Пустошь

      Когда Дазай закрывает глаза, он видит свою кровь. Он видит свои окровавленные руки, но это ничуть его не пугает. Картина настойчиво преследует его, а внутри всё отвечает ледяным равнодушием.       Когда он проводит ножом по запястью, поначалу ничего не чувствует. Спустя мгновение раны начинают ныть, а белоснежные бинты окрашивает красная кровь. Она тёмным пятном распространяется повсюду, будто заглатывая всё светлое пространство.       Он не отрывает взгляда.       Дазай хочет умереть, но то ли Жизнь его настолько сильно любит, то ли Смерть ненавидит.       Дазаю восемнадцать, и он совершенно не понимает жизнь. У него есть Анго, который смиренно терпит его отвратительный нрав. У него есть Мори, который приглядывает за ним, несмотря на колючки шатена. Мори, в котором, к своему ужасу, он видит отца. Немного. Но он об этом, разумеется, не собирается признаваться.       У него есть Одасаку, светлый, близкий настолько, что Осаму ему открывается. Ода, пожалуй, самая яркая точка в его жизни, и кода он рядом, когда молча слушает его трёп, смотрит проницательным взглядом, Дазай думает, что может и повременить со смертью. Слово «друг» непривычно горчит на языке, но это Одасаку, а значит всё нормально. Со временим, рядом с лучшим другом у шатена внутри теплеет от их близкой связи. Одасаку — его комфортная зона.       У Дазая, как бы мерзко это не было, есть Чуя, чёртов коротышка, который уже не первый год является его напарником. Чуя раздражает, от него хочется избавиться, чтобы внутри перестало дергаться, сердце не вырывалось из груди от случайных касаний или обычных взглядов. В Чуе пляшет нерождённая вселенная, она отражается на дне тёмных зрачков. Крови у него на руках столько, сколько у Дазая, но он всё равно ослепляет своим сиянием.       Со временем, Дазай перестаёт щуриться.       У Дазая внутри пустота. Он не понимает жизнь, не понимает многих эмоций, но у него есть люди, которыми шатен эту пустоту заполняет. По-тихоньку.       Дазаю всё ещё восемнадцать, когда он на себе ощущает «предательство». Он не уверен, но, кажется, ноющее чувство в груди зовётся болью. Ему всё ещё восемнадцать, когда он понимает, что у него были дорогие люди, и что терять их — больно.       У Дазая были Анго и Мори, но от них от отказался сам. Он понимает, но не готов принять, никогда не примет. Слишком много внутри эгоистичности.       У него был Одасаку, который, как оказалось, понимал его гораздо лучше, чем думал Осаму.       У него всё ещё есть Чуя, потому что тот всегда принимал, пусть и не понимал. От Чуи отказаться он не собирается, но уверенно идёт вперёд, зная, что напарник тоже их связь не разорвёт.       Внутри Дазая снова п-у-с-т-о-т-а, а Жизнь, сука такая, слишком его любит. Нездоровой любовью, раз так мучает.       Дазаю восемнадцать, и он снова бродит, подобно псу, но на этот раз у него одна дорога.       Как бы там не было, завтра мир снова будет тесен.       А Дазай… Дазай просто будет.