О чем плачут боги

*15 месяцев назад* Стены палаты №157 были свеже выкрашены в желтый цвет. Оттенок был не ярким, отнюдь нет: краска напоминала собой крылья бабочки-желтушки - первой предвестницы теплого лета и длинных солнечных дней. Такую ассоциацию Ева выстроила для себя, как только она впервые очутилась в тесной комнатушке, обустроенной лишь кроватью и зарешетченым грязным окном. “Пусть лучше я буду представлять, что бесконечно нахожусь в одном из летних погожих дней, чем в этом дурдоме”, - оправдывала у себя в голове нездоровую привязанность к помещению палаты новоприбывшая пациентка. Перед появлением мисс Либерти в психиатрическом центре, палата №157 давно никем не использовалась по первоначальному назначению последней. Она была заброшенной и нуждалась в ремонте, так как около десятка лет эта комнатушка служила лишь складом для хранения всевозможного медицинского хлама. Поговаривали, что последних пациентов, которые проживали здесь, ждала ужасная участь - кто-то умудрился совершить суицид, а кто-то умер в результате несчастного случая (смерть из-за неправильно назначенного лечения). Встречались и те, кто был убежден, что эта палата проклята ее бывшими постояльцами, неупокоенные души которых часто любили досаждать работникам больницы. Даже скептики-доктора отказывались селить в упомянутую палату пациентов, пусть и временно. Но в случае Евы было сделано исключение. На момент появления новой “двойки” в медучреждении никаких свободных коек, тем более отдельных одиночных палат, в больнице не было, но настойчивые покровители душевнобольной девушки сумели договориться о срочной госпитализации нуждающейся, и последней тут же нашли место. Когда Ева впервые пришла в себя в “модернизированной” палате после первого в своей жизни сеанса электрошоковой терапии (ЭШТ), в помещении все еще пахло краской. Она была липкой и оставалась на пальцах после контакта со стенами. Пользуясь этим, Ева поначалу выскребала на поддатливой поверхности краткие послания - просьбы о помощи. Эти незамысловатые надписи стали единственным способом общения для девушки, ведь ее голос был сорван из-за бесконечных криков во время высоковольтных пыток под названием “электрошоковая терапия”. Шатенка надеялась, что мелкие малопонятные фразы у изголовья ее кровати привлекут внимание медсестер и докторов. Ей удасться уведомить их, что она здорова, ей не нужно никакое лечение, ее место не здесь, она не сошла с ума, это все обман. Первыми, кто увидел эти “предзнаменования” на стенах, были две молодые медсестрички, по счастливому стечению обстоятельств - подруги. Девушки пытались разобраться, почему же новенькая “двойка” проявляет такое нестандартное поведение. Сначала подругам думалось, что все дело в частоте токовых сеансов и побочных эффектах последних на сознание пациентки. Но после суточного перерыва с “эффективными методами лечениями”, Ева все так же настойчиво выскабливала на стенах все новые и новые обрывки фраз. Однажды голос пленницы настолько окреп, что ей удалось поговорить с одной из медсестер. Шатенка как могла рассказала молодой работнице о причине своего попадания в лечебницу и о том, кто ее сюда запихнул. История таинственной пациентки настолько впечатлила обеих подруг, что после быстрого обсуждения они решили узнать побольше об закрепленной за ними “двойке”, и направились прямиком к главврачу Хайду. Спустя пару часов приватной беседы в кабинете Ричарда Хайда, юные медсестрички решили больше не вмешиваться в личные дела постояльцев больницы. Для большего эффекта их вскоре перевели в другой филиал психиатрического центра. С тех пор о любознательных барышнях никто не вспоминал, а нечеткие надписи на стенах палаты №157 больше никого не интересовали - весь лечащий персонал, который периодически наведывался к Еве Либерти, упрямо игнорировал кроваво-грязные царапины и сточенные ногти шатенки. В одну из бессонных ночей настойчивая “двойка” предприняла последнюю попытку достучаться хоть до кого-нибудь. Она исцарапала каждый