Ночные огни

В один холодный апрельский день... да, это было в апреле. Ну, знаете, когда солнце светит ярко, снег еще не весь растаял, а мухи в складках меж окнами уже проснулись. А за лохматыми облаками, вроде небесных барашков, солнце становится похоже на теплое серебристое блюдце. Он шел вдоль парковой аллеи, оглядываясь по сторонам. Редкие птицы щебетали в тенях ветвей и листьев, прохожие обменивались короткими взглядами и кидали в трубку телефона клишированные фразы: - Да. - Я сейчас буду. - Скучаю. Плечо его стягивал ремень. Продолжением ремня был футляр для электрогитары-стратокастера, явно более серый чем инструмент внутри. Музыкант шел навстречу апрельскому ветру. Ласковый шелест в густых волосах расслаблял. - Да-да, уже иду. - Буду через минуту. В какой-то момент Билл остановился. Со стороны могло показаться, что он что-то забыл. Но нет, он точно знал, что увидел, и что привлекло его внимание. Взгляд устремился через кучу людей. Дальше. Еще немного дальше, и... вот. Скамейка. Там сидела девушка, с виду подросток из старшей школы. Ее взгляд был опущен в дорожную плитку. Открытый школьный ранец зиял, словно пасть крокодила с зубами-учебниками, но потяни его за язык-пенал и чудовище потеряет прежнюю форму. На первый взгляд это была самая обычная девушка. Аккуратный воротник блузки, мягкие черты лица, худенькое тело, волосы до плеч... С одной стороны, не его это дело. Если сейчас 11 часов утра это не значит, что она обязательно прогуливает занятия, к тому же, сегодня пятница. Кто хочет учиться в пятницу? - Привет... - Билл уже достаточно приблизился к девушке, но та никак не отреагировала. Ответа не последовало и во второй и в третий раз, но тут школьница обернулась. На ее лице разом обозначился ступор. Затем страх. Потом стыд. Она быстро засунула руку в ранец и вытянула оттуда пальцами... Листок. Билл взглянул на него. К аккуратному почерку прилагался небольшой рисунок, но общий смысл можно было уловить за секунду-две. - Ах, так ты... - музыкант грустно улыбнулся, - Не слышишь... В этот миг мир в его голове как будто встряхнулся. А девушка продолжала показывать импровизированную карту-диагноз. Теперь уже и Билл опустил взгляд. Минуту назад он представлял себе разговор по душам, где он был не последним, кому нужно было выговориться. Но между говорящим и глухим выросла стена высотой в километр и шириной в вечность. Что это? Она тянет его за рукав?.. "Не хочет, чтобы я уходил. Что же делать..." У него был выбор, он мог встать и порйти своей дорогой, все же, девушку сложно было назвать подходящим слушателем (и это даже не каламбур). И все же, что-то странное было у него на душе, какая-то томительная тяжесть. Он знал, что если оставить девушку здесь, она будет плакать. Да она уже плакала.. - Ну, ну... - он присел на скамейку рядом и позволил себе тихонько ее приобнять. - Всё хорошо. Всё будет хорошо. Девушка немного дернулась сначала, от неожиданности, но тут же успокоилась. Она не могла его услышать, но вполне была способна понять. И понимала она хотя бы то, что - хоть и через сомнения, через недоверие, через настойчивость - Билл предлагал ей дружбу. Ту, которую она заслуживала. Эта встреча не была их последней. На следующей неделе Билл пересекся с этой школьницей снова, но произошло это в довольно неожиданном месте - на пути к пабу, в который гитарист частенько ходил развеяться (в последнее время это случалось все чаще). Билл заприметил ее у фонарного столба, на котором был прилеплен какой-то постер с объявлением. Рекламный плакат мог бы заинтересовать и Билла тоже, но он отвернулся от него, лишь завидев: начинающая группа искала гитариста, но в группах он больше не играет. На другой день после изнуряющей смены Мистер Райан вновь хотел направиться в паб, но кроме этого было и много других дел. Позвонить старьевщику. Продать очередную гитару. Выручить денег. Биллу страшно не хватало денег. Он усиленно думал на ходу: какую гитару продать следующей? может быть, это будет Дракон? Нет, Билл не мог расстаться с Драконом. С ним слишком много было связано, чтобы он мог так просто с ним расстаться, хотя некоторые воспоминания он предпочел бы даже забыть. К тому же, это была самая дорогая гитара в его коллекции. Ее мог бы купить разве что другой коллекционер, ценитель, который отвалит за нее тысячу долларов, может, две, если повезет, а до тех пор... Что будет до тех пор, Билл уже сказать не мог. Его мысли очень резко остановилили три вещи - музыка, мягкий бриллиантовый свет из витринного окна кафе и аромат свежей выпечки. Нет, была еще четвертая вещь, точнее даже не вещь, а человек. Школьница сидела прямо