Цена твоей гордыни

Нерданэль грациозно соскочила с лошади и улыбнулась отцу, который ласково поцеловал дочь в лоб. От быстрой езды ее буйные рыжие кудри растрепались и разметались по плащу. -Сколько ты еще будешь ездить к нему? – немного сердито спросил Махтан, отдавая уздцы конюху. -Пока не закончится изгнание, - ответила Нерданэль. Твердо, как в прошлый раз, как и много раз до этого. Вопреки ожиданиям, нолдиэ не бросила мужа. Она не отправилась вместе с ним в изгнание, но раз за разом упорно навещала его в Форменосе, несмотря на все предостережения знакомых и родителей. Она не пошла с ним и сыновьями только из-за Махтана, которого не пожелала бросить. Отец был ей благодарен, но не понимал странного священного рвения своей дочери посещать крепость все чаще и чаще. Эти маленькие свидания будто оживляли ее, делали румянец на бледных щеках ярче, улыбку шире. Никто не знал, удавалось ли ей хоть немного умалить ненависть и пламя Феанора, но все хотели верить в то, что все образуется. Нерданэль с гордо поднятой головой сносила все сплетни и насмешки, которые многие нолдор не стеснялись опускать в ее адрес, и смотрела порой на них тем самым ледяным взглядом, который позаимствовала у Феанора за многие годы совместной жизни. Уже никто не видел в ней дочь простого кузнеца. Для всех она давно стала благородной нольдиэ, прекрасной женой и сильной матерью семерых неугомонных детей. Дороже семьи у нее никого не было, а потому душа ее надломилась вместе с дружбой двух единокровных братьев. Как не желали нолдор хотя бы слабого укрощения нрава Феанора, как не надеялись на скорейшее примирение, пришлось им забыть о своих мечтах. Все случилось слишком быстро: внезапно налетевшая Тьма, паника, смерти, убийство короля – все события смешались в один большой калейдоскоп, полный хрупких цветных стеклышек. Они бились одно за другим, принося все больше страшных и необратимых событий. Ссора братьев, еще больше разожженная смертью Финвэ, укрепилась в умах нолдор, и народ, желающий уйти в Исход, разделился на два враждующих лагеря. Пламенная речь Феанора многих убедила следовать за ним, еще большим показала всю серьезность намерений Финвиона. Начались стремительные сборы. Муж предостерегал ее. Он не хотел видеть Нерданэль в числе верных, следующих за ним. Пожалуй, она была единственной, чьего благополучия Феанор желал добиться любой ценой. -Мне не удастся тебя теперь переубедить. Время утеряно. Позволь мне хотя бы не бросить тебя на этом пути! -Нет, Нерданэль, - жесткий голос разрезал воздух и неприятно коснулся слуха нольдиэ. – Это может быть опасно. Как ты не поймешь, глупая, ты можешь погибнуть. -Как и все вы. Сыновей ведь взял. Зачем стремишься разделить нас с ними? -Чтобы сохранить тебя. Уберечь, - тон Феанора не терпел возражений, но она не первый год была его женой, а потому сумела различить дрожащие нотки в его голосе, который так и сочился жесткостью и льдом. – Сыновья не останутся, как ты их не проси. Они дали Клятву. Ты же молчала, еще храня остатки надежды переубедить меня. Твое место здесь. Нолдо развернулся, желая стремительно выйти вон, но Нерданэль успела поймать его за рукав, развернуть к себе. Муж смотрел на нее отрешенно, будто уже не видел. В его зрачках плясало пламя, вторая рука непроизвольно сжалась в кулак. Феанор неуловимым движением утер слезы, выступившие на глазах у его любимой жены, осторожно поцеловал ее в лоб. -Я не могу взять тебя с собой. Нолофинвэ был удивлен, когда к нему, минуя стражу и детей, прорвалась Нерданэль. Ее буйные кудри яростно взметались при каждом шаге, но сама нольдиэ была подавлена. Она не разбирала дороги, ее мысли то и дело возвращались к извиняющемуся взгляду Феанора, который оставил ее, желая уберечь от возможных неблагоприятных последствий. Куда больше второй сын Финвэ удивился, когда эта гордая непреклонная женщина опустилась на одно колено, умоляя взять ее с собой в Исход в числе верных. Нерданэль здраво рассудила, что когда она будет уже в Средиземье, возвращать ее обратно никто не посмеет. А там она сама уже будет решать свои вопросы. Сейчас для нее главным было уйти. Финголфин согласился. Поначалу он не понимал выбора своего старшего брата, но позднее, когда лично переговорил с Нерданэль по какому-то незначительному поводу, преисполнился уважением и дружеской нежностью к этой женщине. Она была незаносчива, весела и никогда никому не позволяла унижений в свою сторону. Правда, последние годы сказались на ее состоянии отнюдь не благоприятно. Зная искреннюю любовь Нерданэль к мужу и сыновьям, Нолофинвэ просто не мог оставить ее одну в этой беде. Она все равно пошла бы за ними. Сама, одна, но пошла бы. Ее не сумел бы остановить даже сам Манвэ, решись она уйти в одиночестве. Нольдиэ следовала за ними скрытно, чтобы никакие слухи не дошли до войска Феанора. Ее рыжие кудри были спрятаны под