Well, maybe there's a God above But all I've ever learned from love Was how to shoot somebody who outdrew ya And it's not a cry that you hear at night It's not somebody who has seen the Light It's a cold and it's a broken Hallelujah Jeff Buckley — Hallelujah
Сэм получает письмо с приглашением в Скайхолд неожиданно. Он не спал к тому моменту уже три дня, кошмары снова набрали силу, иногда он не уверен, спит или бодрствует. Когда он вскрывает конверт, то случайно режет руку и боль дает понять, что нет, это все не сон. Внутри два письма. В одном инквизитор Эмма, — он слышал про неё, про то, как девочка искренне верит в магов и необходимость их свободы, — трогательно-официально просит помочь инквизиции и всему Тедасу в частности, ведь Сэм был одним из тех, кто помог остановить Мор. Это вызывает усталую усмешку и печальное понимание, как быстро «восемь героев», — ведь лучше не вспоминать, что один из них герой посмертно, — превратилось в «одни из тех, кто помог остановить все это». И ведь злиться даже не получается. Второе письмо от Агаты с Люцифером рассказывает всё как есть, не прячась за лозунгами о защите мира, ведь все взрослые люди. Почерк ровный, Агата всегда умела описывать все красиво, чтобы обертка отвлекала от сути, но в этот раз блеском в глаза не отвертишься. Стражи обезумели, попали под контроль Корифея, — или же того, кто так себя называл, — и что именно поэтому требуется помощь тех, кто с Орденом связан лишь косвенно. Сэм выбрасывает первое письмо и пишет ответ на второе. В тот же вечер он отправляется в Скайхолд и прибывает к концу недели, замёрзший и уставший. Сразу же он сталкивается с таинственным молодым человеком. Худым, высоким, с подозрительным прищуром красных глаз. Он сухо оглядывает Сэма, безразлично замечает: — Я слышал про вас, — и непонятно только, как смог узнать. Сэм не отвечает, ноги болят после дороги, хочется просто посидеть и не думать о судьбах мира хотя бы пару минут. Он инстинктивно сжимает черный амулет на груди, не менявший цвет уже десять лет. — Приятно знать, — сухо отвечает Сэм. За спиной у человека посох, но на мага круга не похож, они обычно чуют храмовника. Это на каком-то инстинктивном уровне, как и бояться этих самых храмовников. Как животные чуют и боятся человека, так и маги пытаются забиться в угол и не напоминать о себе. Был лишь один, кто вел себя по-другому, но он никогда не был нормальным магом. За столько лет Сэм слишком привык не обращать внимания на отступников. Он кутается в меха, смотрит на молодого человека. А может и не молодого, тому уже скоро тридцать и Сэм с какой-то спокойной и темно-синей печалью понимает, что ему самому недавно исполнилось тридцать один. А кажется, будто шестьдесят, вот ведь забавно. — Вы остановили Мор, — как-то холодно говорит человек, будто не зная, как и относиться. Кривит тонкие губы в гримасе презрения, отворачивается и уходит. Сэм такому приему не удивлён, ведь он тоже читал исторические книги и знает, что и не Мор это был, ведь настоящий Мор за год одолеть бы не смогли, тем более всего два стража. Про кучку безумцев, потерянных и отчаянных, почти все учтиво молчат, упоминая их как «доблестных спутников» и стараясь не говорить, что восемь человек смогли сделать за год то, на что у ордена профессионалов уходило несколько лет. Воистину, дуракам везёт. По лестнице спускается Агата, что-то объясняющая пареньку, — или всё-таки девчонке? — рядом. Кто-то мог бы сказать, что за эти десять лет она почти не изменилась, кроме ожога на щеке, но Сэм все равно не сразу узнает её. Она теперь другая, с металлическим стержнем внутри и стальным блеском в глазах. Такая не будет танцевать в разрушенном храме, она не споёт ночью у костра и не будет дружить с двухметровым великаном. И Сэм не знает, сильно ли он грустит, что Агата изменилась. Она подходит с искренней улыбкой, но на шею не кидается, хотя он готов, готов обнять