у окна, откинувшись на спинку стула, с раскрытой красноватой книжкой, и осторожно выводила в ней буквы ручкой, очень похожей на перьевую. - Здравствуйте. Что будете заказывать? - Разрешите попросить меню, я подумаю. Спасибо. Билл понятия не имел, что на него нашло, но он просто не мог не пройти, не подойти и не дождаться, пока девушка поднимет на него глаза. На странице книги (или даже почти тетради) слова оформлялись в строфы стихотворения, а может даже песни. Но не успел Билл их прочитать, как школьница медленно перевернул страницу. Затем произошло следующее: девушка, очевидно, подумала, что дать ему шанс все-таки можно, и, подняв со стола ручку, протянула ее Биллу закрытым концом вперед, придерживая указательным пальцем. Музыкант воспринял это как приглашение, но совершенно не знал, что делать. Начать с того, что он очень давно не писал от руки, и, по правде сказать, у него это всегда получалось очень и очень плохо. По сравнению с почерком девочки, его собственный был широким, немного дрожащим, походящим не то на отписку в аптеке, не то на кривую кардиограмму. Не слишком-то сочетается с компактными и изящными буковками, которыми владелица записной книжки обычно пишет - так он сразу подумал. Но взрослые быстро могут взять себя в руки, и потому, перехватив ручку как удобно, гитарист написал что-то такое: "Привет. Мы виделись с тобой в парке. Как тебя зовут?" Осознав, что держит ручку без дела уже пять секунд, Билл положил ее в ямочку меж страниц и подвинул к школьнице. Та улыбнулась, кивнула головой вправо и грациозно подняла ручку и, перевернув ее в пальцах, с легким наклоном вывела: "Привет, я помню Вас. Меня зовут Риччи Спэтс. А Вас?" "Билл Райан. Будем знакомы". "Вы музыкант?" "Своего рода". Дальше оно как-то само пошло. Тетрадь Риччи занимали теперь еще и слова Билла. Они разговаривали о разном: о стихах, собаках и кошках, о тех ностальгических временах, когда кофе подавали в чашках, а не бумажных стаканчиках, и когда чтобы водить такси еще не нужна была лицензия во всяких взрослых службах. Биллу не хватало именно этих времен. Разумеется, все это было не за один вечер. Теперь днем, когда представлялась возможность, они виделись в парке, а вечером - как получалось - в кафе. У Риччи не было денег на кофе: она приходила за атмосферой; у Билла деньги на это были, но он никогда бы сюда не пришел, если бы не понял, что на самом деле нуждается в хорошей компании. В таком положении выигрывали оба. Билл, слушая девушку, отдыхал от утомительных будней. Риччи перестала стесняться и рассказывала уже обо всем, что ей было важно; даже о надоедливой учительнице по математике, хотя к Биллу она уж точно не имела никакого отношения. Девушка и правда была вполне обычная, за исключением того, что по меркам общества она особенный человек. Она так же ходила в школу, как остальные ребята, была такой же жизнерадостной и милой. Но как тяжело было свыкнуться с тем, что над тобой будут смеяться, показывать на тебя пальцем, строить тебе отвратительные гримасы. ...правда, наверное, чем слушать их унижения, лучше уж ничего не слышать вообще. Билл рад был видеть, как у Риччи улучшается настроение, выговориться самому и послушать её, получить свою долю поддержки и поддержать Риччи. К середине мая они настолько сдружились, что девочка свободно рассказывала и о семье. С тех пор гитаристу совестно было запахом перегара напоминать ее отца, и поэтому он перестал ходить в паб по вечерам вовсе. Воскресное утро. Парк. В тени пышной цветущей аллеи, дыша прохладным весенним воздухом, на скамейке сидели уже двое. Они черкали в тетрадке по очереди; быстро, поскольку давно уже выработали свою скоропись, к которой привыкли оба. Однако тебе, мой читатель, их разговор я покажу полностью. - Я закрыла тест, по матану. Правда, боюсь нести оценку домой. - Твой дневник это не их дело, ты же знаешь. Не твоя вина. - Я обычная девушка, учусь со всеми, и спрос с меня такой же. - Терпеть не могу этот подход. Общество - отстой. - А ты как? - Честно говоря, неважно. Хотел продать гитару, но покупатель так и не объявился. Я звонил ему потом, но он послал меня куда подальше. Но ничего, бывает. - Ты хотел продать гитару? - слова на бумаге не могли передать то же удивление, зато это могли сделать размашистые зачеркивания нескольких слов до самого предложения. Видимо, Риччи никак не могла подобрать, как лучше сформулировать вопрос. Билл ответил быстро: - Да. Не хочу влезать в долги. Это, все же, самое пагубное дело. Риччи задумалась. - А скажи, Билл. Когда ты, ну, при нашей первой встречей шел с гитарой, ты тоже хотел ее продать? - Да, я и продал. За кругленькую