Не слушай ворон

Ночь мглою закрыла небо, проникла в Александровскую слободу, припорошила в свете дня светлые одежды серой и черной золой, наслала демонов с горящими глазами. Все ставни закрылись, когда луна взошла на небосвод, все люди, кроме верных псов-опричников покинули площадь дворцовую. Стихло все. Иоанн ворочался на постели, да провалился в липкое и темное, из чего выхода никогда не найти. В том сновидении являлись страхи его. В прошлую ночь к нему приходили покойники, что погибли от его рук и рук новых слуг и воинов. В эту же ночь… В покоях перед сном Царь оставлял тлеть одинокую свечку, которая разгоняла тьму ночи. Но в этих искаженных покоях свет даровала только луна-спутница. И все серебрилось, все казалось другим, в углах мерещились лица чертей, и крики дьявольские слышались в скрипе половиц и ставней. К какофонии звуков и шепотов не упокоенных постепенно прибавились хлопки мощных черных крыльев. Вороньих крыльев. Вороны застлали небо, прервали свет и запели свою темную песнь. — Дьявол… Нет. Я наместник Бога! Я исповедуюсь в церкви! — кричал царь Иван Грозный, захлопывая открытые почему-то только в его комнате ставни. Воронье село на крыши, задолбили по ней клювами, словно прямо по голове царской, с надеждой расколоть и погубить государя. Полезло воронье изо всех углов, обхватили его крыльями, захлестали по почти обнаженному, облаченному только в нижнюю рубаху, телу. Клювы их с особой жестокостью выклевывали глаза Князя всея Руси, и казалось, что только больше раззадоривают его крики ужасающей боли. — Вы не видите, царю плохо! — кричал Федор Басманов, поставленный на эту проклятую ночь у дверей своего господина, псом сторожевым быть. И как услышал он стоны и крики, тут же вбежал и зажег свечи. Царь метался по постели и стонал, пойманный в ловушку своего разума и кошмара. — Да что стоите вы, окаянные?! — взревел снова Федор, видя, что слуги, вслед за ним зашедшие, только руки на груди в молитвенном жесте сложили и с ужасом смотрели на государя. Но ничего не делали. — Принесите чашу с водой да тряпку какую! Ну! От крика де «царева любовника» служки испугались, выпорхнули птицами кто куда из покоев царских. Через пару мгновений, Федор уже держал в руках чашу с холоднянкой и смывал влажной тряпицей выступивший холодный пот с лица и груди своего Царя. — Вороны… Вороны… — шептал в надрыве Грозный, а Федор лишь больше хмурился. Оглядевшись по сторонам, прогнав последнего сторожевого, наклонился молодой опричник к Царю и зашептал заклинание простое, коему у колдуна на мельнице выучился. Не слушай ворон, я прошу, не слушай ворон. Как увидишь их, начинается счёт на время. Одной рукой закрывай глаза, другой — задирай подол, Чтоб не мешал бежать. И беги быстрее. Во сне среди шепотов гнусных, которые читали как по книге его неисчислимые грехи, раздался голос ласковый и надрывный. Он говорил Иоанну собрать в руки подол. Он собрал. И бежать. Воронья стая погналась за ним. Они гнали его по всей Александровской слободе, а на дворцовой площади накрыли куполом и стали щипать кожу, пытаясь оторвать хоть кусочек от человека. В миру же, а не во сне, зашелся хрипом Иоанн, губы потрескались, и пошла кровь по измученному лицу. Федор смыл все, приподнял государя и дал выпить ему из другой чаши воды, вперед сам испробовав — вдруг кто из бояр вздумает в таком состоянии побыстрее от Царя де избавиться и сослаться на болезнь. Грозного то вон как лихорадило. Тряпицу смочив в холоднянке, приложил он ее к окровавленным губам и сам прижался к ткани, что их разделяла, своими губами к царским. Шепотом взвилась, проникая внутрь, вторая часть заклинания. Как бы ни было громко, прошу, не слушай ворон. Не поможет закрыть уши — тут нужно закрыть сердце. Но пока оно бьётся в твоей груди, а они окружают со всех сторон, Продолжай бежать. И верь, что всё это просто тебе мерещится. Осознание, озарение вспороло ночную мглу. Он всего лишь спит! Это кошмар, навеянный и сжигающий нутро. Слепой и напуганный, собрал он повторно одной рукой подол ночной рубахи, а вторую прижал к жарко и гулко бьющемуся от страха сердцу. Ворота его нового дома сами открылись по одному желанию , и побежал Иоанн, куда ноги несли. За ним шлейфом проклятым тянулось воронье. — Никому не дам меня запугать. А тебе, Дьявол — и подавно! Очнулся Иоанн уставший и измученный ночным ужасом. И сразу же обнаружил Федю, Алексеева сына, подле своей кровати. Положив голову на царское ложе и сжимая в своей руке тряпицу, юноша спал. «Неужто были правы бояре и Федя колдун? Это он на меня кошмары насылает?» — пронеслось в царской голове. Ужас ночной его еще не отпустил, а потому прошил опасением все тело, словно молнией. Нет… Только бы не Федя! — Царю, ты проснулся, свет очей моих? — в своих мыслях Иоанн даже не заметил, как Федор проснулся и смотрел на него чуть заспанно, сощурившись. Ночь не спал, темные круги под глазами залегли. — Проснулся. Да вот теперь думаю, повешать тебя или на кол посадить, — молвил грозно Царь. — Так за что же, Царю? За то, что с холоднянкой, у лекарей взятой, и с водой дежурил подле тебя, заботился о тебе, пока лихорадило государю? — угрозы стали уже столь привычными для Федора, что он бровь не повел, не напрягся даже. Да и за что его действительно винить. За то, что он единственный остался за ним ухаживать, пока всем было все равно — выживет Царь или скончается прямо там? Присмотрелся Грозный. Попросил служек мелких. И те пролепетали точь в точь то, что он слышал от Феди. Де, опричник поднял всех слуг на ноги, когда услышал, что Царю нездоровится. — Так значит, Федя? — Зачем мне вредить тому, кто является светом моим в этом темном мире, чье лицо красивее для меня всех, чьи слова и ласка для меня слаще меда, Царю? — Полно речи льстивые изрыгать. Распорядись лучше подать мне кафтан и завтрак приготовить. Опричник выдохнул едва заметно, упокоился, что Царь смилостивился, поклонился до полу да вышел вон. Иоанн поднял с пола чашу с холоднянкой и вдохнул аромат, исходивший от уже остывшего отвара. Когда то матушка натирала им грудь и лицо «Ванюши», когда тот болел. И этот аромат он ни с чем бы ни спутал. Не отравлено, только запах дивный из детства и чувствуется. Отлегло от царева сердца. И не слышал он третьей части заклинания, убегающий в том сне от ворон. Не слышал и хорошо. А когда выйдет спрятаться, ты побоишься впредь переступать порог. Тебе будет казаться, они ждут снаружи и клювами долбят в крышу Или сразу в твой череп. Но ты всё равно не слушай ворон. Они могут сказать лишь то, чего ты не захочешь слышать.