свободный участок стен, к которому только могла дотянуться. Когда ногтевые пластины стерлись до мяса, Ева принялась писать собственной кровью из кровоточащих ран на пальцах. В ту ночь она не чувствовала боли, она слепо делала, что считала единственно возможным в ее случае. На утро во время ежедневного обхода делегация из врачей и медсестер застала “двойку” без сознания посреди палаты с забинтованными в обрывки ткани от рубашки руками. Ева бы многое отдала лишь бы увидеть тогда реакцию ее утренних визитеров, но шатенка просто физически не смогла выдержать ожидания - ее тело было измученно пытками регулярных терапий, а бессонная ночь и мелкая, почти филигранная работа без кусочка пищи в желудке забрали последние капли сил. Но, возможно, такой обморок был и к лучшему, ведь тогда ни один участник из группы даже бровью не повел от увиденного. На лицах медиков не было ни капли сочувствия, ни одного отведенного взгляда, ни одного испуганного вскрика - ничего. Не дожидаясь конца обхода и посещения остальных палат, тело полуживой пациентки вынесли санитары. В тот день ей был назначен внеплановый сеанс ЭШТ. Он длился дольше обычного и импульсы тока были сильнее. Ровно в полночь неподвижное тело девушки вернули в палату №157, стены в которой были свежо перекрашены во все тот же оттенок крыльев бабочки-желтушки. С тех пор никаких новых надписей на стенах не появлялось. Ева утратила надежду на освобождение. Все, что оставалось делать шатенке, это вновь и вновь погружаться в давно минувшие дни ее беззаботного детства и тяжелой юности. Ева не должна была забыть кто она и что с ней случилось, ведь именно этого и добивались ее недруги - они хотели стереть девушке память. *** С самого детства Еву окружали лишь приятные стороны жизни. Ее семья была по-банальному счастливой - отец и мать искренне любили друг друга и с уважением относились к персоне каждого. Именно в такой атмосфере взаимного почитания и заботы росла маленькая Ева и ее старшая сестра Лиз. Между девочками было четыре года разницы, но иногда казалось, что это возрастные рамки стираются, ведь когда надо, Лиз могла уподобляться младшей сестре, и с удовольствием играть с ней в детские игры и путешествовать в воображаемые миры, а Ева, в свою очередь, была не по годам смышленой, и изо всех сил старалась поддерживать старшую Лиз в ее нелегкие годы взросления. А поддерживать было почему - белокурая Луиза страдала врожденным альбинизмом и часто болела. Из-за этой своей особенности девочка еще с раннего возраста имела прогрессирующие проблемы со зрением, а необычная внешность была отличным поводом для насмешек и издевательств в школе. Как только Ева пошла в первый класс, то она сразу же начала защищать сестру от нападок ее сверстников, даже если при этом от малышки требовалось принимать участие в драках. Более того, в одной из таких потасовок бойкая шестилетка схлопотала перелом руки, нанося удары троим парням-задирам из класса Луизы. Не лишним будет сказать, что храбрая Ева тогда сумела покалечить каждого из обидчиков любимой сестренки, оставив на их лицах, ногах и руках яркие гематомы и глубокие царапины. После этого инцидента родители девочек решили перевести обоих на домашнее обучение. Такая смена обстановки в первую очередь пошла на пользу белокурой Лиз. Она буквально расцвела дома: показывала отличные результаты по всем предметам, всерьез занялась фотографией и проводила большую часть времени с сестрой. За эти пару лет девочки стали особенно близки - младшая Ева разделяла все секреты и переживания сестры, а старшая Луиза помогала любознательной сероглазке найти свое призвание. В один из таких сестринских вечеров Лиззи вынудила Еву позвонить и записаться в новую танцевальную школу города. Лиз утверждала, что младшая невероятно красиво танцует, и ей надо развивать свой талант и делиться им с окружающими. Поначалу Еве было неловко участвовать в общих репетициях и танцевальных постановках школы, но Луиза твердо настаивала на посещении кружка и самолично