***
Однажды Годжо натягивает ему капюшон на голову и говорит: — Становится холоднее. Не заболей, — и уходит куда-то, что подозрительно напоминает ванную Фушигуро. За окном идёт снег, но в общежитии так тепло, что почти душно. Юджи думает, что, кажется, он сейчас вспотеет. То, что у него покраснели щёки, уши и шея, он объясняет жаром от камина. Несуществующего. Но капюшон не снимает. На щеке появляется Сукуна: — Вот так хорошо, шкет. Люблю тепло. — Приятно слышать, — сухо отвечает Юджи, — что хоть кто-то наслаждается моими страданиями. Проклятье высовывает язык, проверяя уровень влажности в воздухе — Юджи безмолвно благодарен Сукуне, что он хотя бы не лизнул его щёку. Раньше он уже так делал, чисто чтобы позлить Итадори: — Ты что, издеваешься над собой по своей воле? Униформу же можно просто снять. Это какая-то особая тренировка? — Н… да. А ты не знал? Разве ты не живёшь в моём теле? — В нашем теле, — проклятье кривит губы в злобной, но до ужаса самодовольной усмешке, — кроме того, у меня есть свои дела. Мне что, теперь следить за тобой круглосуточно? — Ну, Годжо-сенсей говорит, что я должен научиться стойко переносить любую температуру, — лжёт Юджи. — Не получи-и-и-илось, врунишка. Здесь совершенно нечего делать, так что я всегда в курсе всего. Ты правда думал, что мне есть, чем заняться? Что, по-твоему, я могу делать? Придумывать головоломки? Я даже твои мысли контролировать не могу. Мне скучно. Ну-у-у, и для чего же ты врал? Юджи не отвечает. Сукуна насмехается: — Ты смутился, не так ли? — Это ещё почему? — резко отвечает Юджи, внезапно чувствуя прилив раздражения. Хочется лечь спать и устроить битву умов с Сукуной, но он сдерживается, ибо всё равно проиграет. — Потому что не можешь ослушаться своего учителя? Сукуна так далёк от правды («какой правды?» задаётся вопросом Юджи, но так и не находит ответ), что он почти что выдыхает от облегчения. И неуверенно парирует: — Это глупо. Понятия не имею, о чём ты говоришь. — О, я просто издеваюсь над тобой. Разумеется, я знаю настоящую причину. Дело в том, что… хм, почему бы тебе самому это не сказать? — Свали, — Юджи шипит. — Ты точно этого хочешь? Если бы хотел, то легко бы заставил меня это сделать. Но не заставил, что говорит о том, что ты хочешь услышать, что я скажу. Потому что сам себе в этом признаться не в состоянии. — Это не так. Проваливай. — Ты злишься, — тянет Сукуна, — ты злишься, потому что я знаю, что тебе… — Заткнись! — Юджи бьёт себя по щеке, заставляя рот исчезнуть. На месте, где до этого был язык Сукуны, остаётся неприятное жжение. Проклятие возникает снова уже на его лбу и на этот раз заканчивает: — … нравится Годжо Сатору. Не так ли? Юджи хлопает ладонью по лбу так сильно, что, готов поклясться, его мозг на мгновение сотрясается, вызывая дезориентацию. Он слегка запинается и падает лицом в кровать. Капюшон плотно прилегает к затылку.***
— Годжо-сенсей. — Да? — Как вы думаете, Фушигуро-кун любит кошек? — Я люблю. — … — И сов тоже. Думаю, они милые. — И как это связано? — Ну, никак. Думаю, он терпеть не может кошек. А почему ты спрашиваешь? — У него день рождения через две недели. Я видел стикеры с кошками и подумал, что они ему понравятся. Но, видимо, это не так. — Мой день рождения был на прошлой неделе. — Оу, простите. Я ничего вам не подарил. Есть что-то, что вы бы хотели? — … — Годжо-сенсей? — Возьми Мегуми стикеры с кошками. — … ладно.***
