Фриск не была милой, когда Санс силой брал её. Тело дрожало и напрягалось, отказываясь подчиняться, но не вырываясь открыто. Она закусывала нижнюю губу до синевы, до крови, чтобы ни один стон не вырвался из горла. По щекам текли незваные слёзы, неприятно стекали на шею, холодили разгорячённую от бессилия кожу. Глаза закрыты. Зажмурены. Она не собиралась смотреть на него. Как будто слепота могла отделить от реальности, в пучине которой Фриск погрязла, как муха в меду. Сладкий, притягательный мир. Но ровно, как и мошка не в силах улететь из карамели, так и ей некуда идти.
Санс думал о том, почему она так сопротивляется. Не ему, нет. Себе — отчаянно держит чувства в узде, держится за тлеющую гордость и достоинство. Сломленная, стойкая, слабая. Она всегда будет другой.
Он уже и сам не помнил, как спор за истерикой, шаг за шагом довёл их до этой точки. Что Фриск, которая прежде смотрела на него полными тайной страсти глазами, теперь отвергает его всей своей душой. Санс чувствовал, как к нему перетекает её энергия. Хищническая, натуральная эмоция, но он не чувствовал ни капли удовлетворения. От Фриск же исходил дурман стыда, отвращения к себе и кислая дымная влюблённость, которая всё ещё была. Была запрятана в глубине её закрытых глаз. Это мерзко. Неправильно. И то, что Фриск бережно лелеяла в себе способность любить в такой ситуации указывало, насколько же сильно она пала. Она больше не хотела его, Санса, за которого готовы были сражаться почти все в этом проклятом забытом королевстве. Так зачем, зачем она продолжала бороться? За надежды из папье маше. Мечты кругами по крови. В Подземелье так долго не протянешь — Фриск должна знать. Санс сам говорил ей — наивность ломается осколками внутрь, а теперь уже который раз доказывает наглядно.
Что же с ней не так? Что не так с ним?
Всё.
— Открой глаза! — Санс не приказывал, он рычал, прокусывая кожу повыше ключицы, придавливая сильнее к стене клубного туалета. Ускоряя темп. Пошлые звуки двух разных тел. Жалобный стук уставшей от жизни раковины. Жар и электрические вибрации перетекающей энергии. И ничего. Больше ничего.
— Сейчас!
Магический импульс вспыхнул малиновым пламенем, и Фриск всё же приоткрыла веки. Некогда синие глаза теперь красные от слёз и усталости. С синяками бессонных ночей и дорожками потёкшей подводки. Стеклянные и неживые. Нежные. Упрямые. Фриск потеряла всё, но душа, что ещё пульсировала в груди, была прежней. Это ранило сильнее ножа. Лучше бы она просто его ненавидела. Или приняла полностью со всеми вытекающими низостями, чёрными секретами. Застыть посередине — это не та любовь, которую мог бы принять монстр.
— Остановись…
Не мольба, а просто слетевшая с губ фраза. Фриск уже близко. Несмотря на несогласие, Санс всё ещё знал своё дело и не боялся помочь себе магией, чтобы довести её до пика. В наказание. Пусть думает, что ей понравилось. Хотя он знал, что это не так.
Фриск чуть слышно всхлипнула, подавившись слезами, откинувшись головой о холодный треснувший кафель. Она больше не говорила, только сильнее сжимала зубы и, словно лихорадку, с трудом пережила несколько сладких мгновений. Таких же искусственных и лишних в этой ситуации, как пушистый мех на накидке скелета, которая была отброшена в лужу на полу. Теперь она безвозвратно испорчена яркими разводами. И лучше не выяснять, какими именно.
С некоторых пор, когда всё пошло под откос, Сансу нравилось видеть Фриск такой. Через тошноту впускающей в себя удовольствие. Соблазнительной и утратившей свою неприступность. Почти такой же, как и они все. Как монстры. Санс не мог признать то, что это он совсем сошёл с ума по ней. Причем сошёл не так, как следовало бы. Но нельзя загрузиться или стереть всё, что было. Он не умел иначе. С этим жить. И умирать.
Санс даже не сделал попыток поймать её, когда Фриск безвольно сползла по стене на пол. Только схватил за рукав свою куртку и ушёл, хлопнув дверью. Фриск осталась одна в гомоне монстров и басов музыки, что доносилась из вентиляции. Наедине с табличкой «занято» и ржавой, видавшей виды раковиной. Она хотела плакать, но у неё больше не было слёз.
Санс вышел из бара в тёмный переулок и раскурил сигарету. Медленный снегопад из прекрасных снежинок норовил стереть город вместе с домами и жителями, и скелет был бы рад такому исходу. Лучше бы они пропали навсегда под этим белым, словно свежие постиранные простыни, покрывалом. Или пусть пропала бы только она. Упавший человек. Та, что сотворила так много трещин в его и без того осквернённой душе. Кто знает, сколько он ещё будет в состоянии это выносить. Скелет боялся, что рано или поздно он убьёт её своими руками.