каждый раз водила сестру на занятия и многочисленные конкурсы. Всего за пару месяцев Ева добилась невероятных успехов в выбранном деле, и втайне была безмерно благодарна сестре за ее тогдашнюю настойчивость. Пока младшая сестра непрерывно тренировалась и осваивала замысловатые па, Луиза вела собственную войну. Она снова вернулась в школу, на этот раз сразу в старшие классы. По мнению репетиторов девушки, ей необходимо было отучиться последние четыре года именно в режиме классического посещения школы. Это даст возможность Лиз опробовать намного больше разных направлений, и определиться с будущей профессией. Родители девочки разделяли такое же мнение, но еще они считали, что возвращение в школьные стены поможет старшей дочери социализироваться и найти друзей. Мать и отец были уверены, что ученики старших классов будут относиться к внешней несхожести Лиз с другими более толерантно, но, увы, они оказались неправы. Как только Луиза была зачислена в свою новую школу, она вновь стала выделяться среди толпы остальных учеников, но на сей раз не из-за внешности, а из-за ума. Девушка была в разы более начитанной и смышленной, по сравнению с ее сверстниками, чем и заслужила статус любимицы учителей. Этот факт жутко раздражал ее одноклассников, но если половина из них спокойно мирились с возникшей нелюбовью, то другие не упускали ни одной возможности задеть новенькую колким словом или сделать какую-то пакость. О сложившейся ситуации белокурая барышня не рассказывала никому, кроме Евы. и то с условием того, что сестра не будет вмешиваться в ее школьные конфликты. Девушке уже надоело прятаться от своих обидчиков за спинами родителей и младшей сестры. Она хотела доказать себе и остальным, что и сама прекрасно может постоять за себя. Сначала Луиза всячески игнорировала выходки школьных забияк. Когда эта стратегия не помогла, девушка начала огрызаться в ответ, пользуясь советами Евы. Не ожидая такой реакции от “тихони” класса, компания подростков решила проучить нудную заучку, которая “слишком много о себе возомнила”. И вот после одного из очередных нелегких учебных дней самые пылкие ненавистники “альбиноски” подкараулили девушку в одном из переулков и сильно избили. Лиз что есть силы отбивалась и раздавала удары во все стороны, а когда поняла, что ей одной не одолеть пятерых нападавших, девушка попыталась убежать. Но ее обидчики раскусили намерение белокурой и не отпустили бедняжку, пока не закончили начатое. Спустя еще пару минут активных избиений, подростки наконец-то успокоились и разошлись. Бессознательную девушку обнаружил какой-то прохожий и тут же вызвал скорую. Восстановление для Лиз було крайне трудной и затянутой процедурой, но не из-за тяжести полученных травм. По прибытию в больницу, выяснилось, что у девушки были сломаны пара ребер, и она получила легкое сотрясение мозга, но все эти увечья были ничем по сравнению с вредом, который был нанесен моральному состоянию девушки. Спустя месячное лечение в госпитале Луизе пришлось пройти через еще одно испытание - судебную тяжбу. Так, как она была не только потерпевшей, но и единственным свидетелем происшествия, то ее присутствие во время всех следственных действий и судебных заседаний было необходимостью. Снова и снова белокурой приходилось переживать тот злосчастный день и вспоминать каждый подкол, каждое кривое слово, сказанное в ее адрес. И пусть в ходе всего случившегося обидчиков Лиз было наказано, а ущерб, как моральный, так и материальный, был возмещен, но все это никак не могло изменить того, насколько глубокую душевную рану было нанесено юной Лиззи. Девушка искренне не понимала, как кто-то может быть таким жестоким, и почему именно на ее судьбу выпало столько испытаний. В чем она так сильно провинилась перед этим миром, что именно ее каждый раз вновь и вновь заставляли проходить через все новые и новые ужасы? Еве было невероятно больно наблюдать за тем, как энтузиазм в глазах сестры угасает, как ее оптимизм будто вытекает из нее через