её и закружит совсем как десять лет назад. — Привет. Я тут немного занята… да, Дженн, проверь во Внутренних землях, — но Люцифер уже тут и с радостью тебе все объяснит. О, привет, Итан, — замечает она молодого человека. Тот кивает так же холодно, как и Сэму, но поразительным образом без такой затаенной враждебности. Теперь Сэм чувствует разницу. Он улыбается: — Я скучал. Как остальные? Что-нибудь слышно от… — Рэйчел при Орлесианском дворе, притворяется, будто очень разбирается в магии. Ости была в Арамантайне, но они с Люцем и Сефиротом, — у них же сын есть, знал? — уехали и… а, ты не про это, да? — она замолкает и во взгляде на секунду проступает такая знакомая усталая печаль. Сэм думает, что эти чувства, как болезнь, как скверна поразили их всех, просто кто-то нашел в себе силы справиться с отравой, а кто-то растворился в ней. Агата берёт себя в руки быстрее, улыбается, получается даже натурально: — Мне нужно работать. Поговорим вечером, ладно? Люц ждёт тебя в таверне, поднимешься по лестнице и оттуда уже будет видно куда идти, — она быстро переключается на девчонку, разжевывая какие-то истины. Сэм чувствует, как между ним и всем замком растет стена, прозрачная и почти невидимая, но прикоснись и сразу почувствуешь. Из-за нее не проступает никаких слов, кроме самого необходимого, дежурных приветствий, объяснений что делать, куда идти. Чувств и вовсе не существует, Сэм знает, что заперт в себе с необходимостью жить и знать, что он мог пойти на крышу вместо Рэйчел, вместо Ости, и тогда бы все было по-другому. Но он не пошёл. Итан одаряет его ещё одним холодным взглядом, будто не может решить, как относиться, безразлично или с презрением. Сэму плевать на оба варианта, он знает, что память за эти десять лет стёрлась у всего мира, ведь все же знают, что не Мор это был, а те два стража утопили Ферелден в крови ради своих, никому неизвестных целей. Все это знают. В таверне слегка душно, воняет пролитым пивом и слишком шумно. Сэм проходит мимо весёлых компаний и знает, что он тут чужой, что он тут лишний. Пока остальные смеются и наслаждаются жизнью, хвастаются победами и заслугами, у него есть только прах в руках, смоченный слезами. Люцифер рядом оказывается неожиданно, с покрытыми шрамами лицом и в красивой сияющей броне, ни дать, ни взять — рыцарь из сказки. — Привет, Люц, — улыбается Сэм. Сжимает амулет на груди, все такой же тёплый и чёрный, как и все десять лет до этого. Люцифер ухмыляется, красные глаза сияют ярко: — Рад, что ты живой, — он хлопает Сэма по плечу, пока бард рядом начинает петь. Красиво, но Сэм не сильно вслушивается. Он чувствует, как все это тепло давит на него, как веселье не даёт дышать. Хочется уйти, вдохнуть морозный воздух, колющий лицо и лёгкие, забыть хотя бы на секунду, что жизнь продолжается, что прошло уже десять лет и пройдут ещё и тогда никто не будет помнить, как восемь безумцев смогли совершить невозможное. Ведь Мора же не было. — Как Ости? — спрашивает Сэм, садясь за стойку к другу. Люцифер слабо улыбается, во всем этом темно-оранжевом, теплом веселье теперь выглядит куда органичнее, чем тот колючий страж десять лет назад. Сэм наоборот, разучился жить в тепле, среди людей. Он гладит большим пальцем гладкое стекло амулета, Люцифер видит это, но не спрашивает: — В Ферелдене, с мелким. Давно уже, как всё это только началось, — он знаком даёт приказ налить ему ещё и не обращает внимания на мрачные взгляды вокруг. Сэм чувствует: знают все уже, что случилось со стражами. И теперь никакой остановленный Мор не сможет спасти от народного гнева, да только Люцифер смеётся этим людям в лицо, узнав цену человеческой благодарности. Сэм тоже знает и от этого знания горечь комом встаёт в горле, становясь его кровью порождений тьмы. — Хорошо. В Ферелдене безопаснее, — он верит в это, но кому как не Люциферу знать, что толку от этой веры не больше, чем от желания быть героем. Все равно всё заканчивается плевком в лицо. Люцифер тихо говорит, глядя куда угодно, кроме самого Сэма: — Когда ты последний раз бывал в Ферелдене? — наверняка, он и сам знает ответ. Сэм вертит в пальцах амулет, чёрный, слишком чёрный. Он молчит, но Люцифер и так всё понимает.***
