Осенний марафон

Арт и песня: http://vk.com/photo101640816_306897159 *Надеюсь, вы разберётесь, кто есть кто* Жёлтые листья кружились в школьном дворе, пока ученики сидели в душных классах, пряча глаза от последнего осеннего солнца. Закрытая школа для мальчиков возвышалась над городом, сияла в расплавленном золоте. В тихом классе на третьем этаже под шорох тетрадей и одежды отчётливо раздавался ритм клубного ремикса. Доминик вздохнул и убавил громкость, понимая, что, кажется, слишком увлёкся аранжировкой классики. Он сидел на последней парте, с которой ему был прекрасно виден весь класс. Склонённые спины, идеально белые рубашки и чёрные пиджаки. Чёрные, каштановые, почти рыжие, выкрашенные, светлые головы. Доминик категорически не хотел переходить в колледж для мальчиков, но отец настоял; Доминик категорически не хотел погружаться в атмосферу чисто мужского общения, но пришлось. Впрочем, в первый же день он убедился в свободе нравов данного учебного заведения. Отсутствие девушек наложило свой отпечаток. Доминик принял к сведению, пожал плечами и решил держаться подальше от сборища озабоченных самцов. До звонка оставалось каких-то несколько минут, итоговый тест он уже написал, а потому позволил себе немного расслабиться. Вообще-то подобная вольность, как наушники, не позволялась, но математик делал Доминику скидку. За это время, чуть больше месяца, что парень здесь учился, он успел приобрести хорошую славу. Первый класс* не слишком его напрягал, хотя работать приходилось больше, чем раньше. День в самом разгаре, ещё три урока, а в полпятого у него факультатив. Доминик откинулся на стуле и прикрыл глаза, не замечая жадного взгляда с одной из задних парт другого ряда. Математика его совсем не прельщала. Впрочем, как и языки, и медицина, и гуманитария. Рисовать – вот, что было его страстью. Но высшее специальное образование – тоже вещь не самая плохая. Так думал Доминик, а потому вполне согласился с родителями, когда они посоветовали выбирать естественные науки. Звонок нарушил его мысли и уединение, и Доминик, подхватив уже собранную сумку, вышел из класса, попрощавшись с преподавателем. Большинство парней, учившихся здесь, были далеко не из бедных семей. Его семья тоже не бедствовала, но он поступал сюда сам, так же, как старался делать и всё остальное. Родители с детства приучили его не полагаться на деньги, а всего лишь пользоваться ими. К удивлению Доминика, соученики просыпались где-то к третьему уроку, с утра же производя впечатление сомнамбул. Для Доминика никогда не было проблем встать рано. Наверное, потому что учиться он любил. Его часто считали занудой, ботаником, скучным и неинтересным, хотя внешностью он не был обделён. Чуть отросшие каштановые волосы, чайного цвета глаза, тонкие черты лица, изящное, но совсем не хилое телосложение. Он вообще пошёл в мать – невысокую, хрупкую и очень красивую женщину. Сам Доминик себя скучным отнюдь не считал, может быть чуточку замкнутым. Он просто искренне не понимал, как можно тратить всё своё время на секс, машины, Интернет и девушек. Наверное, он не понимал остальных парней, потому что не имел девушки. Его ведь считали ещё и холодным и равнодушным, каковым он уж точно не был. Следующим уроком был французский. Его вела пожилая мадам, которая посадила Доминика на первую парту. Она, как и математик, жаловала нового ученика. Доминик владел тем, что называлось «врождённая грамотность». Но французский он не любил. Этот урок по необъяснимым причинам вытягивал силы просто безмерно. После него парень чувствовал себя как выжатый лимон. Объяснения мадам не были скучны, на удивление Доминику повезло с преподавателями, но тишина класса висела на плечах, как кисель. Почему-то на этом уроке ему вне зависимости от обстоятельств жутко хотелось спать. Этот раз не отличался особым разнообразием. Доминик сидел за партой, оперевшись на руку и посматривая в окно. Ранняя осень – это любимое время года. Пора, когда всё становилось легко и солнечно, как погода не улице. Сжав губы и отвернувшись от окна, Доминик повёл плечами: в последнее время его часто преследовало ощущение пристального взгляда. Будто в его спину всегда кто-то пялился. Не сказать, чтобы это слишком