***
Солнце уже пряталось за опоясывающей Кират полосой гор, искрящихся своими белоснежными верхушками в его свете. Над головой Аджая угрожающе визжал орёл, а где-то в глубине рощицы под чьими-то большими лапами проминалась и поскриповала трава. А за спиной раздавались выстрелы, крики, рёв моторов и вой сирены. Все эти звуки смешались друг с другом, превращаясь в белый шум, собой заглушающий даже мысли младшего Гейла. Он не первый раз оказался в центре бойни, но в этот раз что-то пошло не так: его заметили, вызвали подкрепление, чуть ли не пристрелили. Аджай дрогнул, когда вспомнил, как всего пару минут назад шальная пуля пролетела в сущих миллиметрах от его макушки, и шокированно побледнел. Придававшие сил инъекторы кончились ещё в середине ожесточённого боя, за ними стремительно исчезали и пули, которые уже редко долетали до врагов. Аджай окончательно выдохся, когда перебежал к очередному камню, за которыми обычно укрывался. Он мог бы отступить, ведь силы точно были не равны, но излишнее упорство и гордость не позволяли позорно убежать. Гейл знал, что ещё сто раз пожалеет, что не покинул поле боя. Он будто бы знал, что произойдёт что-то похуже смерти. Сжав в обвитой перчаткой ладони гранату, сын Мохана на мгновение поднял голову к небу, а после с лёгким щелчком вынул чеку и кинул снаряд в разгневанную толпу людей Пэйгана. Они истошно завопили, а после оглушающего хлопка вдруг замолкли, уступив место более громким голосам, которые будто бы раздавались прямо у ушей, хотя рядом не было никого. Гейл прижал исцарапанный чужими руками автомат к своей груди и испуганно вжался в холодную гладкую поверхность валуна: звуков становилось всё больше, они стали громче, отдавали противным звоном в голове, что никак не унимался. Аджай и не заметил приблизившихся к нему солдат, а когда его схватили за руки и одежду, было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Кто-то с силой ударил парня прикладом по голове, а после была только темнота.***
— Аджай! — вдруг Гейла вытянул из долгих раздумий пронзительный крик, и тот повернулся к Мину, разглядывая его бледное помрачневшее от злости лицо. — Ишвари совсем не учила тебя манерам? Она не говорила, что нехорошо просто игнорировать собеседника? Мне придётся повозиться с тобой, — разочарованно прошипел Пэйган и похлопал повстанца по сгорбившейся спине. — Твоё счастье, что я прикован, — пробормотал Аджай, сжал цепь в ладони и опустил голову. Конечно так сын Мохана больше оправдывал себя в том, почему он до сих пор не ударил Пэйгана свободными ногами. Он несколько опасался этого безумного диктатора, но больше его пугала та неизвестность за пределами этого тёмного помещения. Сколько за стенами людей? Не оказался ли Аджай в горах в который раз? — Чёрт бы тебя побрал... Король Кирата снова вздохнул, неодобрительно помотав головой, будто бы только что он отчитал нашкодившего ребёнка... Впрочем, он и считал Гейла ребёнком. Своим мальчиком, как он обычно обращался к сыну заклятого врага. — Что же, — хрипнул Мин, сбрасывая со своих колен парня, который тут же отчаянно простонал, подтягиваясь к цепи, что сильнее обвила раскрасневшиеся, вовсе онемевшие запястья. Он вновь сел на холодный пол, проклиная слишком короткие оковы, из-за которых невозможно было даже подтянуться к ненавистному королю Кирата, — не буду тебя задерживать, Аджай. Тебе же ещё прах матери возвращать. Приведите их! — воскликнул Пэйган, взглянув на дверь, из-за которой почти мгновенно появился очередной его солдат с висящим на плече автомат. За ним в комнату поволоклись