Привет, Александр. Иногда я сам не понимаю, зачем я тебе пишу. Я же знаю, что будь ты жив, то вряд ли прочитал бы дальше этих двух строчек, спросил бы чего так долго и вновь занялся своими делами. Забавно, как же все теперь изменилось. Храмовников ненавидят, ведь они пошли на союз с Корифеем, Серые стражи оказались немногим лучше и больше никто не вспоминает про то, что без них не было бы всего вот этого. Ни Скайхолда, ни Инквизиции. Был бы лишь Мор. Я чувствую себя лишним здесь, но понимаю, что зачем-то всё-таки нужен. Люцифер говорит, что совсем скоро Вестница займётся и Стражами, но пока нужно решить другие, тоже важные проблемы. Я ему верю, ведь что ещё остаётся. Но тебе бы всё это было не интересно, не так ли? Все эти рассказы как я живу, как себя чувствую — ты никогда не умел понимать, каково другим людям и вдвойне грустно от того, что я все равно каждый раз где-то в глубине души надеялся, что ты всё-таки можешь быть другим. И сейчас, после всех этих лет, я задал бы тебе всего лишь один вопрос, наверняка глупый и наивный: Умел ли ты хоть когда-нибудь держать обещания?***
Апартаменты ему выделяют такие же, как и память о прошлом, забытые и пустые. Комната узкая, тесная и Сэм думает, что здесь слишком удобно тонуть в воспоминаниях. Он смотрит на Скайхолд, на кучу людей, снующих туда-сюда и лишь усмехается, понимания, что теперь спасение мира ценится куда выше, чем годы назад. Вокруг Эммы хороводом кружится радость, салатовые блестки, она с горящими глазами проповедует, что поведет магов в новую эру, без угнетателей-храмовников и в ее взгляде нет и намека на безумие. Лишь глупость. После речи, пламенной, яркой и достойной Инквизитора, вестницы Андрасте, к Сэму подходит незнакомая эльфийка. Тощая, в нелепо-цветастом наряде и с заранее недовольным лицом. Чёрные волосы растрепаны, на лице слишком много неумелого макияжа. Сэм на неё внимания не обращает, он знает кем тут считают стражей и как относятся к их друзьям. — Эй, слышь, ты типа из-за этих приехал, серых? — она садится рядом и пытается заглянуть в глаза. Совсем ещё молодая, во время Мора была ребёнком. Сэм и не ждёт от такой сознательности, ведь даже такие взрослые, умудрённые жизнью старики спустя каких-то пять лет забыли о Море, что уж говорить о детях. — Да, — спокойно отвечает он. Эльфийка шмыгает носом и тут же вытирает его, в глазах пьяное желание наброситься хоть на кого-то, а тихий новичок подходит для этого слишком хорошо: — Ты ж не из них, да? Красноглазый притащился один. — Да. Я просто друг стражей, — в его руках — душа одного из них и Сэм знает, что рано или поздно они всё-таки встретятся и тогда он извинится перед Александром, что не был рядом в последний момент. Эльфийка зло фыркает, ударяет по торчащему из разорванной штанины колену. Щурится: — Стой… я про тебя слышала. Ты из этих, кто Мор остановил! Я помню, ты был… — Ева, — говорит неизвестно откуда появившийся Итан. Сэм смотрит на эльфийку, на шок в ее глазах и какую-то странную, инородную злость. Она вскакивает, смотрит то на мужчину, то на Сэма, все такого же тихого и уставшего. Восклицает почти обиженно: — Ты знаешь сколько эльфов погибло, когда его дружок решил, что они могут сражаться против порождений тьмы? Он выпивал их кровь, он… — Он расплатился за это сполна. Как и все мы, — говорит Сэм. Слова эльфийки ничего не вызывают внутри, он слышал слишком много предложений назвать Героем Ферелдена Люцифера: знатного, живого, хорошего. Александр даже после смерти заставлял всех вгрызаться друг другу в глотки. Сэм представляет, как бы тот расхохотался, узнав, каким чудовищем его считают