В мыслях навязчиво всплыл образ бездонных пустых глаз. Её мучение. Санс нервно выбросил сигарету, потушив о некогда любимую куртку, и шагнул во тьму, не оборачиваясь.
Фриск наверняка будет простужена, если пойдёт сегодня домой пешком… Санс отогнал эту мысль куда подальше.
Он знал — Фриск не придёт. И он так устал.
***
А через несколько часов Фриск случайно оказалась не в то время и не в том месте. Почти смешно — и она улыбнулась, если бы могла. Трагикомедия, где она в главной роли. Фриск никогда не считала себя протагонистом. Возможно, она могла бы им стать, но что-то пошло не так с самого начала. С падения. Можно винить окружающий мир сколько угодно, но Фриск знала — проблема в ней. Она не амбициозна, не решительна в той мере, чтобы что-то менять. Просто хотела жить. Обрести семью. Друзей. В лице монстров, которые именно по людской воле заперты в этих пещерах. Отвратительно.
Поэтому сейчас, растянувшись в луже горячей крови, что растапливала снег под ней, Фриск просто смотрела наверх. По задумке, там должно было быть небо, а не тёмная крыша подземелья с кристаллами-звёздами. Вспоминала свои последние действия. Она хотела добраться до отеля, но нарвалась на группу возбуждённо-агрессивных подростков. У них не было плана, цели. Просто налёт. И Фриск случайно подвернулась под руку. Возможно, она сама этого хотела. Знала, куда идти. Как не сопротивляться. Одинокий, потерявший волю к борьбе человек.
Снег. Фриск ничего не слышала, кроме собственного пульса, но её окружила толпа монстров. Знакомых и не очень. Случайных прохожих — Подземелье не настолько плохое место, как оно пыталось продемонстрировать себя в последние месяцы. В конце концов, это очень драматично. Столько участия. Никто не знал, как оказывать помощь человеку, но они старались. И Фриск в глубине души это льстило. Вот так. Она вполне могла потерпеть, пока её неумело перекладывают на носилки и уносят в неизвестном направлении. В любом случае осталось недолго — Фриск чувствовала это. Была готова.
А ещё в ней росла неправильная радость. Вот и всё. Немного подождать — и ошибки прекратятся. Всё закончится именно так, как было предначертано. Это будет неплохая концовка, на самом деле. Монстры, наконец, заполучат столь важную для их освобождения душу. Тревоги на какое-то время исчезнут. Не будет «жили долго и счастливо», конечно, но она станет свободной. Свободной… Фриск уже и не помнила, каково это. Ей очень хотелось бы узнать заново. У неё просто не осталось сил.
***
Санс не стал утруждать себя переодеванием и просто упал на диван в гостиной так, как пришёл с мороза. Со второго этажа доносились характерные звуки — у Папируса были «гости». Санс горько усмехнулся. В другие времена он бы обязательно заглянул проверить брата или даже присоединился бы, но сейчас его мутило от одной идеи. Он перегнулся к столику и достал пульт, чтобы включить телевизор и под монотонные новости забыться на несколько часов. Ему это даже удалось. Ровно до того момента, когда раздался звон телефона. Как гонг, возвещающий о том, что в город пришла чума.
Фриск в критическом состоянии в лаборатории Альфис, и последняя мало чем могла помочь. Без сознания. С тяжёлыми травмами. Возможно, самое время прощаться. Санс коротким путём проследовал на место, не дав Альфис закончить фразу.
Что делать с тем, что он увидел, скелет не знал.
Бледная на белой кушетке, она казалась уже мёртвой. Санс дотронулся до лба, чтобы убрать прилипшие от крови пряди, и тут же отдёрнулся — ледяная. Фриск выглядела такой умиротворенной и спокойной, что Санс не мог на неё смотреть. Он любил её эмоции. То, как детально меняется мимика от случайной мысли, его слов или действий. Это было красиво. Эстетика же выброшенной сломанной куклы производила жуткое впечатление.
Папирус, примчавшийся чуть позже, передал часть своей энергии — у Санса её брать отказались из-за того, что у него самого слишком мало жизненных сил. Старший скелет не сопротивлялся и особо не настаивал. Папирус бегал по лаборатории, кричал, суета кругом, Альфис и лаборанты что-то делали вокруг стола. Санс молчал. Никто не давал никаких гарантий, что это поможет. Что не сделает ещё хуже. На монстрах всё затягивалось само собой. С людьми сложнее, они такие хрупкие.
Выходя, почти выбегая, из здания, Санс украдкой бросил взгляд на своё отражение. То, что он заметил, испугало его до глубины души. И осознание, которое он прятал от себя так долго. Короткий путь обратно в Снежнеград. Снег.
Отчаяние ледяной лавиной, заставляя упасть на колени в сугроб перед домом и закрыть глаза руками.
Он не готов её потерять. Ни сейчас, ни потом. Никогда не был.
Что же они наделали?