тревожило, но порядком раздражало. Доминик вполне обоснованно опасался за свою задницу. В школе, где нет ни одной девчонки, и более мужественные парни становились подстилками, а уж ему-то сам бог велел. Доминик поморщился от неприятных мыслей. Гомофобией он никогда не страдал, но не был уверен, что готов к подобному сам. Через мучительную вечность времени урок закончился, и Доминик смог избавиться от ощущения навязчивого взгляда. Но он знал, что оно непременно вернётся. На самом деле, ему было даже интересно, правда ли кто-то так пристально за ним следит. Он обладал склонностью всё преувеличивать, за что часто сам себя ругал. И, возможно, это ощущение ему чуточку нравилось. Доминик едва заметно улыбнулся и остановился у распахнутого во всю ширь окна. С улицы доносились запахи палой листвы, свежести, которая для него всегда пахла арбузами, духоты от ещё разогретого асфальта, шум машин и ветра. Доминик полной грудью вдохнул в себя город, уже зная, что будет рисовать вечером на балконе. С улицы и из коридора слышался смех, разговоры; они создавали такую привычную атмосферу безмятежности. *** День пролетел незаметно. Выходя из очередного класса, Доминик мельком взглянул на часы и увидел там заветное расположение стрелок – три часа. Глубоко выдохнув, он снял пиджак и запихнул его в сумку. Ещё один пунктик – он не любил оставаться в одной рубашке на уроках и официальных мероприятиях. Домой не хотелось, поэтому время до факультатива он решил скоротать в небольшом садике около школы. Преподаватель истории искусств – немного рассеянный, но безумно умный профессор – как всегда оказался на своём месте. Доминик попросил разрешения оставить сумку в кабинете, а потом спустился в холл. Уже у самого выхода он сообразил, что надо было прихватить с собой альбом с эскизами. Полтора часа – несколько набросков, время Доминик измерял музыкой и рисунками. Посетовав на свою недогадливость, он повернул обратно. По дороге зачем-то завернул в туалет. Просто так, умыться и почувствовать, как холодная вода стекает по пальцам. Скоротать время, расслабиться, тысяча и одна важных причин и ни одной стоящей. Спохватившись, он достал мобильник и набрал знакомый номер. Мама ответила почти сразу и наверняка даже не удивилась, что он решил остаться в школе до факультатива. Только просила не задерживаться, и Доминик только закатил глаза, узнав, что сегодня к отцу придут какие-то там деловые партнёры. Попрощавшись с родительницей, он отправился в кабинет, витая в своих мыслях. Не такие частые званые обеды можно было пережить, и достойной наградой за это будет давно лелеемый в мечтах томик Гёте в подарочном издании. О да, сегодня он, наконец, сможет его купить. Это тоже было страстью – любимые книги в красивых обложках. Страстью, на которую не жалко было денег. Задумавшись, он снова не заметил, как упустил тело перед собой. Уткнувшись в чью-то грудь, Доминик поднял глаза и наткнулся на тёмный внимательный взгляд. Прямо перед ним стоял староста их класса – Валентин – и чуть прищуренными глазами рассматривал Доминика. - Прости, - парень улыбнулся и отошёл на пару шагов. Валентин ответил на улыбку и качнул головой, как бы говоря: всё в порядке. - Как хорошо, что я хоть кого-то встретил! Ты не поможешь мне с учебниками? – улыбаясь, староста кивнул на класс, рядом с которым они и стояли. - Давай, - Доминик пожал плечами. Валентин по долгу положения частенько оставался после уроков помогать преподавателям, следить за оставленными после уроков и делать какие-то совершенно непонятные и никому не известные дела. Высокий, широкоплечий, с пронзительными тёмными глазами и растрёпанными чёрными волосами, он выглядел старше и солиднее своих соучеников. Он нравился Доминику за его ответственность, за его серьёзность, за трудолюбие. А так же за скептический взгляд и умение поставить на место. Валентин чуть отступил в сторону, пропуская парня в класс, утонувший в солнечном свете. Стулья стояли вразнобой, на одной из парт небрежно лежала ярко-красная сумка старосты. - Пришли новые учебники для малышни, - начал объяснять Валентин, - Но их неожиданно оказалось так много. Не поможешь их рассортировать? - Конечно, помогу, - согласился Доминик. В принципе ему было