мужчина и женщина. — Сабал! Амита, — Гейл ахнул, закусив губу, и нахмурился. Лидеры Золотого Пути нехотя склонились перед солдатом. Их рты были закрыты скотчем, потому они могли лишь неразборчиво мычать что-то сыну Мохана. — Как же так... Что ты собираешься делать с ними, Мин?! — Я? О, что ты, мальчик мой, я же только вымыл руки! — сказал Пэйган спокойно, обыденно даже как-то и через время продолжил: — Знаешь, Золотой Путь — то ещё, прости за выражение, дерьмо. Особенно Амита и Сабал, но тебе придётся с ними повозиться, прости уж, — тихо посмеялся король и щёлкнул пальцами. Тот крепко сложенный солдат, что первым вошёл в комнату, сделал пару шагов к Аджаю, глупо уставился на него, а после, опомнившись, дотянул до него странную деревянную конструкцию, что до этого стояла во тьме одного из четырёх углов помещения. Чем-то она напоминала средневековые колодки, однако отверстие было всего одно. Гейл недоверчиво зыркнул на воина, когда тот освободил его руки от крепкой цепи, и только и смог, что замахнуться кулаком, когда его запястья с силой сжали и втиснули в раскрытые колодки. Парень зашипел от боли, ближе подползая к солдату, дабы тот больше не тянул его к себе, не стягивал тонкую кожу на руках и не впивался в неё ногтями настолько заметно, и тот тут же ударил по второй части конструкции, отчего та противно звякнула, и щёлкнул замками, которые теперь не давали сыну Мохана ни шанса выбраться. Аджай почувствовал, как на его скулах стали перекатываться желваки: ненависть, злоба и ярость переполняли его. После зашедший за спину Гейла Пейган склонился к его уху и, осторожно вкладывая в его ладони блестящий револьвер, прошептал: — Кто же, кто же умрёт первым, мальчик мой? — Нет, — неверяще завыл повстанец и растерянно перевёл взгляд с сидящих прямо перед ним Амиты и Сабала на Мина. — Я не стану этого делать! — Оу, грустно конечно, — наигранно протянул король и поднял брови ко лбу. — Но разве это не странно, Аджай? Сейчас, кажется, тебе важнее жизни этих террористов, чем собственная. А ведь ты их едва знаешь! Один — ярый преверженец традиций, готовый убить неверных и отдать под венец девочку-подростка. Другая — вырывающая детей из их семей девушка, которая собирается сделать из волшебного Кирата один огромный притон. А ты всё ещё считаешь меня главным злодеем, Аджай? Прискорбно, что тебе приходится так долго и упорно вдалбливать правду в голову. — Даже если всё так, как ты говоришь, — сразу же подхватил Аджай, — они же всё ещё люди! — Что же, моих людей ты не брезговал убивать, — перебил Гейла Пейган, когда тот раскрыл рот, чтобы продолжить. И тот замялся, опустив голову. — Ладно, в таком случае мне придётся уступить. Знаешь, Аджай, ты слишком упрям. Убей их! Стоящий всё это время в стороне солдат мгновенно вытянулся, улыбнулся и подхватил оружие, направляя его на лидеров Золотого Пути, которые в эту же секунду одновременно взглянули на Аджая, будто тот может что-то сделать. Да если он хотя бы дёрнется, пуля ему сразу через голову пройдёт! Пейган тем временем, насвистывая весёлую мелодию, направился к выходу, по пути прихватив свой пиджак. Гейл закусил губу и попытался сдвинуть колодки в сторону солдата, но слабость во всём теле, да и их вес не давали этого сделать, поэтому сын Мохана продолжал беспомощно трепыхаться, пока не прозвучал глухой щелчок автомата. Повстанец побледнел и снова взглянул на узурпатора, медленно раскрывавшего скрипучую дверь. — Стой, ты не можешт просто так уйти! Пэйган! — кажется, иного выбора у Аджая не было, поэтому он вскрикнул: — पिता! Парень