Храни меня, мой...

— Вы уверены? Тату-мастер доброжелательно разглядывал молодого, симпатичного парня. Улыбчивый блондин с болотными глазами и милыми ямочками на щеках, слегка пухлый, но той приятной полнотой, которая ассоциируется с уютной, упругой мягкостью, а не начальной степенью ожирения. Хочет набить защитную руну. Зачем? Украшение сомнительное, на болезненного человека парень не похож, приятной внешностью не обделён и отчаиваться от одиночества в его годы ещё рано. Может, поспорил с друзьями или наслушался шарлатанов — мол, набей себе руну «Беркана» и будет тебе удача, счастье и любовь до гробовой доски? Парень с вызовом взглянул на тату-мастера и размашисто кивнул, выражая твёрдую уверенность. — Понимаете, юноша, — задумчиво вздохнул татуировщик, — тут такое дело… Моя жена считается неплохим рунологом. Она категорически не рекомендует набивать руны на теле, особенно имеющие зеркальное отображение, — кивнул он на простенький рисунок, напоминающий хищную заглавную «В». — Здоровье, красота, любовь, карьера — это всё, конечно, замечательно, но жена говорит, что рано или поздно Беркана заберёт своё, уступит место перевёрнутому значению. К тому же по энергетике эта руна больше подходит прекрасному полу, а вы хоть и прекрасны, но... — Так будете делать, или мне идти в другой салон? — резко перебил парень. Вздёрнутый подбородок и сердито поджатые губы с искривлёнными вниз уголками должны были продемонстрировать татуировщику крайнюю степень недовольства, но тот видел перед собой маленького обиженного ребёнка, которому не дают желанную игрушку. Ещё и щеки пятнами покраснели, добавляя образу беззащитности. Ну как такому отказать? Хочет руну? Да бога ради! Чем бы дитя не тешилось, лишь бы плакать не вздумало. — Да разве ж я отказываюсь? — всплеснул руками татуировщик. — Сделаю в лучшем виде! Честно говоря, я сам не особо верю во всякую мистическую хрень, но кто его знает — в жизни ведь столько непонятного случается. Другое дело, что ты предупреждён, значит, вооружён. Старайся не светить руной в зеркале, окей? По обоюдному решению тату набили на тыльной стороне запястья. Небольшая, стильная руна органично вписалась в переплетение вен и отлично смотрелась в огранке синевато-фиолетовых сосудов. Клиент был очень доволен. *** Жизнь Сашки рушилась, как песочная крепость. Порыв ветра — и рухнула одна из стен: любимая работа. Оптимизация, повышение эффективности, обновление материально-технических ресурсов — за правильно-красивыми словами скрывалось бьющее под дых «уволен по сокращению». «Ты же понимаешь, Александр, конкуренция дело такое, — с неискренним сочувствием вздыхала заместитель генерального директора по работе с персоналом Вера Семёновна. – Ты старательный и талантливый мальчик, но опыта у тебя пока маловато. Не переживай, характеристику получишь отменную. Тебя везде с руками оторвут». А Сашка не хотел «везде». Не понимал, почему попал в чёрный список. Разве он нарушал трудовую дисциплину или задания выполнял некачественно? Не было такого. На больничные ни разу не ходил, сроки не срывал, даже от сверхурочных никогда не отказывался, если возникала производственная необходимость. Начальство не раз говорило, что он на хорошем счету, о чём свидетельствовали две благодарности за подписью Генерального. И этот же Генеральный подмахнул приказ о сокращении. Конечно, он не лично отбирал кандидатов в безработные, но в том, что ведущий специалист Александр Маленький оказался в рядах неудачников не случайно, никто не сомневался. Через две недели после увольнения Санька пересёкся в кафе с другом и бывшим коллегой. От него и узнал, что в список на сокращение попал по протекции заместителя гендиректора по работе с персоналом. Оказалось, Вера Семёновна ненавидит пидарасов и, услышав от кого-то, что в образцовом коллективе таковой имеется, решила избавиться от извращенца. Директива Главка о необходимости сокращения штатной численности персонала подвернулась очень удачно. Очистить коллектив от скверны удалось без подстав и скандалов, ещё и добренькой прикинуться — мол, вот тебе, пидор, отличная характеристика. Двуличная сука! Обида захлестнула Сашку. Таким униженным он никогда себя не чувствовал. — Я что, лазурным флагом на работе размахивал или в штаны к мужикам лез? — тихо возмущался он. — Веришь, Серёг, я на красавчиков типа нашего Кирюши из планового даже глазеть боялся, чтобы не запалиться случайно. Да и не надо мне, у меня любимый человек имеется, Виктор. Или стоило для маскировки волочиться за каждой юбкой и в декольте слюнями капать? Первая бутылка вина ушла, как вода. Под вторую митинговалось свободней и громче. Мысль о подаче в суд иска о дискриминации по признаку сексуальной ориентации возникла спонтанно и показалась Саньке очень правильной. — Вы же поддержите меня, ребята? — почти утвердительно спросил он друга, не сомневаясь в положительном ответе. — Ты, Витёк, Аня, Игорь — мы же не раз друг друга выручали. Добьёмся вместе справедливости, выиграем суд, и меня восстановят в прежней должности. А эта гомофобка ВерСемённа… Окончание фразы застряло в горле. Поймав взгляд друга, он будто со всей дури влетел лицом в хорошо отмытое стекло — жёсткое, скользкое, равнодушное. Понимание накрыло почти физической болью. Унижаться и выяснять отношения Сашка не стал, молча поднялся, кинул на стол несколько сотенных бумажек и покинул кафе. Вечерний воздух хлестнул порывом ветра, и Сашка явственно услышал, как с хрустом рушится вторая стена его песчаной крепости — дружба. Третьей стала любовь. Странно, но ей хватило всего лишь лёгкого дуновения, чтобы «долго и счастливо» треснуло и рассыпалось песчаными брызгами. Прошло два месяца после увольнения. Деньги таяли, работа не находилась (куда попало, лишь бы трудоустроиться, Сашка не хотел, а на стóящую не брали), настроение всё чаще скатывалось в сплин, и очень раздражало любимого человека. Виктор всегда был жёстким и прямолинейным. В Сашке его цепляли противоположные собственным качества: мягкость, доброта и позитивное отношение к жизни. Белый и пушистый ангелок рядом с доминантным самцом — разве не идеальная пара? На то, что Сашка — состоявшаяся личность, у которой имеются собственные желания, Виктору было, по большому счету, плевать; главное, чтобы, приходя домой, он видел ласкового и безотказного партнёра, создающего комфорт и уют. Так и было. До недавнего времени. После Сашиного увольнения устоявшийся семейный уклад стал рушиться. Возвращаясь с работы, Виктор всё чаще видел потускневшего потерянного щенка, а не улыбчиво-ласкового котёнка с горящими от страсти глазами. Квартира перестала сверкать идеальной чистотой, а еда — возбуждать вкусовые рецепторы. Это раздражало и выбешивало. Виктор терпел до поры до времени, но понимал, что скоро сорвётся. Сашка всё видел и чувствовал, но пересилить себя не мог, не умел притворяться. От этого переживал ещё сильнее, скатываясь в глубокую депрессию. В один из дней он решил: всё, дальше так продолжаться не может, надо что-то менять. «Квартира! — пронзило его словно молнией, — зачем нам с Витей такая большая жилплощадь? Обменяю с доплатой на хорошую однушку, а деньги — в банк под проценты, пока не придумаю, куда их вложить. В конце концов, почему я должен на кого-то работать, если у самого мозгов достаточно?» Вечером он поделился идеей с любимым и получил очередной удар под дых. — Хочешь сказать, у меня не будет кабинета, и мы будем толкаться жопами в однушке? — холодно кинул Виктор. — Ты про шалаш и милого сказок начитался? Если обменяешь, я уйду, так и знай. Санька опешил. Трехкомнатная квартира в хорошем микрорайоне досталась ему по наследству от бабки с дедом. Те были большими шишками и единственного внука в завещании не обделили. Виктор на это жилье никогда не претендовал, свою однушку имел где-то в ебенях. Но если грозится уйти, значит, претендовал? — Вить, — тихо спросил Сашка, — ты что, из-за квартиры со мной, да? Два года жил-любил из-за трёхкомнатной квартиры? Понимание выжгло сердце напалмом. Остался только пепел. Виктор жадно ласкал безвольное тело, жёстко дрочил, добиваясь эрекции, трахал со всей