всё равно, как коротать время до факультатива – с альбомом или в компании приятного человека. Он прошёл вглубь кабинета, за спиной хлопнула дверь. В кабинете было тепло, даже немного жарко. Доминик сдул со лба мешающие пряди и не сразу услышал за спиной тихие шаги, а потом стало поздно. Парень хотел обернуться, но чьи-то сильные руки, обвившие талию, не позволили этого сделать. Он растерялся, совершенно не зная, что делать, на секунду задержал дыхание и вскинул взгляд на Валентина. Тот застыл в нескольких шагах, наблюдая за происходящим сквозь прикрытые веки. Не надо быть гением, чтобы понять, что он попался на банальную уловку с помощью. Даже обидно как-то. Доминик едва заметно вздохнул – говорит о его умственных способностях. Руки с талии поднялись на плечи, поглаживая, лаская, а шеи коснулось горячее дыхание. «Попался», - подумал Доминик, вздрагивая от лёгкого укуса за ухом, но ничего не сделал. «Неужели групповуха?» Валентин не шевелился, только прожигая его взглядом. Сложенные на груди руки, расслабленная поза хищника. Доминик отвёл взгляд, стараясь избавиться от наваждения, но ничего не мог сделать с удовольствием, зарождающимся где-то в глубине его тела. Он почему-то позволял рукам незнакомца творить совершенно непотребные вещи: беспрепятственно скользить по скрытой одеждой коже, расстёгивая рубашку; касаться его там, где не стоило позволять. Но он позволял. И ему это нравилось. И это было совершенно необъяснимым, непонятным и оттого более желанным. По телу постепенно расползались тепло и мурашки, концентрируясь в животе. Солнце всё так же ярко светило за окном, ветер из открытого окна ерошил волосы, приятно охлаждая горящую кожу. Пальцы незнакомца с короткими ногтями скользили, где-то сильнее, где-то почти невесомо, заставляя тянуться за лаской, подчиняться, подаваться навстречу прикосновениям. Когда последняя пуговица на его форменной рубашке была расстегнута, незнакомец отошёл, и Доминик немного разочарованно выдохнул. Порыв ветра раздул полы рубашки. Доминик развернулся и даже не удивился, увидев немного взлохмаченную укладку Алена и отсветы солнца в рыжеватых тёмных волосах. Стоило догадаться – неразлучная парочка! И, кажется, он знал, чья это идея. В глазах парня полыхало пламя, и Доминик невольно сравнил этот жадный взгляд с тем, который постоянно чувствовал на себе. Хотя, может, это он и был? Его не держали, и Доминик почему-то был уверен, что может уйти в любой момент, но так же был уверен, что не станет этого делать. Почему, отчего? Он и сам не мог понять, что двигало им – любопытство? Ален сделал к нему шаг, слегка толкнув в объятия Валентина, крепко обнявшего его плечи. Какая-то нереальная, почти звериная сила старосты, сквозившая в каждом его движении, дарила чувство безопасности, затмевала разум. Они оба стояли так близко, непростительно, безумно близко, что их дыхание смешивалось и обжигало. Частое, резкое. Доминик закрыл глаза и прижался к Валентину сильнее. «Я, видимо, гей», - и это было последняя мысль перед тем, как он почувствовал чужие губы на своих. В нос ударила волна запахов: едва заметный от сигарет, ваниль и ещё какой-то знакомый, но трудноопределимый, будто из забытого детства. Его целовали медленно, осторожно, тягуче, будто боясь спугнуть. Доминик приоткрыл рот, отвечая и стараясь вести. Он не девчонка в конце концов, чтобы трястись над ним! Но он всё равно едва сдержал стон, стоило ему окунуться в ту страсть и нетерпение, с которыми Ален целовал его. Теперь обратного пути нет, Доминик краем сознания усмехнулся - как бы не стать зависимым от этих поцелуев. Он отдавался, упивался нежностью губ и несдержанной резкостью самого поцелуя. Руки Валентина спустились на живот, разводя полы рубашки в стороны и скользя под ткань. Доминик чувствовал, что староста возбуждён, как, наверняка, и Ален. Своего возбуждения он не чувствовал, думая только о том, чтобы глотнуть воздуха. Ален почти не отрывался от его губ, целуя его ненасытно и глубоко, лаская его язык своим, заставлял тонуть в этом. Момент, когда они оказались у окна, Доминик пропустил. - Мы давно за тобой наблюдаем, - шепнул Ален, наконец-то оставляя его покрасневшие влажные губы и чуть отступая. Зрачки его глаз