люди, а затем спросил что такого он сделал-то. Сэм думает, что готов был бы простить ему что угодно, лишь бы тот всё-таки сдержал обещание и вернулся с той чёртовой битвы. — Ева, — в голосе человека звенит сталь. Эльфийка хочет заплакать от несправедливости, но всё-таки проглатывает гордость и уходит, кидая злой взгляд на Сэма. Тот слишком к ним привык, чтобы обращать внимание. — Эмма хочет тебя видеть. Пойдем, представлю, — он смотрит холодно, будто пытается изучить, но Сэм лишь усмехается, ведь глаза слишком живые, в них даже есть цвет. У Эммы в голове замки из розовых блёсток и пастельных облаков, она воспринимает все это как одну большую сказку и даже таинственная метка на руке не сильно ее волнует, ведь Итан такой умный, он точно разберется, что с этим делать. Сэм слушает это спокойно, с понимающей улыбкой. Ведь ее подвиг наверняка останется в веках, такая хорошая и такая добрая девочка, боящаяся магии крови, не желающая никем жертвовать и с верой в глазах. Сэм вспоминает, как быстро такая вера сгорела в глазах Вики и Агаты. — Это всё хорошо, Вестница, но я тебе зачем? Я уже не воитель, — он старается говорить мягко, без снисхождения, которое невольно вызывает эта девочка. Она слишком яркая, цветасто-конфетная, от одного взгляда на неё в горле появляется привкус горечи, ведь Сэму с остальными возможности быть такими не дали, им пришлось взять в руки мечи и спасать всех, несмотря на их же протесты. Эмма наверняка не смогла бы убить Коннора, нашла бы какой ещё способ, — обратилась бы к своим советникам, например, — но сохранила бы эту сказку вокруг. На Сэма она смотрит без особого восхищения, ведь зачем ей потускневшие образы, когда вокруг нее и так одни блёстки. Она и есть себе героиня, именно ей детишки будут восхищаться, а не Стражами, слишком часто оступавшихся для героев. — Ну, вы же остановили Мор… я знаю, вы и Люцифер были среди сделавших это, — она немного смешно качает головой, будто не может понять, зачем вообще такие странные вопросы задавать. Сэм морщится. Они отдали все, чтобы получить взамен «не могли получше?» от тех, кто сразу опустил руки. — Не мы. Александр сделал это, — и чудом не уничтожил сам Ферелден. Сэм чувствует усталость от этого удивления в больших голубых глазах, от нахмуренных бровок и надутых губ, ведь и сам знает, что последнее, кем можно назвать Александра, так это героем. Но все же, жизнь отдал именно он. Сэм думает, что должен был попросить принять себя в стражи, пройти посвящение и своей кровью подарить миру будущее, ведь тогда бы ему не суждено было знать цену человеческой благодарности. Итан тихо говорит: — Он утопил Денерим в крови и это ты называешь «остановить Мор»? — он смотрит и будто пытается заглянуть внутрь Сэма. Тот знает об этом всём, ведь сам же видел потом остатки эльфинажа, обескровленные тела и немногих выживших. Сэм сжимает черный амулет и это успокаивает. Кивает: — Архидемон мёртв. Порождения тьмы сбежали. Что это, как не прекращение Мора? — он ничего не чувствует от этих вопросов и самое печальное — понимание, что они не хотят ранить его. Они просто говорят правду и не думают, насколько болезненной она может быть. Эмма качает головой: — Ты же знаешь, что он был магом крови? Он убивал ради этого! — она не была там, но знает все эти истории. Александра уже давно никто не называл Героем Ферелдена, ведь настоящие герои не предлагали перебить целый клан эльфов, они не пытались осквернить священные религии, они не хохотали в окружении трупов и не наслаждались всем этим кошмаром, царившим вокруг. Они не сбегали из башни, они не бинтовали руки в попытке спрятать неумелую ложь, что это вовсе не из-за магии крови, они не убивали детей и не видели в остальных пыль под ногами. Но Сэм все равно носит эту злую, слишком ярко-цветастую и давно погасшую душу на шее. — Я сражался рядом с ним, Вестница. А до этого служил в Круге, где он жил, — он