Кто не спрятался

Утро. Полседьмого. Голос, резко и бесцеремонно вырывающий из красочных снов, так сильно отличающихся от настоящей жизни. Пара десятков белых простыней начинают шуршать в унисон друг с другом, пока хозяйки кроватей, где те покоятся, машинально приводят постель в приемлемый вид. Далее пальцы, шустро сменяющие одну одежду другой. Все девочки привычно застёгивают белые рубашки по самое горло, заправляют их в чёрные выглаженные юбки, сверху накидывают тоненькие кофты в тон к юбкам, а затем завершающе стучат сантиметровыми каблучками чёрных лакированных туфелек. Волосы же, у всех уже затянуты в низкий хвост белыми атласными лентами. Так выглядел их обычный дресс-код. Дети отправились в обеденный зал на, всё такой же, как и всегда, с момента смены настоятельницы, пресный и совершенно не вкусный завтрак. Зная, что ни удовольствия, ни насыщения от этого приёма пищи Эмилия не получит, она решила к еде даже не притрагиваться, дабы её организм не тратил своих сил на абсолютно бесполезное занятие. Лишь когда все остальные воспитанницы завершили трапезу, им было позволено встать со своих мест и переместится в следующий пункт назначения. Воспитатели уже покинули комнату и вперёд девочек отправились в учебное помещение. Рыжеволосая малышка смиренно поднялась и не поднимая головы ступила за пределы комнаты, и вместе с её ногой на пол обрушились слипшиеся овсяные хлопья, подаваемые под видом завтрака в этом приюте. Обернувшись, девчушка обнаружила ехидно сверкающую глазами Сесиль с десятком «подчинённых» за спиной, коими являлись другие маленькие обитательницы этих стен, осколки белой тарелки на полу поблизости своих ног и влажное противное пятно на спине. Зеленоглазка проглотила комок обиды вперемешку с отвращение и медленно стянула с себя верхнюю запачканную кофту, морально готовясь, что её отчитают за отсутствие одного из элементов одежды, отказываясь выслушивать какие-либо оправдания. Она хотела, не обронив ни слов, ни своего достоинства продолжить свой путь, но неприятельница имела другие планы. На мгновение, Эмилию охватило ощущение невесомость, впрочем, за этим последовал хруст её носа вследствие удара о деревянное покрытие. Сесиль подошла. Глаза, чёрные, сродни душе своей владелицы, сверлили рыжую малышку, что ту пробило на сильную дрожь. — Ты в последнее время почему-то постоянно убегаешь от меня. Мы так давно не играли, я соскучилась. — Она присела на корточки перед зеленоглазкой. — Вот я и решила начать игру не предупреждая тебе. Весело же, правда? Сесиль считала всё то, что вытворяла со слабым тельцем своей сожительницы безобидными детскими играми, хотя в цивилизованном обществе это принято называть избиением. Малышка видела яркий и сильный огонь в этом человеке. Она действительно боялась. Боялась, что её насильно бросят на съедение этим языкам пламени те, кто стали его рабами, не в силах спастись как-либо иначе кроме как подчинится. Сейчас она кожей чувствовала: ещё чу-чуть и обожжёт. — Ну же, Эмилия, поиграй со мной. Как и прежде побудь полностью подчиняющейся куклой, чтобы мне снова стало весело и смешно. — Сесиль поднялась. За долю секунды улыбка стёрлась с её лица. Она быстрым движением схватила рыжие волосы, оттягивая их до такой степени, что вырвала пару крайних волосков. Атласная лента валялась у неё в ногах. — Мне было грустно без моей любимой куклы. Куклы не могут не подчиняться своим хозяевам, иначе их выбрасывают. — она