неведомую прореху. Сероглазка изо всех сил пыталась помочь любимой сестренке выбраться из нахлынувшей депрессии - они вместе ходили к психологу, часто гуляли, беседовали на разнообразные темы. Еве даже пришлось отказаться от танцевального тура по штатам, лишь бы уделить опечаленной Лиз больше времени. И вот, казалось, все старания семьи, и младшей сестры в частности, дали свои плоды - белокурая девушка опять возымела интерес к жизни, вновь начала заниматься старым хобби - фотографией, даже нашла нескольких друзей по переписке из разных стран. На свое восемнадцатилетие Лиз решила совершить невероятно смелый поступок - прыжок с парашютом. Девушка придала этому задуму некий символизм: это событие должно было ознаменовать начало ее новой жизни, и очистить прошлое Луизы от старых страхов и обид. Родители выступили против такой затеи, но Ева, видя в таком стремлении сестры своеобразную возможность исцеления, переубедила их. Более того, храбрая девушка даже сумелаа уговорила родителей отпустить и ее прыгнуть вместе с Лиз в качестве поддержки. Вот только младшая из сестер так и не смогла воплотить задуманное. В назначенный день у шатенки резко упало давление и разболелась голова, инструкторы посчитали такое состояние неудовлетворительным для прыжка. Ева чуть ли не слезно уверяла взрослых, что ей уже стало лучше, и с ней все будет в порядке, но родители строго-настрого запретили дочке участвовать в полете и пригрозили, что если она и дальше будет капризничать, то прыжок Луизы тоже не состоиться. Последние слова усмирили младшую сестру, и она послушно осталась наблюдать за всем с земли. Знала бы Ева тогда, что ждет ее закадычную потругу в последствии прыжка, то она бы ни за что не дала авантюре сестры состояться. После символического прощания со “старой” Лиз, Ева с родителями отправились на смотровую площадку, где вскоре должна была приземлиться их сестра и дочь. Пока самолет набирал высоту, мать девочек тихо молилась, а отец крепко сжимал руку сероглазки. Одна лишь Ева была на удивление спокойной и твердо верила, даже знала, что с ее любимой Лиззи все будет хорошо. И вот самолет был высоко в небе, плавно лавируя между пушистых облаков. Дверь воздушного судна быстро отворилась, один за другим любители острых ощущений стали выпрыгивать наружу. “Раз, два, три…” - отсчитывали про себя стоящие внизу родственники. Они знали, что Лиз должна была прыгать восьмой по счету. И вот наконец ярко-розовая кофта Луизы замаячила где-то высоко в воздухе над полем. Вот она стремительно летит вниз вместе с инструктором. Еве даже показалось будто она слышит счастливые возгласы ее сестры. От радости за подругу и восторга шатенка начала весело махать и прыгать на месте. Но вдруг все ее веселье в одночасье прекратилось - Лиз стремительно набирала скорость и уже была в опасной близости к зеленому лугу, но ее парашют все не раскрывался. Большой комок ткани оранжевого цвета издевательски дергался от порывов ветра над головами парашютистов. Всего за несколько мгновений до глухого удара об землю он все же раскрылся. Следующим что запомнила Ева - это обмякшее тело ее сестры с неестественно вывернутыми конечностями. Инструктор, спасатели, родители и даже сама сероглазка пытались привести в чувство бледную Лиззи. Они судорожно искали пульс, пытались уловить дыхание… А затем работники скорой помощи отгородили Еву от сестры. Какая-то женщина крепко обняла ее и нашептывала на ухо успокаивающие слова, заверяя, что с ее сестренкой все хорошо, она лишь сломала пару костей, а это ничего страшного. Но девочка не верила ей, что-то внутри нее кричало, что с Лиз случилось что-то намного хуже нескольких переломов. И она была права. С момента своего восемнадцатилетия Луиза Либерти провела в госпитале уже полгода. Все ее кости давно срослись, а ушибы прошли, но ее мозг все еще не функционировал как надо. Из-за неконтролируемого падения и позднего раскрытия парашюта, Лиз сильно ударилась головой о землю. Такая травма стала причиной кровоизлияния