видит, как в глазах девочки появляется злость, затаённая и тихая. Она сама магесса, — снежинки между пальцев, ледяные глыбы вместо врагов и никакой крови для этого, — и знает на собственном опыте, что такое жизнь в Круге. Итан лишь сильнее поджимает губы, но молчит. Эмма горячо заявляет: — Из-за Александра всем магам пришлось жить куда хуже! Если бы он только смог доказать, что маги могут и сами позаботиться о себе, что мы можем без магии крови, что мы выше этого… — Но он не смог, — прерывает Сэм. Быстро разворачивается и уходит, зная, что спор был проигран задолго до его начала. Эмма не кидается в спину злым «он был чудовищем» и Сэм даже благодарен ей за это. Но цепочка на шее все равно жжётся как удавка.***
Скажи мне, за что мы сражались? За что сражался вот лично ты, когда не сбежал ночью от отряда? Я ведь знаю, ты мог бы сделать это легче лёгкого, когда понял, что тебе не подчиняются и не будут подчиняться, никто не стал бы по тебе скучать или искать. Все бы вздохнули с облегчением, но ты оставался, несмотря ни на что. И ведь даже если дело было во мне — использовал бы магию крови и все, я твоя послушная марионетка. Я бы перестал бояться, перестал бы злиться, мы бы сбежали вдвоём, но ты так и не поступил так. Я понимаю, что ты мог только сейчас, после всех этих лет и я бы хотел спросить, почему, да только ты ведь не ответишь. Забавно, я уже скучаю по твоей привычке болтать без умолку. Люцифер постоянно молчит, я тоже, и иногда я жалею, что я не маг и не слышу голосов демонов. Даже это было бы лучше тишины. И я бы хотел знать, какую игру ты вел, но смысл? Даже если бы ты был жив, то все равно нашел бы тысячу способов уйти от ответа.***
— Если хочешь, можешь поговорить со мной. Агата пытается вновь стать собой десятилетней давности, но та она погибла в битве за Денерим, чтобы воскреснуть вот такой, жёсткой и холодной. В глазах сочувствие, но толку от него, Сэм уже кучу раз видел этот печальный взгляд, слышал «я знаю, что ты потерял», но все это пустое было, мимолётное. Даже боль Агаты кажется чем-то таким же. — Прошло десять лет. Я в порядке, Агата, — он знает, что это новое состояние, когда над головой смыкаются чёрные волны и нет особой разницы между сном и явью — норма. Черно-болезненная, антрацитово-ненавистная норма. С ней нет смысла бороться, ведь лучше стать уже не получится. Сэм закрывает глаза и пытается представить, что не было всего этого, они сидят у костра и обсуждают, поймает ли Эллиа что-нибудь на ужин или снова придётся идти торговать. И некогда им грустить, ведь впереди долгий и изнурительный путь в горы, за урной с прахом самой пророчицы Андрасте. Сэм думает, что должен был взять с собой щепотку и дать Люциферу, Ости, Рэйчел — неважно кому, лишь бы они воспользовались им, лишь бы смогли вернуть утраченное. Он столько всего мог, если бы только додумался, что стражи нужны не просто так, но он так этого и не сделал. — Я же вижу всё. Пойдём, Эмма хочет устроить праздник. Будет весело, — она сама в это не верит. Сэм слышал, Эллиа погиб лет пять назад, может это на самом деле старую девочку и убило, а вовсе не осознание, что все, за что они боролись — слёзы над пеплом. — Не хочу. Кроме того, вряд ли мне будут рады, — все тут знают, кто был среди воевавших за Денерим. Кто сражался бок о бок с двумя сумасшедшими, решившими в один маленький отряд спасти мир. И рядом с кем не стоит шептаться, что стражи воевали зря. — Люцифер идёт, — скорее из вежливости, чем из реальной надежды говорит Агата. Сэм пожимает плечами, ему уже давно никуда не надо, лишь лечь и уснуть, пока мир вокруг будет рушиться. Пусть его спасают те, кто желает этого, кто верит, что их запомнят героями, а не предъявят счёт после всего этого. Сэм вот верил, а расплатиться так и не смог. — Передавай ему привет, — он пытается улыбнуться, хотя внутри давно остался лишь прах. Неспособный никого исцелить, спасти или