были чуть расширены, и Ален часто моргал, стараясь успокоить прыгающую в такт с сердцем реальность. В тишине комнаты слова прозвучали едва слышно, а улыбка парня могла бы посоперничать с солнцем. Окно закрывали от всего мира яркие желто-красные листья раскидистого клёна. Они пропускали солнечные лучи, сверкали и переливались, оставляя забавные тени на лицах и телах. Валентин немного сжал пальцы, напоминая о себе, и Доминик подчинился его рукам, развернулся. Староста опустился на стул и потянул его за собой, вынуждая неловко опереться коленями о сиденье. Доминик всерьёз опасался, что свалится с него в какой-нибудь самый неподходящий момент, но, тем не менее, подчинился. Он понадеялся, что Валентин сможет его удержать. Интерес и желание оказались сильнее любых опасений упасть. Ален, неожиданно оказавшийся сбоку, стянул с него галстук и ловко связал синим куском ткани запястья. Доминик было дёрнулся, но слишком поздно. Теперь он оказался совершенно беспомощным без возможности двигаться. Наверное, именно это заставило что-то щёлкнуть в мозгах Доминика. «Господи, да что я творю?» - воззвал он, стараясь успокоить паническое дыхание. Только сейчас, когда сознание неожиданно прояснилось от пелены удовольствия и интереса, он понял, на что подписался. И испугался. Глупо было обвинять шок, непонимание, состояние аффекта, но страх никуда не уходил. Доминик здорово затрясся, осознавая, что отступать сейчас – верх идиотизма. - Не бойся, - шепнул Валентин, целуя его за ухом. – Всё будет в порядке. Доминик не слишком-то был в этом уверен, он постарался расслабиться. Чужие руки скользнули по пояснице, ниже. Он инстинктивно сжался, закрылся, стараясь не думать. Валентин почти незаметно расстёгнул его брюки и притянул к себе, заставляя прижаться к горячему телу. Доминик судорожно выдохнул и закрыл глаза. Ощущения стали острее, ярче, он слышал тяжёлое дыхание, чувствовал возбуждение парней. Разум снова отключился, в конце концов, зачем страдать от неизбежного. Отрешиться от реальности не получалось: Ален с Валентином делали всё, чтобы он не думал ни о чём, кроме них. Доминик и не думал. Вернее, он совсем не думал. Он плавал где-то на грани и только закусывал губы, чтобы не стонать. Стоны казались ему явно лишними и чересчур пошлыми в тишине кабинета. Это необычно, так непохоже на обычный перепих в пустом классе. Слишком просто, чтобы быть банальным. Ладони Валентина легли на его уже обнажённые ягодицы, поглаживая и слегка раздвигая их. Пальцы впились в кожу, разбавляя патоку удовольствия и оставляя свои метки. Доминик выгнулся, открывая глаза, с его губ всё-таки сорвался стон. Невозможно молчать, когда что-то внутри рвётся наружу, раскрывая крылья, щекоча ими внутренности. Точно электрические искры бежали по нервам, сжигая их. Валентин целовал его ключицы, спускаясь к соскам, иногда он возвращался к губам, целуя коротко и жарко. Их поцелуи отличались – Алена и Валентина – чем-то неуловимым, чем-то контрастным. Доминик быстро перестал контролировать себя, забылся, поддался. Они ласкали его так искренне – именно это слово пришло ему на ум, хотя Доминик слабо представлял, что это значит – доставляли настолько яркое и невероятное наслаждение, что играть что-то было невозможно. Холодные, уже смазанные пальцы (и когда успел?) Алена прошлись по ложбинке и чуть надавили на анус. Доминик дёрнулся, сам не понимая от чего – от прикосновения, от ощущения руки Валентина на его члене, или просто от неожиданности. Он уже жалел, что так легко позволил себя связать. Сейчас было просто жизненно необходимо касаться парней, чувствовать влажную кожу под своими пальцами, ласкать их, отдавать им столько же, сколько они давали ему. А они лишили его такой возможности, заставляя только чувствовать. Что ж, в следующий раз он получит всё, что хочет. Мысли проносились явно мимо, не задерживаясь в голове. Ален немного покружил вокруг дырочки и осторожно ввёл один палец. Доминик замер, но больно не было, хотя он ждал именно этого, морально готовился. Было очень странно и необычно. А больно не было. Он пошевелился, позволяя дальнейшее, и Ален начал его растягивать, заставляя задыхаться. Так… необычно. Никогда в жизни Доминик не чувствовал