плащ, россыпь веснушек пришлось скрывать под длинным капюшоном, но она легко сносила все тяготы пути, ведомая своим желанием вновь воссоединиться с мужем. На все расспросы Финголфина она отвечала однозначно, почти ни о чем не рассказывая, ни на что не жаловалась и была готова идти до самого конца, что бы не пришлось пережить. Один лишь раз Нерданэль дрогнула. Глядя на зарево пожара и поднимавшийся над морем дым, нольдиэ до побелевших костяшек сжала кулаки, лишь бы не показать другим ее боязливую дрожь. Она видела и знала все, что вытворял ее муж, но ни разу она не усомнилась в нем, ни единой мысли о возвращении не промелькнуло в ее голове. И лишь в момент, когда женщина смотрела на медленно тающие словно дым надежды, Финголфин увидел слезы в ярких, прежде всегда радостных глазах. Ноло считал ее поступок настоящим подвигом. Нерданэль не повернула назад, не пожелала возвращаться к Валар, как и все они. Решение идти через Хэлкараксэ она приняла, полная холодной решимости. Феанор, сам того не зная, привил ей железную волю и стальной характер, хотя и до замужества она не отличалась тихим и кротким нравом. Нольдиэ давно не сомневалась в своих решениях. Льды встретили их злым трескучим морозом и хрустящим воздухом, который намертво замораживал все внутри. Костры уже не грели, плащи тоже. Нолдор с ужасом наблюдали, как замерзшие, не вынесшие тягости пути ложились и больше никогда не вставали, и снег становился их безымянными могилами. Отчаянные крики ужаса мало кто слышал в реве пурги и метели. Многих удивляло, как в таком холоде вообще можно кричать – казалось, он замораживает даже звуки. Когда Нерданэль споткнулась первый раз, Финголфин поднял ее на ноги, ужаснувшись тому, насколько же холодными были ее пальцы. Она не дрожала, чего не скажешь о нем, и это стало первым тревожным звоночком. Истерзанное холодом когда-то прекрасное лицо почти не было видно, на длинных ресницах белел иней, мешая обзору, но руки уже не слушались. Тело нольдиэ понемногу сдавалось. Они шли, продираясь сквозь плотный белый тяжелый воздух, и – Ноло даже сначала показалось – кто-то скользнул по его плечу рукой. Финвион не успел поймать женщину, чьи ноги подкосила незаметная льдинка, но он успел увидеть, как она поманила его немеющей рукой. Нерданэль не хотела ничего слышать о спасении. Она чувствовала, что умирает, и вряд ли в этот момент ее могла спасти вера и надежда на лучшее. Нет, все мечты ее были похоронены под снегом, все чувства унесла с собой метель. По ее щеке скатилась слезинка, тут же замерзнув над одной из поблекших веснушек. Финголфин утер ее и с ужасом обнаружил, что Нерданэль уже не дышит. Ее тело не холодело – куда уж больше. В один момент она застыла у него на руках, и рыжие волосы, случайно выбившиеся из-под плаща, ярким костром разметались по снегу, принимая на себя все новые и новые снежинки. Они потеряли уже достаточно большую часть войска, но эта потеря стала для Нолофинвэ одной из самых тяжелых. Как и просила Нерданэль, он срезал прядь ее волос, бережно завернул ее в тряпицу и спрятал глубоко под плащом, чтобы не дай Эру не потерять. Он думал, что его сердце навеки оледенело от перехода, но это было не так, оставался еще слабый уголек тепла. Еще одно стремление преодолеть эти проклятые льды покоилось сейчас у него за пазухой. Когда войско Нолофинвэ наконец-то выбралось из плена холода и страха, тут же пришло известие о том, что Феанор тяжело ранен и находится на грани смерти. По истечении нескольких дней, когда брат пришел в себя, Финголфин, все еще не сумевший оправиться от пережитого ужаса, пришел к нему. Его дрожащие постоянно холодные руки могли лучше всяких слов рассказать, какой ценой дался им переход через Хэлкараксэ. Ведомый гордыней, старший сын Финвэ предпочел уничтожить корабли, нежели отослать их обратно в помощь младшему брату. Старший брат полулежал-полусидел на кровати, то и дело морщась от ожогов и ран, которые болели при каждом движении. Феанор посмотрел на Ноло так же неприязненно и пренебрежительно и даже не удосужился сказать ему слова приветствия. -Вижу, ты выжил, - с едва уловимой издевкой в голосе констатировал он, осматривая его с ног до головы. - Что у тебя в руках? -То, что покажет тебе больше, чем расскажут слова, - уклончиво ответил Финголфин, подходя ближе и разворачивая тряпицу. На протянутую руку Феанора невесомо опустилась прядь ярких рыжих волос, все еще сохранившая в себе слабый отголосок запаха ее владелицы. Непонимание на лице Куруфинвэ сменилось отрицанием, вторая рука осторожно коснулась прядей. -Вот цена твоей гордыни, - скорбно произнес Нолофинвэ и поспешил покинуть покои Феанора. Он не видел перекошенного от ужаса лица своего брата, но слышал его душераздирающий крик, отозвавшийся в его душе тихим предсмертным шепотом уже давно остывшей прекрасной нольдиэ, тело которой навеки затерялось во льдах.