Крымское Вино

В 80-х Союз всё больше пил, много курил, хоть и не раз бросал, но снова начинал. Бывало вечерами и трезвым, и пьяным он писал стихи умершему Рейху, утопая в горе. Он считал себя сильным и, что он отличается от других, что он пережил то, что выдержит не каждый, что он единственный кто справился.       Дети конечно замечали, что их отец становился всё слабее и иногда "выгоняли" его на прогулку для хоть какого-то поддержания здоровья. Однажды, идя вдоль реки, он думал о чём-то. И вдруг луч солнца на заре будто просветил ему сквозь голову.       Он такой же как все. И что ничего он не перенёс. У него было столько друзей, но не с кем поговорить. "Я лучше продолжу себя убивать, чем буду тебе доверять." – Рейх из раза в раз пытался до него докричаться, но все без толку. В некоторые моменты, когда у Рейха опускались руки, он сдаваясь, лишь шептал ему на ухо: "Ты все ещё ждёшь меня, но есть одно но... Мне все равно." И тогда Союз слышал и ему становилось хуже. Он лишь с большей силой продолжал пить.       И потом выкурив несколько пачек сигарет за раз и выпив бутылку вина, он почувствовал, что по телу пошли трещины. Он умирал. И наконец, повернув голову, смотря в окно с восходными лучами, увидел лицо любимого Рейха.       Сидя в своей комнате за рабочим столом, Союз вновь закурил сигарету. Рейх еле видимым образом стоял у него за спиной, положив руки на спинку стула. — Ты никогда не перестанешь сам себя разрушать... Союз, писал очередной стих, вслух проговаривая слова, а голос Рейха он списывал на воображение. — Я лучше буду курить чем тебе доверять. Я буду в порядке, Мы оба это знаем. Я помню твой почерк, что кости ломает. Голова болит, не ощущаю ничего... Кто-то говорит, что без любви легко... Сейчас уже слишком поздно что-то менять, Мы проебали всё, нам нечего больше терять.       Смотря на написанный текст, Союз завис на пару минут. Неожиданно один из монотонных тиков часов, стоявших на столе, показался ему громче остальных и именно это вернуло его в реальность. Втянув в грудь воздух, Совет встал из-за стола и снова пошел на кухню. На улице давно уже была глубокая ночь. В этот раз он пил не водку, а вино, которое попросил у Крыма, ведь в своих дневниках Рейх при жизни часто упоминал, что хотел бы выпить крымского вина. Союз решил в очередной раз поговорить с Рейхом, хотя в какой-то мере и с самим собой. -У меня всё как всегда, бестолково и смешно... Ты и сам всё это знаешь, так у русских заведено. Я продал душу дьяволу за крымское вино. Я не хочу больше чувствовать вообще ничего. — Давай поговорим. Тишина меня убьёт... - уже отчаявшись проговорил СССР Тишина. —....Говорят в аду жарко, но для меня сойдёт, - подал елеслышный голос фриц. Он сидел рядом, облокотившись спиной на плечо Союза. Положив на него голову, он как-то скучающе смотрел на вино.       Последняя его фраза заставила Совета наконец хоть немного ухмыльнуться. Видя слабую улыбку, фриц и сам чуть дёрнул уголками губ. Совет недолго улыбался и буквально в ту же минуту помрачнел. На стене висел календарь за 1991 год. 25 декабря. — Уже девяностые...       Допив вино, Союз вернулся в комнату и достал пачку сигарет. Он курил и курил, пуская пепел в окно, выдыхая дым в пустоту. Опустив голову, он пробормотал: — Я такой же как и все они. Все они...       Так пачки шли одна за другой. Рейх оставался на кухне какое-то время. После, очнувшись от своих раздумий, поднялся наверх и зайдя в комнату увидел Союза лежащего на полу. Тот выкурил последнюю сигарету, наверное, из пятидесяти пачек и потушил её о ковёр. Выдохнув дым, он смотрел в потолок... И неожиданно по его шее, рукам и всему телу стали виднеться трещины, одинокая слеза сожаления пробежала по его щеке. Пока он мог двигаться, достал листок с ручкой и успел начиркать лишь "Я продал душу дьяволу за крымское вино". Силы его покидали, он разваливался. 26 декабря, восходящее солнце осветило рыжими лучами окно. И Союз наконец увидел его. Того из-за кого страдал, того из-за которого умер. Того из-за которого сейчас счастлив. Они оба улыбнулись друг другу.

Эпилог       Прошло какое-то время. На сером кладбище, с деревьями без листьев, стояло около десяти стран. Беларусь положила на могилу отца голубоватые полевые цветы, едва слышно прошептав: — Надеюсь, в этой жизни вы счастливы.       Два призрака стоящих перед ней удивлённо переглянулись. А девушка будто зная, что они здесь лишь улыбнулась.