помочь, существующий лишь чтобы не дать родиться пустоте, ведь тогда все будет кончено. — Прости, Сэм, — вздыхает Агата. И в глазах столько сочувствия, столько жалости, что Сэм начинает ненавидеть себя больше, чем весь этот мир, где твоя жизнь — прах под ногами других, более похожих на героев. Он не помнит, когда возненавидел это слово, но теперь оно вызывает лишь желчь в горле. — За что? — спрашивает он, сам не зная причины. Агата качает головой, в глазах слёзы и тошно так от всего этого. Он эту жалость и скорбь с лихвой вкусил в первые два года, дальше она уже переполнила его, стала обязательной приправой к любому разговору и Сэм больше благодарен Еве, Итану или Эмме за то, что они не тратятся на эту фальшь. И грустно лишь от того, что у Агаты эта боль настоящая. — За то, что не помогла тогда, после Мора и… — Не извиняйся. Ты огромная молодец, я знаю, — он знает, что у всех жизни сложились куда лучше, даже Рэйчел смогла переступить через боль и жить дальше, один он добровольно нырнул в это болото скорби и тоски. — Не говори так, — голос чуть дрожит и на секунду Сэм видит ту же совсем юную девушку, с которой они шептались у костра о том, что их ждёт дальше. Агата верила, что увековечивание в легендах и вечная память, ведь где ещё такое встретишь, восемь человек пытаются объединить целую страну! Сэм фыркал, но своих идей у него не было, а одна мысль, что о нем сложат песни странно грела душу. Навеки они остались лишь в тихих разговорах о «может и не стоило доверять стражам с самого начала?» — Как? — Как сейчас. Будто ты собираешься… — она не договаривает, но оба все и так понимают. Сэм отворачивается и понимает, что за все эти годы так и не задумывался о самом простом выходе. Нож, яд, может петля — и все, больше не надо видеть, как все его старания превращаются в прах. Но он все равно не будет думать об этом. — Не волнуйся, не собираюсь. Обещаю. Агата вздыхает, но понимает, что бороться с этим бесполезно. Ведь какой смысл пытаться остановить невозможное? Сэм уже пытался.***
И мне хотелось бы спросить у тебя, знал ли ты, чем все это закончится, когда уходил туда. Я верил, что мы ещё встретимся, ты снова будешь несносным придурком и всё-таки прекратишь нести этот бред, будто у меня твоя душа и прочее. Это же была просто красивая сказка, да? Но ты снова спутал все карты, наверняка сам не зная зачем. И нет, я не хотел бы, чтобы погиб Люцифер. Ости не заслужила всего того, что свалилось бы на нее, никто не заслужил. Я сам уже не знаю, кому бы отдал эту боль и понимаю, что в любом бы случае взял все себе. Ведь они хорошие, куда лучше тебя или меня. И не вздумай отрицать все, сопротивляться, я знаю, знаю, что именно с меня и началась вся история с кругом магов, ведь если бы я сразу сдал тебя, то Фредерик не решил бы пойти на сделку с демоном и все бы остались живы. Кроме тебя, но ты же сам понимаешь, у таких как мы счастливого финала не бывает.***
Он видит, как тевинтерский магистр превращает одних Стражей в марионеток, а вторых приносит в жертву ради этого. Броня уже давно потускнела от крови, новая почти незаметна и Сэм ничего не чувствует, когда узнает, что возможно весь орден прекратит существовать. Пусть паникует Люцифер, у него ещё есть что терять. — Стражи всегда были опасными! Вы, вы!.. — Эмма смотрит на них двоих и видит ожившие кошмары. Люцифер вместо ответа вонзает меч в грудь кого-то, кого он наверняка звал товарищем. Изо рта человека льётся тёмная кровь, глаза тускнеют. У Люцифера они горят спокойным пониманием происходящего: — Но шагаешь по этим землям только благодаря таким опасным стражам, девочка. Хватит так злиться. У нас слишком мало времени, чтобы ещё тратить его на ругань, — он усмехается, принимая эти возмущённые, горящие искренним гневом взгляды. Итан качает головой, выступая вперёд, в свои слова верит куда больше, чем Сэм — в нужность борьбы: — Вы всегда были глупцами, играющимися