такого. Но ему нравилось. Его уносило на волнах невыносимого удовольствия, хотелось… всего. И сразу. В кожу впились пальцы Валентина; он целовал его, ни на секунду не позволял думать. Неудобная поза давно перестала волновать, боль в коленях только усиливала экстаз. Ален поцеловал его в плечо, потом слегка прикусил кожу. На несколько секунд он отстранился, а потом резко вошёл в Доминика, заставив вскрикнуть. В глазах помутилось, но он их не закрыл, только сильнее прижался к Валентину. Дыхание срывалось с пересыхающих губ. Доминик старался расслабиться. Боль быстро стихала, смешиваясь с возбуждением, щекоча нервы. Он снова начал ощущать пальцы, поглаживающие по рукам и прессу в попытку успокоить. Староста шикнул на друга, и тот замер, продолжая целовать плечи Доминика. Но Доминик сам подался назад, стараясь не забывать дышать. Нет уж, если они это начали, то пусть заканчивают. Негоже считать его девчонкой. Это он им потом тоже припомнит. Ален осторожно толкнулся, опять вызывая волну мурашек и наслаждения, смешанного с болью. Было так хорошо, как никогда в жизни. Доминик давно забыл, что занимается сексом с парнями, более того – с двумя. Сейчас имели значение только резкие глубокие толчки Алена, жадные поцелуи Валентина, их тесно сплетённые тела, сбитое дыхание, стоны. Голова кружилась, перед глазами стояло золото листьев, золото их чувств. Ален двигался несдержанно, иногда сбиваясь с ритма, но так неповторимо прекрасно. Безумие, играющее яркими красками. Это невозможно долго, это невероятно ярко. Ногти царапали кожу, даря боль и удовольствие, Доминик всё теснее прижимался к парню перед ним, утыкаясь ему в шею. Он старался не потерять ощущение реальности, но получалось плохо. Движения становились суматошнее, ещё резче, Доминик выгнулся, не в силах сдержать вскрик. По спине прошлись мурашки, он сжался, заставив Алена ахнуть. Тот на секунду замер, а потом толкнулся снова и кончил со сдавленным стоном. Внутренности Доминика будто обожгло огнём, и он подался вперёд, потёршись о пресс Валентина. Будто тысячи иголочек легко прошлись по члену, когда староста медленно провёл по нему рукой и немного сдавил у основания. Доминик прижался лбом к плечу брюнета. Он мало что соображал, возбуждение и желание мутили мысли. Он не протестовал, когда почувствовал, как Валентин входит в него. Осторожно, хотя он был уже растянут и подготовлен. С губ сорвался довольный стон, тут же проглоченный Аленом. Доминик в который уже раз не заметил, как он оказался за Валентином, к нему лицом, и жадно начал его целовать. Чужая плоть раздвигала стеночки, скользя по ним. Валентин погладил его по бедру, начиная двигаться. Он делал это медленно, заставляя терять голову, доводя их обоих до грани безумия. Он целовал ключицы, соски, а Ален самозабвенно насиловал его рот. И Доминик всё это позволял, каждым движением своего тела требуя. В такт толчкам Валентин поглаживал его плоть, сжимая головку, забирая последние остатки мозгов. Неожиданно резкий толчок, ласкающая рука сжимается сильнее. Мир для Доминика погрузился в дымку, и он кончил, мыча в рот Алена. В тот же миг Валентин сильнее сжал его бёдра, начиная двигаться резко, жёстко, желая скорее получить оргазм. Доминик расслабился и через минуту почувствовал горячую сперму внутри. Странное ощущение, но никак не неприятное. Доминик прислушался к себе и понял, что ему скорее нравится. На несколько долгих мгновений всё замерло, снова стали слышны голоса и шум машин с улицы, ветер остужал кожу и мысли. Вопрос, что делать дальше и как смотреть друг другу в глаза, ещё не успел сформироваться в голове ни одного из них. Ален с явной неохотой отпустил рот Доминика и развязал ему руки. Запястья немного покраснели, но парень не спешил отпрянуть от старосты. Валентин сам его немного оттолкнул, целуя, лаская его язык. Доминик подумал о том, как будет выглядеть, когда придёт домой с ярко-красными губами, прямо кричащими о том, что он делал. Но всё это было не важно. Валентин до сих пор не вышел из него, и Доминик боялся пошевелиться, не желая менять позу. Пришло осознание, что все трое почти одеты, что этот секс явно не последний, что сам вроде и не против. Париж окрашивался яркими предвечерними красками.