зажмурился. В одно мгновение вдруг все звуки прекратились, и сам Гейл будто бы перестал дышать. Через некоторое время дверь всё-таки хлопнула, заставив содрогнуться всех находящихся в помещении. Тогда сын Мохана раскрыл глаза, всматриваясь в ошарашенное, но одновременно с этим и какое-то радостное выражение лица короля Кирата, а после повернул голову к Сабалу, который неверяще оглядывался вокруг и пытался понять, показалось ему или нет, и смирно сидящей Амите. — Вот оно, мальчик мой! — восхищённо вскинув руки, захохотал Мин. — С этого и нужно было начинать, Аджай... Король торопливо приблизился к родственнику. Широкая улыбка во все тридцать два белоснежных зуба никак не спадала с его лица и теперь начала казаться какой-то слишком пугающей. Гейл рвано выдохнул, когда чужие руки коснулись его пальцев, ласково освобождая от их крепкой хватки револьвер, о котором он уже и позабыл. Он многое хотел высказать этой «надоедливой, узколобой и надменной обезьяне», но все слова комом застряли где-то в горле, не позволяя более сделать вдоха, потому Аджай терпеливо выжидал. Мозг совершенно не повиновался ему, только изредка пытаясь продумать план действий по побегу, однако все из них были либо физически невыполнимы, либо слишком фантастичны; всё тело совсем ослабело для того, чтобы сопротивляться чужим прикосновениям, и повстанец будто бы уже смирился с тем, что, возможно, он и не выберется отсюда. Из глубоких мыслей о доме и о том, как прекрасно бы было, если бы всё происходящее оказалось лишь дурным сном, его вытянули громоподобные выстрелы. Глаза Гейла округлились, и он мигом отшатнулся от Пэйгана, с тяжестью выдавливая из себя сдавленный хрип. Картина того, как тела Амиты и Сабала, прижавшись друг к другу, лежат в луже собственной крови, отпечаталась где-то на подкорке. Был бы Аджай чуть слабее — заплакал бы. Несмотря ни на что, всё-таки эти люди были одними из тех, кто хоть как-то помогал ему в отрезанном от остального мира Кирате, в этой полной опасности и жестокости стране. — Аджай, мой милый Аджай, — будто бы где-то вдалеке послышался голос короля Кирата, когда сын Мохана разгневанно взглянул сначала на невозмутимую физиономию солдата в ярко-красном берете, а после и на самого Мина, — никто из них не достоин править Киратом. Он твой. Он всегда был твоим, и всё это время я пытался донести это до тебя... Что же, а сейчас мы летим к Лакшмане, идём. Пэйган улыбнулся и опустил взгляд. В эту же секунду Аджай почувствовал сладостную свободу в запястьях, но не спешил пытаться поскорее убежать. Когда ярость и злость слегка отступили, Гейл снова задумался. Задумался о том, сможет ли он возглавить Золотой Путь и повести за собой людей, если же всё-таки выберется из этого места, и надо ли это ему. Он приехал сюда только для того, чтобы развеять прах матери, и ему подают эту возможность на блюдечке. Так ли ему нужна эта мнимая победа над Пэйганом, и правда ли Мохан хотел этого, как говорил Сабал? Аджай не знал ответов на эти вопросы, он не хотел больше задаваться ими с каждым убитым им человеком. Гейл склонил голову. Подавшись вперёд, он вдохнул въевшийся в память запах одеколона короля и прижался к его плечу, наконец найдя необходимую ему всё это время опору. Руки Мина мгновенно обвили его спину, и повстанец, похоже, впервые почувствовал такое спокойствие за всё время, что находился во владениях Пэйгана. И всё произошедшее теперь кажется неважным. — मेरे पिता, मुझे सही रास्ता दिखाओ, — шепчет Гейл и закрывает веки. Пэйган не сломал Аджая, но окончательно отнял остатки его разума.