в мозг, а впоследствии и комы. Доктора утверждали, что если Лиз не выйдет из вегетативного состояния через пару недель, то смысл поддерживать ее жизнедеятельность с помощью аппаратуры исчезнет. По истечении этого строка белокурая так и не пришла в чувство, но родители и младшая сестра продолжали настаивать на последующем продолжении лечения. За пару дней до пятнадцатилетия Евы, спустя девять месяцев с момента трагедии, врачи констатировали смерть мозга Лиззи. Это значило, что девушку уже не вернуть к жизни и все, что остается сделать - это отключить ее от аппаратов жизнеобеспечения. После того, как отец семьи узнал эту новость по телефону, он с остервенением впечатал телефонную трубку в стену. Его крик всполошил Еву и ее маму, которые готовили ужин на кухне. Услышав ужасную новость от отца, мир младшей дочери тотчас стал на два тона темнее: кристаллы белого снега на улице больше не переливались под лучами яркого солнца - они помутнели; голубое безоблачное небо тут же стало сереть; а алое пламя в камине больше не отдавало уютным теплом. В тот день состоялся самый страшный и важный разговор в жизни каждого члена обедневшей семьи. Они решали когда убьют их дочь и сестру. После немногословной беседы было решено отпраздновать день рождение Евы вместе с Лиззи в ее палате, а затем через три дня отключить аппаратуру жизнеобеспечения. Юбилей сероглазка встретила в кругу семьи, всех ее членов. И пусть медперсонал позволил родственникам организовать в палате небольшое застолье и даже принести свечи на деньрожденный торт, но мероприятие все равно больше напоминало поминки, чем праздничное событие. Поздравительные тосты произносились со слезами на глазах, об улыбках на лицах собравшихся не могло быть и речи. Когда Ева задувала горящие на торте свечи, она даже не загадывала желание, ведь то, чего она хотела больше всего на свете, она бы ни за что не получила. В конце “празднования” младшая дочка попросила родителей оставить ее на час вместе с Лиз: она хотела провести с ней последний сестринский вечер, как это обычно было в день рождение кого-то из них. И пусть Ева прекрасно понимала, что фактически ее сестренка уже мертва, но это не остановило ее от того, чтобы поговорить с ней, еще раз выплакаться, рассказать свежие сплетни и забавные истории со школы. Сероглазка все говорила и говорила, не останавливалась ни на минуту, еще немного и она бы охрипла, если бы не мама с папой, которые пришли забрать ее домой. Перед уходом Ева поклялась, что впредь будет жить полной жизнью, что будет жить за двоих - за себя и за Лиззи. Ее впечатлений хватит на двух людей, на целых две жизни. После похорон Луизы, семья отчаянно пыталась забыться в суматохе рутинных дел и хлопот. Отец и мать стали подолгу задерживаться на работе, а Ева оставалась в танцевальном зале школы до первых сумерек. По возвращению домой каждый из родственников предпочитал закрываться в какой-то из комнат двухэтажного имения, растворяя свое горе в облюбованном хобби. И пусть одиночество никогда не было панацеей для людей в моменты утраты, но совместные вечера были для семьи Либерти куда большей пыткой, ведь они напоминали о былых временах, когда все подолгу проводили время вместе, у камина, играя в настольные игры или разговаривая на различные темы. Во время ужина в столовой ощущение пустоты и неполноценности усиливалось как никогда до этого, поэтому что родители, что Ева быстро давились своими порциями еды и покидали тягостную компанию. Для младшей, и теперь уже единственной, дочери каждый новый день был наполнен все новыми и новыми муками совести. Она ясно осознавала, что если бы не ее уговоры родителей, то драгоценная Лиз могла бы быть живой. Ева снова и снова просыпалась по ночам от страшных кошмаров-воспоминаний, в которых она видела как хрупкое тело ее сестры с немыслимой скоростью врезается в землю, как она отчаянно пытается успеть добежать и поймать испуганную Лиззи, но с каждым разом все новая и новая преграда встает на ее пути. Еве