с огнём, детьми, бегущими за бабочкой и не понимающими, что из-за вас погибнет весь мир! — Вы никогда не заботились ни о чем, кроме Мора! Сколько всего вы могли сделать, но вместо этого!.. Александр был лишь закономерным итогом, — плюется гневом Эмма. Люцифер слушает все, оперевшись на меч и Сэм гадает, сможет ли тот совладать с гневом, клокочущим в красных глазах. Когда он с шумом вонзает меч в спину пытающегося уползти стража, то Сэм понимает: не смог. — Каким бы этот придурок не был, я не позволю таким как вы что-то говорить. Мы все тогда чем-то пожертвовали, а что делали вы? Что делал ты, маг? Ты отступник, так что вряд ли ты дрался за Денерим. Так что же ты делал, пока мы, такие ужасные стражи, пытались остановить Мор? И скажи мне, девочка, дожил бы хоть кто-то из твоих обожаемых магов, если бы я не такие ужасные мы? Или что, лучше пусть погибнут на поле боя, чем живут в Круге? — он говорит зло, медленно, а в глазах ничего, кроме всепоглощающей ненависти. Не видит он в этих двоих союзников или кого-то, кто может помочь. Это воплощения этого мира, превратившего жертву одного из них в пепел, который швырнули им же в лицо. И Сэм тоже не чувствует ничего, кроме тихого гнева. Эмма еле успевает дышать, говоря быстро, с наивной верой, что мир действительно настолько прост: — Вы готовы пожертвовать слишком многим! — Тогда чем готовы пожертвовать вы? — спрашивает Сэм. Все смотрят на него и он продолжает, пока амулет на груди отдает такой знакомой и желанной прохладой: — Если окажется, что Корифея не убить без жертвы — сделаете ли вы это? На что вы готовы, чтобы победить? Что готовы отдать? — он знает, что если попросят — пожертвует собой. Не задумываясь ни на мгновение, ведь какая разница, если в любом случае твои действия низведут до праха под ногами более значимых героев? Сэм говорит дальше, поражаясь, что он способен испытывать такие сильные эмоции: — Думаете, стражи делают это из какого-то сильного желания? Просто… иногда нет другого выхода. И я очень рад, что вам не довелось с этим столкнуться, Вестница. Он не склоняет голову, как делал это до этого. Он смотрит прямо в голубые глаза и парадоксально наслаждается бессильной злостью в них. Итан цедит: — Толку от этих жертв. Просто желание поиграть в героев… Люцифер не выдерживает и с ревом кидается на него. Сэм еле успевает перехватить мужчину, тот кричит проклятия, выпускает всю ненависть к миру, что копилась в нем годами. Эмма отшатывается, как от больного, хватает Итана за руку, у него в глазах такое спокойное, снисходительное презрение, что Сэм и сам хочет атаковать. Люцифер рычит: — Как ты смеешь?! Я сражался с архидемоном ради таких как ты! Ублюдок! — но боль в пламени гнева всё-таки не сгорает. Сэм держит, не давая разрушить единственную надежду спасти стражей и самому же горько от этого. Он смотрит на Эмму с Итаном и думает, что, возможно, Александр всё-таки умер зря. — Успокойся! У нас нет выбора! — это не его война, но ради чего ещё жить, когда больше никого из близких не осталось? Только вот такие, вовлечённые в борьбу с миром, наступившим грязным сапогом на скорбь и пинающим другой ногой жертву, принесенную ради этого же мира. Люцифер всё-таки сдается. Кое-как выпрямляется и даже не пытается схватиться за меч, только в глазах эта злоба, смешанная с ненавистью и болью. Эмма поджимает губы, пока мужчина сплевывает: — Скорее всего все стражи собрались в Адаманте. Советую поторопиться, если не хочешь, чтобы вместо таких опасных стражей у тебя не появилось чего-то реально опасного.***
