Воображать

— Как это ты не умеешь что-то воображать? — спрашивает с некоторым удивлением Данила, чем почти что сразу вызывает внимание и к себе, и к Паше, с обсуждения с которым всё вообще и началось. Очередной вечер в квартирке, тихий и почти что спокойный, очередная попытка чекиста просто влиться в коллектив и найти хотя бы частично собственного места. И даже тут у него как-то особо и не выходит. — Сложилось так, — лишь бубнит что-то себе под нос Паша, и руки на груди перекрещивает в который раз, хмурит брови, и вообще выглядит привычно недовольно, но некая нервозность в нем все равно была как-то заметна, даже больше обычного — все и так как-то уже привыкли, что он то без повода напрягается, то ходит с кобурой прямо под боком, то еще чего, но сегодня он как-то совсем плох. И Бесобоя это напрягало в первую очередь. — Ну в смысле, сложилось? Ну ты же спишь нормально, сны даже видишь, и спасибо нашему пожирателю кошмаров, не самые плохие, тогда в чем-дел-то? — и действительно, на бумаге всё кажется так просто, да и решается, кажется, самыми простыми решениями и действиями, но Очередько лишь вертит головой и упирается, как и всегда упирался, словно это девиз их грёбанного Магического Комитета. Правда вот продолжать этот спор Паша совершенно не хотел, словно эта вещь задело что-то настолько глубоко внутри, что даже привычное поведение того было сменчиво как осенние листья деревьев под осенним ветром. А Яна всего лишь краем уха этот спор услышала, а затем этим же краем, только уже глаза, разумеется, но увидела, как спешно МЧКшник покидает квартиру, сказав, что ему нужно просто провериться, только вот в порывах собственной легкомысленности разумеется забывает пальто, что чуть ли не жизненно необходимо прямо сейчас, в осеннюю пору. Данила, разумеется, пожимает плечами, Пёс что-то говорит про «загнанную молодёжь», а Шмыг в очередной раз язвит и про принадлежность Паши к тому самому МЧК, и к прочим тем вещам. А Яна просто накидывает уже свою куртку, игнорирует причитания Балора в голове со своей и с его комментарием «А хрен с тобой, ты все равно не будешь слушать» как-то так вовремя замолкает. Крыши домов встречают каким-то родным холодом и веют чем-то старым и почти что забытым, будь то иные времена, когда Яне приходилось буквально в каждом возможном уголке находить для себя дряхлое прибежище, только вот теперь она этого всего избегала, и вообще искала человека, который не поступил бы прямо как она. — Эй, — доносится её голос, когда виновник спора сам собой обнаружился не так уж и далеко, с взглядом, направленным куда-то далеко и в пустоту, и руками, спрятанными по карманам — Очередько выглядел на деле не так уж и взволнованно, как могла показаться, но Яна была очень даже уверена, что внутри у него если не горело что-либо, то точно просилось на волю. А он глушил, — Ты хоть пальто не забывай, а то ищи потом тебя, воскрешай опять от обморожения. А Паша молчит, не реагирует почти что, и только когда ладонь Яны аккуратно касается его плеча, то вздрагивает и ресницами хлопает, после уже и взором её окидывает, в момент вспоминая как-то, почему и как он здесь оказался, и даже слова её услышанными оказываются. — Спасибо, — лишь тихо произносит он, ведёт плечами, но пальто принимает своё же, и взгляд теперь тупит куда-то в потрескавшуюся плитку, не зная даже, что сказать сейчас можно. Так, наверное, даже лучше, для обоих же. — И всё-таки, как так вышло? — она бы солгала если бы сказала, что слова чекиста если не удивили, то точно заинтересовали, и в глазах её даже на мгновение мелькает тот яркий зелёный огонёк кошмара Балора, что даже в молчаливым состоянии все равно впитывает всё словно губка, чтобы потом всё-таки что-нибудь подкинуть, во время сна грядущего. — Вот так и вышло, и выходит, каждый раз, когда пытаюсь что-то представить, то перед глазами ничего, — лишь тихо выдыхает Паша, и всё-таки взгляд поднимает на Яну, и самым мелким, тусклым огоньком мелькает в его глазах грусть, та, о которой вслух не скажешь. И девушка лишь тупит взгляд, поджимает немного губы, а затем, немного погодя, всё-таки садится рядом с МЧКшником, совсем немного соприкасаясь плечом к плечу. Даже уютно становится, самую малость. Воображать на самом деле очень просто, и Паша это знает, знает, как легко представить нужную картинку, чтобы она перед глазами предстала, да застыла. Наверное. Только вот Очередько — это тебе не типичный мечтатель, что себе может позволить такую роскошь, как воображение и мечтание, это он понял еще на коляске, это он себе зарубил на носу, когда не смог даже куратора своего спасти. Раны можно залечить, руки вправить, а шрамы заштопать, но с головой такого трюка никак уже не провернешь. Просто потому что когда он смотрит на Яну, ему действительно хочется мечтать. Воображать то, на что надежды быть не должно. Это грустно, наверное. Но такая у него работа. На износ.