казалось, что даже родители негласно обвиняют ее в смерти их старшей дочери. Такие мысли были лишь катализаторами новых кошмаров, в которых и отец, и мать наперебой утверждали, что лучше бы умерла Ева, а не безвинная Лиз. Чтобы справиться с этим чувством вины, Ева начала проводить все больше времени вне дома. Сначала это были ночевки у подруг, потом они сменились бесконечно долгими поздними прогулками с одноклассниками-ухажерами, а после того, как и это Еве наскучило, она просто оставалась на ночь в стенах школы танцев. Когда родители девушки в очередной раз уличили подруг Евы во лжи касательно местонахождения их дочери, они не на шутку испугались за их единственное дитя. Каждый из них внутренне сокрушался, ибо обое понимали, что из-за их отрешенности и внутренней закрытости после смерти Луизы они рискуют потерять последний лучик света в их жизнях. Мать и отец решили сплотиться и, преодолевая собственную печаль и тоску за старшей дочерью, помочь справиться младшей с ее депрессией. Родители начали пораньше возвращаться с работы, придумывали новые увлекательные совместные занятия для себя и Евы, но девочка, казалось, всячески старалась избегать попыток старших возобновить былую семейную идиллию. Она не выходила из своей комнаты, когда мама или папа были дома, никак не реагировала на попытки родителей завязать разговор во время приема пищи, вела себя нарочито тихо и безэмоционально в ходе выходных семейных прогулок. Родители даже потратили кругленькую сумму на походы к разнообразным детским психологам, но у специалистов также не получилось достучаться до Евы. Без Лиз в своей жизни девушка словно утратила часть себя - ту самую, которая всегда была радостной и бойкой, веселила и подбадривала всех вокруг. Один из последних практиков, профессор психологии Гарвардского университета, посоветовал родителям Евы дать дочери возможность самой определить их формат общения. По его словам, подростки часто отдаляются от старших членов семьи во время пубертата, пытаясь найти себя и осознать свою идентичность. Для Евы такое поведение является нормой, тем более беря во внимание недавнюю трагическую кончину ее сестры. Пользуясь наставлениями психолога, родители тут же решили поговорить с дочерью. После очередного семейного ужина, они попросили Еву задержаться. Шатенка подумала, что они опять предложат ей поиграть в “Бинго” или “Монополию”, но на этот раз вечер приобрел несколько другое направление. Весь разговор длился около трех часов, говорили в основном отец с матерью. Они дали понять дочери, что не будут принуждать ее проводить время с ними, если она того не хочет. Также родители заверили, что они готовы поддержать любое начинание Евы и дать ей больше свободы, учитывая ее возраст и потребности. Взамен они лишь попросили дочку быть честной с ними и запомнить, что она всегда в любое время дня или ночи может попросить их о помощи и они ей никогда не откажут. После этой беседы слезы на глазах были у всех троих. Муж и жена радовались, что они наконец-то смогли поговорить по душам с их маленькой девочкой и расставить все точки над і, а раскрасневшаяся Ева стала испытывать еще большее чувство вины перед родителями. В голове девушки не укладывалось как после всего того, что она заставила пережить ее маму и папу, они могут так искренне продолжать любить ее и переживать за нее. Несколькими часами позднее после такой семейной исповеди родители мирно смотрели телевизор в гостинной, изредка ловя друг на друге улыбки от искрометных шуток знаменитого комедианта. Ева же в это время находилась в укромной заперти своей комнаты. Она снова и снова промакивала слезы, которые то и дело лились из ее серых глаз. Мама с папой были так добры с ней, так много вкладывали в нее, а она вновь подвела их. К счастью, они пока не знали, что их дочь уже несколько месяцев была зависимой от наркотиков и что ее танцевальные репетиции были лишь прикрытием для регулярных исчезновений, а расходы на конкурсы - поводом получить деньги на еще одну дозу.