Единственное, что я хочу спросить у тебя, такого же проклятого: разве ради этого мы боролись? Ради мира, в котором нам могут заявить в лицо, что мы сделали только хуже? О чем ты думал, когда жертвовал собой? Хотя сомневаюсь, что о таких вещах. И хотя тебе скорее всего будет плевать, но я хочу чтобы ты знал: мы, — Люцифер, Агата, остальные, — помним о твоей жертве и о том, какой ценой Мор был побежден. Я помню об этом и пускай для всех мы были лишь горсткой идиотов, что лишь портили остальным жизнь, я уверен, что эльфы, гномы, — все, кому мы помогли, — тоже будут помнить, как всё было на самом деле. Я хочу в это верить, потому что не может же мир в самом деле быть таким. Эмма может называть себя вестницей Андрасте сколько угодно, но я не хочу верить, что именно она и есть та самая избранная, о которых поется в песнях. Ведь, если это в самом деле так, то я не хочу жить в этом мире.***
Битва за Адамант проносится перед глазами резко, мельтешением. Сэм рубит и режет, его щит быстро пачкается кровью, как и меч с доспехами, но они с Люцифером прорубают себе дорогу сквозь тех, кого Люц называл братьями и сестрами. Когда они попадают в Тень, то Сэм слишком устал, чтобы удивляться. Эмма спрашивает у Итана, что им теперь делать, ахает, Ева истерично орет, что хочет домой и как же она все это ненавидит, а Сэм с Люцифером лишь переглядываются и берутся за мечи поудобнее. Поражаться можно, когда они наконец выберутся отсюда. Здесь темно, грязно-зеленый повсюду и Сэм думает, как только кто-то из магов действительно может попадаться в ловушку этого места. Или они действительно настолько отчаиваются, что даже эти тусклые скалы кажутся реальнее родных застенок? — Выход! — кричит Эмма, указывая пальцем на зелёный портал. Люцифер хмурится: — И препятствие, — он перехватывает меч поудобнее, когда перед порталом приземляется демон, напоминающий паука. Тысячи рубиновых глаз смотрят, не моргая, с жвал капает яд. На раздутом брюхе лопается кожа, обнажая мясо. Сэм кивает: — Кто-то должен его задержать, — он знает, что тут только один вариант. В конце концов, все равно скорбеть о нем никто и не будет. Люцифер дёргается: — Не вздумай! Слышишь, даже… — Люцифер, — прерывает Сэм. И Эмма с ее отрядом молчат, не решаются вмешаться и сказать, кто должен отдать свою жизнь во имя других. Сами же знают цену этой жертве. — Люцифер, ты и сам знаешь, что кто-то должен будет заняться стражами… и прости, я не хочу рассказывать Ости, почему ты не захотел вернуться к ней, — Сэм улыбается, правда, он улыбается. Люцифер качает головой и в глазах такая боль, ведь ещё один кусочек прошлого ломается в руках, разрезая кожу и оставляя после себя лишь боль. Но что поделать, такое уж прошлое. — Люц, послушай. Пообещай, что передашь Ости привет, хорошо? И скажи Агате, что я правда был рад увидеться, она огромная молодец, что справляется со всем этим, понял? Пообещай, что сделаешь это, — Сэму правда очень грустно, что он так и не сказал этого лично. Но в конце концов, всему приходит конец. Его наступил десять лет назад, когда в небо ударил луч, а порождения тьмы бросились прочь, просто тело этого не поняло и продолжило жить. Люцифер качает головой, но даже возразить ничего не может. Вздыхает, после чего лицо искажает кривая усмешка: — Передавай ты тоже привет, хорошо? Скажи, что я до сих пор считаю его полнейшим придурком. Сэм улыбается и салютует рукой с зажатым в ней мечом.***
Завтра я еду в Адамант. Я не знаю, чем все кончится, но если я не вернусь, то пообещай, что куда бы я не попал, ты будешь меня там ждать. Даже если это возле самого Создателя, ты встретишь меня там и я отдам тебе этот амулет. Ты засмеешься, будешь отказываться, но я буду непреклонен, понял? Или если это будет просто тень, то ты наконец встретишь меня. Будешь болтать, как ты всегда это делаешь, трещать постоянно, но в этот раз я выслушаю все, обещаю, до самого последнего слова, пока ты не выдохнешься наконец и тогда мы оба помолчим. Обещай, что все будет именно так. Потому что, Александр Нильсен, если ты не сделаешь этого, не дождешься, то я на тебя очень обижусь. Но я знаю, что этого не будет и спокоен насчёт этого. Ты наконец вернёшься ко мне, как и сказал тогда, ведь хоть одно обещание ты должен сдержать.