двери. Теперь мне было понятно, почему Лиза не хотела, чтобы мы это знали. Я глюк в голове шизофреника. Хах, забавно, верно? Из глаз брызнули слёзы. Это нечесто, ведь у меня даже собственной жизни никогда не было. А ещё получилось, что я — и есть та проблема. Все время хотел, чтобы у Нэта все было хорошо, даже пил эти противные таблетки, а теперь оказывается, это из-за меня! Хотел же как лучше, а получилось… Я закрыл глаза, понимая, что у меня есть выбор. Да, наверное это грустно и неправильно, но мы встретимся, думаю, даже не раз. А зря. Ведь все это только из-за меня! ***** Нэт стоял бледный и слегка дрожал. Часы в гостиной пробили шесть. Он повернулся к стоящему в углу зеркалу. Там отражалась стена и мальчик, с диким, злобным взглядом. Он плакал. Нэт прижался спиной к стене и сел в углу, обхватив руками колени. Слезы текли по лицу и неприятно щипали щеки. Было больно. — Эй, Дэн. Но мы ведь все ещё друзья, верно? — рассмеялся он сквозь слезы, кусая губы. По коридору бродили мрачные тени, пугающе скрипела дверь в кладовую. В спальне женщина разговаривала по телефону и казалось, все в порядке. Но за дверью, в коридоре, сидел испуганный мальчик. Он второй раз в жизни чувствовал, как ему вырывают крылья. Или то, что успело вырасти с того времени, как его отдали в приют. Очень больно, ведь он понимал, что теперь действительно остался один. Совсем один.