дури, пришпиливая к дивану, как бабочку в энтомологической коллекции, вгрызался в губы, но Сашка не чувствовал ни боли, ни удовольствия — только пепел. Он скрипел на зубах, сочился сквозь поры, смешиваясь с потом и слезами, царапался в горле и выплескивался спермой из оргазмирующего тела. — Глупый котёнок. Придумал себе чёрт знает что и обиделся, — лицо самодовольно улыбающегося Виктора казалось чужим и холодным. — Я вытрахаю из тебя дурь, — мягкий голос стал резким и властным, — мы останемся жить здесь! Понял меня? — Да-а, — отрешённо потянул Сашка, глядя пустыми глазами, — завтра я пойду в агентство недвижимости. Входная дверь хлопнула пушечным выстрелом. Всего полчаса понадобилось Виктору, чтобы собрать вещи и покинуть квартиру. Перед уходом он, кажется, произнес: «Одумаешься, позвони», но Сашка не был в этом уверен. Даже если не послышалось — он не собирался одумываться, всё для себя решил. Точка. Царапнув ногтями по запястью, Саша посмотрел на татуировку. «Ваша жена была права, мастер, — грустно улыбнулся он в пустоту, — Беркана забрала своё обратно. Теперь уже всё забрала». *** Нити тянулись во все стороны липкой паутиной, подрагивали, распухая и вытягиваясь, словно гусеница, ползущая к сочному листу. В центре паутины стоял человек без лица. Боль и радость, проблемы и удачи, страх и любовь больше ничего для него не значили. Только реальность паутины, вязкая и мутная, как переваренный сироп неумелой хозяйки. Нити льнули к человеку, отзывались на каждую мысль и эмоцию, трансформируясь в живые образы – иногда желанные и близкие, иногда незнакомые, но странно притягательные. — Мы с тобой одной крови, брат. Мы здесь, рядом, — шептали они. — Мы — друзья, которые помогут и поддержат, почитатели, которые верят в тебя. Мы те, кто следит со стороны, но в случае чего-о-о… Человек верил образам, качался на гранях реальности и не заметил, как она изменилось. Куклы. Его окружали куклы. Большие, подвижные и прекрасные, как само совершенство, они наступали, сжимая круг. В неживых шарнирных руках стонала паутина, корчась в лучах стеклянных глаз. — Ч-ч-щеловек, — шелестящий, едва различимый шёпот иглой впивался в сердце, — Ты ош-шибся… Ты одинок. Совершенная алебастровая рука самой красивой куклы разорвала одну из нитей. — Тлен-н-н! — пропела она. — Один-н-н, — застонал образ на конце паутины и рассыпался, как сжатый в кулаке засохший лист. — Тлен-н-н!.. Один-н-н! — раздавалось со всех сторон. Порванные нити сворачивались у ног безликого человека мёртвыми змеями, а образы тускнели и рассыпались старой штукатуркой. — Где они, твои истинные друзья и возлюбленные? — самая красивая кукла распахнула призрачные крылья и нависла над человеком. — Ты никому не нужен! — прелестное лицо скривилось в презрительной усмешке. — Они призраки, не имеющие ничего общего с реальностью. Они лживы, как суррогатное вино. — Нет! — забился человек, — они любят меня! Они верят в меня и помогут! Дай мне нить! Хоть одну! — кричал он, спелёнутый коконом крыльев. — Ты знаешь, что я прав, — шептали соблазнительные губы. — Доверься мне, — просили асфальтовые глаза. — Ты мой, — провоцировали вездесущие руки. — Верь тем, кто рядом. Мне! Я — твоя реальность! Сашка вскинулся на кровати, глотая воздух, и со стоном упал обратно, успокаивая взбесившееся дыхание. Опять этот дурацкий сон! Он снился с пугающей периодичностью — пятый раз за месяц почти слово в слово. «Все трабблы от нервов», — простонал Сашка и сполз с кровати. Время было раннее, но спать больше не хотелось. Сварив крепкий кофе, Сашка окинул взглядом свою новую квартиру-студию и вздохнул. Печальное зрелище: неуютно, безлико и холодно, как в третьесортном гостиничном номере. «Правильно говорят, что дьявол кроется в деталях. Значит, будем обживаться», — хмыкнул новосёл и полез в интернет искать адреса ближайших торговых центров. Самые крупные работали, но находились достаточно далеко. Впрочем, что ещё делать молодому, холостому гею в праздничный день, если валяться перед телевизором не хочется, трахаться не с кем, а отрываться по