сумму. Неприступность таких ответов сбивала с толку, но девушка, посидев секунду с закрытыми глазами, взяла себя в руки. Она сомневалась, но все же спросила: - И ты собираешься продать их все? Мистер Райан держал ручку меж пальцев в крайне обезоруженной манере. Риччи посмотрела на него; он кивнул, отвел взгляд и, наконец, написал: - Да. Я больше не играю. Билл что-то писал еще про то, что у него есть еще три гитары, бас и барабаны, что этим спокойно можно жить, если продать, но Риччи не могла этого терпеть. Сам Билл в правоте своих слов был убежден не так уж сильно, и Риччи это почувствовала. Как только он остановился, она вынула ручку у него из ладони и стала писать. Билла очень удивил такой жест, и он уставился на Риччи, но смотрел теперь не на то, что она писала, а на то, как. Красивый, ровный почерк школьницы - почти хорошиста - очень старательной и поэтичной, вдруг дрогнул и сбился. - Знаешь. Я боялась, что ты это скажешь. - Почему? - Билл забрал у нее ручку, потому что она долго молчала, и вернул так же, как написал. Теперь ему тоже стало тревожно. - Проще все рассказать, чем объяснить. Но это очень личное. - Я не настаиваю, но это может остаться между нами. Обещаю, что не буду смеяться или кому-то разбалтывать. Ничего в таком роде. Даю слово. Риччи буквально отняла у Билла ручку снова и стала, одну за другой, набрасывать строки. Она писала долго и очень сосредоточенно, как писала бы школьное сочинение. В общем, слов было настолько много, что в какой-то момент ей пришлось достать запасную ручку из портфеля. На лице у нее больше не было ни стыда, ни волнения, ни огорчения: в ней играли совсем другие чувства; для подростков дух противоречия - вещь естественная, но музыкант не ожидал, что у тихой уравновешенной Риччи он может перерастать в гнев. Третьего апреля - в тот день, когда Риччи сбежала из школы, и когда они в первый раз пересеклись с Биллом - к их классу пришел человек с объявлением о конкурсе талантов. Номинации были разные - поэзия, танцы, актерское мастерство, и среди них - музыка. Девушке очень хотелось попробовать себя хоть в чем-нибудь, но в ответ на свое стремление получила от одноклассников косые взгляды и насмешки. Они все были единогласно уверены в том, что нанесло девушке глубокую рану по сердцу, но вряд ли их это волновало, как муравейник не волнуется о судьбе отстающего. Уверены в том, что без слуха человек ничего не понимает в поэзии, и читать его стихи на публике не имеет никакого смысла. В том, что она не сможет преуспеть в чем-либо вообще. В том, что ей хорошо бы притихнуть и не высовываться на такие важные мероприятия, которые могут сказаться на репутации школы среди других школ штата. Билл хотел было что-то сказать вслух, едва увидел все. Опомнился. Посмотрел на школьницу так, словно что-то вспомнил. - с видом человека, который понимает. - Что тебе эти вредины? Что тебе этот грёбанный конкурс? - Вы не понимаете? Я же столько раз видела, как людям на сцене аплодируют. Как они кланяются под бурю оваций. - Тебе тоже этого хотелось. На удивленный взгляд Билла девочка с промедлением в пару секунд кивнула. Он продолжил: - А скажи, а что бы ты хотела делать там, если бы тебя взяли? Что угодно. Что бы ты мечтала там исполнить? Риччи зажмурилась, на минуту прикрыла глаза ладонью. Билл никуда не ушёл. Добрая улыбка озаряла его лицо. Пусть девочка берёт столько времени, сколько она сама захочет, сколько ей нужно. Она заслуживает большего, чем кривые рожи её одноклассников и постоянную ругань матери. - Я всегда мечтала играть на гитаре. Как-то раз увидела по телевизору концерт, папа объяснил, что это музыканты и они играют рок. И что людям нравится их слушать... - А ты знаешь, что для этого нужно? Музыкант знал, что был неосторожен. От такого вопроса из глаз Риччи хлынул новый поток слёз, и она поспешила спрятать лицо. Когда она проморгалась и набралась смелости, то увидела в тетради слова Билла: - Риччи, смотри. Для этого, в теории, может даже не пригодиться слух Немного взбодрившись, она забрала ручку: - Но тогда что же? Не сообразив отдать мужчине ручку, она в ожидании смотрела на него и все еще с трудом сдерживала слезы. Билл взял её за руки, покосившись взглядом на портфель. Та отодвинулась, давая ему его в полное распоряжение. Мужчина опустил руку в ранец, достал листок, что-то написал на нем, свернул его вдвое и протянул Риччи. Она посмотрела. И улыбнулась. Глаза Риччи просто светились, но она не могла сдержать слёз. Немое "спасибо" - вот, что выражала она вся - лицом, учащенным дыханием и прямым взглядом на рокера. А тот только улыбнулся. Встал и махнул рукой за собой.