шипела эти слова прямо в ухо, пока зеленоглазка собирала всю волю в кулак, чтобы не издать ни звуку. — Похоже и тебя пора выбросить. Голову малышки сильно оттолкнули в сторону так, что она, и так сидя на полу, упала ниц к туфлям своей мучительницы. Девочка растопырила пальцы на руках по обе стороны от своей головы, таким образом, помогая подняться. В тот же момент неприятельница бросила зеленоглазке в лицо её же кофту грязной стороной вперёд. Не имея за что зацепится, кофта, годящаяся теперь лишь на тряпки, вновь свалилась на пол. Эмилия злилась. Никогда эта эмоция не плескалась в сердце девочки так же сильно. Зелёные глаза подняли свой взор на обидчицу. Малышке осточертело, что её подвергают физическому насилию, а те, кто в ответе за её безопасность лишь разводят руками, а потом укоризненно указывают на некую неопрятность в внешнем виде ребёнка. Ей и впрямь хотелось бы сейчас дать отпор, пусть шансы на победу и приравнивались к нулю. Девочке было больно. Кровь текла из разбитого носа, коленки неприятно саднили, а кожа головы словно была объята пламенем. — О, или ты решила претендовать на роль человека? Ну давай. Дай сдачи, ударь меня по лицу, ноге, в живот. — Сесиль с азартом и безумием перехватила направленный на неё взгляд. — Ну или скажи что-то, начинать надо с малого, правда? — Это было произнесено с таким снисхождением, что внезапная волна острого отвращения прокатилась по внутренностям Эмилии. Улыбка снова пропала. Черноглазка больно сжала пальцами челюсть девочки и насильно оттянула вниз, придерживая голову второй рукой за переднюю секцию волос. — Ну давай же! Говори, безвольное ничтожество! — Сесиль ногтями вцепилась в кожу так, будто пытается совсем отодрать её от костей. Смелый порыв исчез. Адреналин растворился в крови, полностью лишая остатков сил на борьбу. Малышка вся скукожилась от боли, после чего затравленно опустила свой взгляд. — Ну конечно. Так и думала. Чего можно была ожидать от тебя. — голову вновь отбросили в сторону, на этот раз с явной брезгливостью. После, стук черных лакированных туфель о пол приблизился, а голова зеленоглазки, словно кукла-марионетка проследовала за волосами и взмыла в воздух. Удар. Ещё один. И ещё. Противный хруст и липкая жидкость на лице. Кто знает сколько ещё раз девочке пришлось поцеловать пол, в любом случае, в какой-то момент неприятельнице наскучило это занятие и прошипев на ухо «Выброшу тебя в следующий раз», отпустила безжизненно болтающуюся голову. Мучительница, словно и не замечая этого, прошлась по ногам Эмилии, которая, чтобы не вскрикнуть набрала ртом воздух, задержала дыхание и зажмурилась. Сделав пару шагов уже по предназначенной для этого поверхности, Сесиль одарила своих спутниц, до этого момента молча наблюдавших, взглядом, ясно дающим понять, что пройтись по ногам «куклы» — обязательное условие, чтобы потом не начали ходить по тебе. Совсем немногие смогли сделать это без зазрения совести, большинство знали, что кого угодно из них могла ожидать такая же участь, если бы им не повезло накликать на себя гнев здешней садистки. Скрепя зубами от боли, зеленоглазка смиренно ждала, когда это закончится, после чего исподлобья, сквозь испачканные в каше и спутавшиеся волосы, провела соучениц и по совместительству сожительниц взглядом, характеристику которому дать трудно, возможно, из-за того, что в следующее мгновение сознание девочки поглотила холодная и пустая темнота.

