Пирожочек и мразь

— Эй, пирожочек, поцелуешь меня? — Да пошёл ты! Чёртов Мин Юнги. Ну вот как с ним вообще разговаривать? Хоть бы капельку уважения хоть к одному существу во вселенной, но нет. Мину явно насрать с высокой колокольни на всю эту Вселенную, всех недовольных его поведением в общем и мнение одного Пак Чимина в частности. Единственное, на что ему не насрать, это, видимо, паковская круглая задница, действительно напоминающая видом своим и формой самую восхитительную круглую булочку, которую только можно купить в утренний час на узких Парижских улочках. Да, Чимин абсолютно согласен, что его задница выше всяческих похвал, в конце концов, не зря же он её в зале качает, но кто просил этого отброса общества вообще о ней заикаться?! Пусть ходит, пусть смотрит, даже слюни пускать можно: Чимин не жадный, Чимин разрешает. Но вот так вот абсолютно по-хамски, в наглую приставать и заявлять какие-то права, это просто ни в какие ворота не лезет! И вообще, что это за проявление внимания такое?! Пусть повзрослеет сначала, даром, что старше самого Чимина, потому что такие замашки явно не соответствуют миновскому возрасту. — Только с тобой, пироженка! — Отвяжись! Ну вот кто сказал этому моральному уроду, что можно так бессовестно докалёбываться до людей? А Юнги ведь и правда моральный урод. Все эти кожанки вечные, глаза чернющие сумасшедшие, джинсы драные, хриплый рэп, сигареты извечные, алкоголь. Дай бог, чтобы только это. И компания соответственная. Кричат и улюлюкают, свистят Чимину вслед, подбадривая своего вожака. Однако главарь быстро осаживает их. — Я не могу отвязаться, моё сердце навечно привязано к твоей сладкой попке. Вот такой цепью, булочка! Он демонстрирует толщину метафизической цепи, согнув руку в локте и гордо подняв кулак вверх. — Заебал… Выходит почти задушенно, потому что… Венки сеточкой бегут по красивому запястью, длинные узловатые пальцы примагничивают взгляд, почти вынуждая Чимина отвернуться. Чёрт, чёрт, чёрт. Моральный урод, к сожалению, только моральный. А физически он…вполне ничего. Очень даже ничего. Очень даже во вкусе Чимина. Очень даже без всяких вкусов. Короче говоря, он просто «очень», а Пак тоже не железный. И вот уже довольно долгое время Чимин… ммм, скажем так, в ответ оценивает все прелести оппонента. Сильное, пусть и худощавое тело, хитрющие лисьи глаза, вечно лучащиеся усмешкой, длинный язык, никак не желающий сидеть внутри рта и гуляющий по губам, отчего его хочется не то откусить, не то облизать… Ой. Совсем не туда понесло. — Нет, сладкий, я пока не начинал, но только одно слово, и… — РОТ ЗАКРОЙ! У Пака буквально заканчивается терпение. Можно сколько угодно любоваться чужой до нельзя уверенной физиономией, но существуют банальные нормы приличия. Да и вообще. Чимин хотел бы с Юнги ВстРЕчАтьСя. Ходить на свидания, там, целовашки, обнимашки и всё такое. Но Мин просто не приспособлен к такой жизни, а потому… НЕТ. — Сначала научись разговаривать с людьми нормально, хамло неотёсанное, а уж потом взаимности жди! Чимин идёт ва-банк, выплёскивая на старшего всю злость, накопившуюся в нём от вечных пошлых приставаний и от собственного внутреннего когнитивного диссонанса. И хочется, и колется, как говорится. И Пак, гордо задрав подбородок, начинает свой спуск вниз по лестнице. Вот как надо козлов отшивать, девочки и мальчики, учитесь, пока неприступная донна Чиминья жива. «Ну надо же, заткнулся, поганец! Неужели и правда понял, что с людьми так не разговаривают?», — думает Пак, делая первый шаг с лестницы на нужный этаж. Кругом пусто, в этом крыле занятия проходят редко. ХЛОП. Чимина резко разворачивают, прижимая к стене одной рукой, подкладывая вторую ему под затылок, не позволяя голове стукнуться о неприветливую штукатурку. Пак задыхается, вглядываясь в лицо «нападающего», мгновенно узнавая хитрый прищур тёмных лисьих глаз и до боли уже знакомую довольную ухмылку. — А что, у меня есть шанс на взаимность? Хрипло дышат ему в почти в лицо. От Юнги неожиданно не пахнет сигаретами. Только запах мятной жвачки, немножко кожи, и, неожиданно, приятный древесный запах парфюма. А дикарь не такой уж пещерный питекантроп, каким казался в начале. — У любого есть шанс, если человек проявляет уважение. — Но у меня, у меня шансов больше, чем у других? Чимин долго мнётся. Эти тёмные щёлки сведут его с ума, серьёзно. Язык Мина опять проходится по губам, а Пак вновь ловит себя на мысли, что не прочь познакомиться с этим вертлявым товарищем поближе. — В-возможно. Только если перестанешь себя так вести. В глазах Юнги вспыхивает неподдельный интерес, они зажигаются игривой искрой, становясь в момент более кошачьими. Чимин ощущает себя маленькой мышкой. — А если перестану, что будет? — А ты сначала перестань. — Уже, так что будет? Чимин сдаётся, решая приободрить парня. — Разрешу со мной разговаривать, ходить рядом, проводить время. Может, даже на свидание схожу. На последних словах младший почти сдувается, потому что бледное лицо придвигается ещё ближе, находясь теперь совсем в сантиметрах от лица Пака. — А так делать разрешишь? Юнги быстро касается пухлых паковских губ своими. Чимин вновь на секунду задыхается, но выдыхает: — Да. — А так? Огонь в глазах Мина пускает яркие языки пламени, и он лижет губы Чимина, словно пробуя на вкус. — Да… — А так? И Юнги наконец нормально касается губ Чимина своими. Не касается даже, а полноценно накрывает, прикусывая мягкие губы и обдавая их своим сухим и горячим дыханием. Руки его ложатся на талию младшего, крепко сжимая её своими сильными ладонями. А Пак не выдерживает тоже, обвивает руки вокруг чужой шеи, скользя пальчиками по гладкой коже миновской куртки и зарываясь ими в стоящие дыбом короткие волоски на затылке. Мин прижимается ближе, всё крепче сжимая Чимина в руках, отчего Пак невольно выдыхает в поцелуй. Кто ж знал, что эта падла так круто целуется? Ох, святые угодники… Язык Юнги проскальзывает Паку в рот, полностью заставляя забыть о реальности, вырывая всё новые и новые жалобные звуки и несдержанные выдохи. Как же хорошо… Пальцы старшего сползают по талии ниже, очерчивая столь любимые упругие ягодицы, с наслаждением впиваясь в мягкие половинки. Язык его творит что-то невообразимое. От одной мысли, что его можно будет потом применить для чего-нибудь другого, подкашиваются коленки. Руки Юнги в очередной раз сжимают ягодицы Пака и… — Да ты не булочка, ты персик! Реальность резко бьёт по голове кувалдой. — ДА ПОШЁЛ ТЫ, МИН ЮНГИ! — Да нет, правда, они такие упругие! — ТЫ ПРОСТО НЕВОСПИТАННАЯ ОБРАЗИНА! Юнги смеётся, прижимая к себе ближе свою ненаглядную булочку. Пироженка и мразь. Такую сказку вы ещё не читали.