клубам не тянет? Только по магазинам и ходить. Идея оказалась исключительно неудачной. Полтора часа толкаться в общественном транспорте («и куда всем ехать приспичило?»), накупить большой пакет всякой фигни («акции же — как удержаться?»), доехать на автобусе до своего старого микрорайона («привычка, блин»), оставить покупки в салоне («спасибо, хоть меня не затоптали в давке») и понять, что еле ноги держат — невъебенный шопинг получился! Как во второсортной комедии. «Лузер ты, Александр Маленький», — горько вздохнул Сашка и рухнул на скамейку напротив пафосного ресторана. За большими, панорамными окнами ели и пили, смеялись и танцевали, никто не сидел за столиком один. Все выглядели счастливыми и красивыми, даже престарелые толстые дядьки с молодящимися, ярко накрашенными жёнами. Сашка не знал, сколько он просидел, разглядывая людей, не следил за временем. Накатило странное оцепенение и равнодушие. Тело перестало реагировать на холод, только глаза слезились, расчерчивая лицо ледяными дорожками и размывая картинки. — Эй, парень, ты в порядке? Сашка сморгнул и сфокусировал взгляд на высоком, мощном мужчине. Тот смотрел цепко, словно оценивая, а потом присел рядом и коснулся руки. — О, так ты у нас ледяной принц, — хохотнул он, сграбастав холодные ладони и растирая их большими, немного шершавыми лапищами. — У тебя потеплее одежды не нашлось? Не май месяц. — Я в порядке. Накатило чот, — смущённо пробубнил Сашка, украдкой рассматривая незнакомца. Про такие лица говорят: «Вырублено из камня». Черты резкие, чёткие, линии жёсткие, а глаза, словно грозовые тучи — сгустятся ещё чуть-чуть и шарахнут молнией навылет. От сканирующего взгляда стало неуютно. — Спасибо вам за беспокойство, я наверное пойду, — Сашка потянул из рук незнакомца согревшиеся ладони и натянуто улыбнулся. Почему-то казалось, что просто встать и уйти не получится. Или не захочется. Правильно казалось. Мужчина широко улыбнулся и сделал предложение, от которого сложно отказаться: — Парень, давай зайдём в ресторан. Жрать хочу – спасу нет. Поедим, поболтаем на сытый желудок под коньячок, расскажешь, что у тебя случилось. Проблемы надо проговаривать, а там, глядишь, и решение найдётся. Вдруг я тебе сгожусь в качестве трабл-шутера? Санька расхохотался. — Что, прямо все-все-все мои проблемы решите? Даже интимного плана? — А то! — не растерялся мужчина, — ну что, давай знакомиться? — Александр, — протянул руку Санька и, хмыкнув, добавил: — Маленький. Только не ржите, дяденька, фамилия моя такая. «Дяденька» смешно причмокнул, улыбаясь во все тридцать два и тут же пожал протянутую руку. — Никита. Берканов. Отличный джеб! Прямо в солнечное сплетение шандарахнуло! Санька захлебнулся воздухом, сложившись пополам в нервном кашле. Как там говорилось в толковании руны? Когда старое, ненужное отмирает, рождается новое, неся с собой благотворные перемены, чаще всего связанные со встречей истинной любви? «У судьбы отличное чувство юмора! — кашель почти прошёл, но Сашку пробрало на «хи-хи», — Надо же, целых сто килограммов веса и два метра роста живой Берканы! И всё мне — в одну харю». — Малой, ну ты чего? — беспокоился Никита, прижимая к себе вздрагивающее тельце. Реакция парня, задыхающегося то от кашля, то от смеха, была похож на истерику. — Знаешь, что я думаю? Надо взять ресторанную еду навынос. Я оплачу заказ и доставку, а потом поедем ко мне в гости. Ты же поедешь со мной? «Беркана предупреждает о том, что осуществлять свои планы нужно как можно быстрее, но если вы не готовы идти до конца — не стоит даже делать первый шаг», — вспомнил Санька очередную цитату из толкования руны. Прокрутив в голове возможные варианты, он потянул носом приятный запах мужчины, прислушался к себе и… согласился. Через месяц Александр Маленький переехал к своему бой-френду Никите Берканову, а через два пришёл в тату-салон с просьбой свести руну. На вопрос мастера «почему?», загадочно улыбнулся, бросив взгляд на тонкое обручальное кольцо, и гордо выпалил: — Мне нарисованная не нужна. У меня настоящая есть! Живая и любимая.