Однажды Годжо заглядывает в зал, где тренируется Юджи, и кричит: — Посылаю тебе лучи любви! — и тихо скрывается снова в коридоре. Юджи стоит на месте, покрываясь потом, с ободранными и ноющими костяшками. Он пялится на открытую дверь и долго обдумывает слова «лучи любви». Очень долго. Не двигается и продолжает глазеть. — Эм, Итадори, — позади него раздаётся неуверенный голос, — тут для тебя новое задание. Обернувшись, он видит Киотаку, неловко переминающегося на месте. Иджичи продолжает: — Оно было предназначено для Годжо-сана, но он сказал, чтобы его выполнил ты. Нужно изгнать два проклятия третьего ранга в Шибуе. Я отвезу тебя туда. — Так вот, что он имел в виду, — бормочет Юджи. Он явно в какой-то мере разочарован, но предпочитает делать вид, что не знает, почему. Откровенно говоря, с чего бы ему быть разочарованным? Он и не разочарован вовсе. Вообще нет. Он должен радоваться, что ему выпал шанс сразиться. Поэтому, он явно в восторге. Сто процентов. — Итадори? Вся поездка проходит как в тумане, ибо он полностью ушёл в свои мысли. Киётака косится на него время от времени, беспокоясь, но ничего не говорит. Юджи пытается думать о Дженнифер Лопез — нет, Лоуренс, но образ блондинки просто не вяжется с его внутренними рассуждениями. Это единственное, на что он способен, чтобы отвлечься от мыслей о том самом. Но они кружат на периферии сознания, грозя ворваться в любой момент. Это продолжается до тех пор, пока на него не кидается один из третьеранговых — мерзкая похожая на рептилию тварь, — промахиваясь всего на миллиметр, когда Юджи наконец-то выходит из своего транса и начинает бой. Одного точного удара хватает, чтобы снести второму третьеранговому голову. Фрагменты пурпурной чешуи летят в разные стороны. — Лучи любви, — Юджи почти стонет и поднимает голову наверх, глядя на небо. Оно покрыто серыми и тяжёлыми тучами, словно бы вот-вот польётся дождь, — что за нахрен? И на что я вообще рассчитывал? Он знает, на что он рассчитывал. Разумеется.***
— Годжо-сенсей? — Да? — У вас ведь закрыты глаза под повязкой? — Ну, иногда? Если я случайно засыпаю. — Значит, обычно нет? Когда вы ходите, ну, и так далее? — Почему они должны быть закрыты? — Насколько я понимаю, вам не нужно открывать глаза, чтобы заниматься ежедневной рутиной. Ну и по вам кажется, что вы бы их закрыли. — Не, я ж врежусь в стену. Хочешь проверить? — Вы… уверены? Я точно могу?.. — Да. Давай. Не бить же тебя за это. Просто сними повязку. — … — … — … Э. — Юджи? — Я… ну… э… эм-м… — О, красный тебе идёт. — Идёт? Вы вообще о чём? — О тебе. — Годжо-сенсей! — Юджи! — Годжо-сенсей! — Юджи! — Нельзя говорить такие вещи! Это нечестно! — Какие вещи? — Годжо-сенсей! — Юджи!***
Однажды Юджи поднимается на крышу небоскрёба и говорит: — Годжо-сенсей. Учитель оборачивается к нему и улыбается, но не своей обычной широкой улыбкой, а мягкой, одними губами: — Да? Юджи подходит к нему и садится рядом, свешивая ноги с края. Он опирается локтями на колени и смотрит на толпящихся внизу людей. Небо медленно меняет свой цвет с синего на ярко-алый, солнце слепит. Воздух холодный, ветер делает его ещё холоднее. Мороз кусает за нос, заставляя кожу приобретать розовый цвет. Краем глаза Юджи замечает движение, но не реагирует. Осторожно, с большей заботой, чем Юджи когда-либо от него видел, Годжо берёт за края его красного капюшона и натягивает ему его на голову. От шеи до ушей разливается тепло. Годжо отпускает ткань и пытается отстраниться, но Юджи хватает его за руки, крепко сжимая их в своих. Внезапная храбрость. Внезапная ясность. — Годжо-сенсей, — он выдыхает, и между ними возникает клуб пара. Он видит, как губы размыкаются, произнося: — Юджи. И в этот самый момент Юджи принимает и самого себя, и всё то, что он когда-либо хотел и надеялся сказать. Он сжимает эти холодные длинные пальцы в своих, наслаждается тем, как звучит его имя на морозном зимнем воздухе. Очарован атмосферой раннего утра, когда слова почти не нужны. И поэтому он легко говорит. Говорит то, что было у него на душе ещё с того момента, как он получил униформу. Юджи поднимает взгляд на повязку и шепчет: — Я хочу вас поцеловать. Уголки губ приподнимаются, Годжо высвобождает руку и снимает повязку с глаз. Белые ресницы кажутся почти что прозрачными. — Правда? — Юджи кивает, чувствуя, как его охватывает дрожь, что совсем не от холода. — Тогда целуй. И он целует, словно это единственное, о чём он когда-либо думал, всё, о чём когда-либо мечтал. И Годжо целует его в ответ, моментально становится теплее, и пальцы путаются в его волосах, цепляясь за красный-красный капюшон.