***

Глаза распахнулись внезапно даже для самой Эмилии. Она была в комнате. Всё было залито солнечным светом и стены, словно стали на несколько тонов светлее, хотя, наверное, малышке просто показалось. На первый взгляд — ничего необычного, но очертания фигуры, сидящей на краешке ее кровати, невесомо, словно паря в воздухе, вызывали странное чувство в груди, чувство, от которого перехватило дыхание. Поморгав пару раз и убедившись, что глаза не обманывают рыжевласку, позабыв обо всём она, со слезами, уже стекающими по щекам, бросилась обнимать ту, которую никогда больше не рассчитывала увидеть. — Ну же, мисс, Вам не стоит проявлять такие трепетные чувства ко мне, тем более после того, как я покинула Вас в такой жизненный момент. — Вопреки собственным словам, женщина, с одной только ей присущей нежностью, обняла свою любимую воспитанницу. — Но сейчас Вы со мной, наставница, и хвала богам то, что, как мне казалась, я пережила за последние четыре месяца, оказалось лишь сном. — девочка вдохнула запах родной наплечной накидки, но по какой-то неведомой причине не ощутила его. По правде, с объятьями тоже было что-то не так. Но девочка, не желая разрушать картину, которую уже успела нарисовать в своей голове, вцепилась в знакомое платье, словно от того, отпустит ли она ткань, зависела её жизнь. — Ох, милая, думаю, Вы и сами уже догадались, но я должна развеять Ваши сомнения. — миссис Фоукс аккуратно выпуталась из объятий рыжеволосой малышки, которая открыто протестовала и противилась этому. — Ну же, не капризничайте, не этому я Вас учила, юная леди. — Эти слова отозвались непонятным электрическим импульсом по всему телу, и Эмилия послушно убрала руки, виновато поджав губы и начав заламывать пальцы. — Не печальтесь. Вам предстоит прекрасная жизнь. — Какая жизнь может быть у той, кому все наперебой твердят, что она будет ползать по канавам опухшая от голода. — Девочка говорила это подняв и отвернув голову в сторону, голос её полнился отчаянием. — Они называют меня куклой! Новая наставница не говорила мне этого в лицо, но я знаю, что она придерживается этого мнения о моей персоне так же, как и те, кто должны бы относится ко мне подобно родной сестре, за счёт того сколько лет мы живём вместе, не рассчитывая на какую-либо поддержку извне, они же считают меня ведомой куклой! — Сейчас зеленоглазка отбросила всякие манеры, потому что женщина сидящая перед ней и так знала, что в любой другой ситуации девчушка была бы невероятно осмотрительна в выборе слов, дама сама её этому обучала, но сейчас перед ней была не одна из её воспитанниц, обученных как будущие посетительницы светских приёмов и леди из высшего общества, а маленькая девочка, которую, не успела она проснутся, смешали с грязью. — Они уничтожили меня, растоптали остатки моей гордости, которые я оберегала. Не оставляйте меня, во имя всего святого, умоляю, ведь когда Вы уйдёте, я снова останусь одна и тогда, они без сомнений или сожалений выбросят меня, — За секунду, лицо малышки преобразилось из несчастного, молящего о жизни, в совершенно потерянное. — как куклу. Молчание. — И всё же, мне стоит объяснить. Сейчас ты, Эмилия, находишься на задворках своего сознания и, если так угодно, я готова провести здесь столько времени, сколько пожелаешь, но прежде, чем ты вновь успеешь попросить меня быть подле тебя, я хочу сказать что-то очень-очень важное. — миссис Фоукс заглядывала в самую душу своими пронзительными бледно-голубыми глазами. — Поэтому, мисс Фокс, внимательно послушайте меня, хорошо? Эмилия, сглатывая ком слёз и пытаясь стереть мокрые дорожки, которые почему-то продолжали ощущаться, как и прежде, с лица, только и смогла, что кивнуть. — Да, Вас и впрямь можно назвать куклой. Фарфоровой куклой. Прекрасной и величественной, пусть и хрупкой, но даже несмотря на это, осталось подождать совсем чу-чуть до того момента, прежде чем восхищаясь Вами, десятки, если не сотни молодых дам и юношей, даже если Вы и не заикнётесь о том, что нуждаетесь в их помощи, сами придут ни в коем разе не позволяя допустить, чтобы Вам причиняли вред. Потому, что они полюбят Вас от всей души. — Пальцы, ощущение от прикосновения которых, всё ещё отличалось от привычного, с теплотой и участием погладили сперва мокрую щёку, а затем буйные, торчащие в разные стороны, волосы. — Полюбят, потому что Вас есть за что любить и речь сейчас не о манерах, знаниях, воспитании. Есть кое-что, что люди ценят значительно больше и те, у кого это есть всегда окружены любовью. — И что же это, наставница? — Голос Эмилии был слабым и немного хрипел. — Личность. А поскольку у Вас так же имеется большое сердце и открытая всему миру душа, нет ни единого шанса, что Вас обойдёт эта участь. Малышка искренне благодарно улыбнулась. Если наставница так говорит, значит так будет и всё непременно наладится. Обязательно. — Что ж, теперь, если Вы готовы к этому, думаю, Вам следует вернутся назад. — Хорошо, только… — девочка неуверенно поджала плечи. — Могу я кое-о-чём Вас попросить? — Разумеется и, если это будет в моих силах, я обязательно выполню эту просьбу. — Женщина положила руку девочке на плечо, безмолвно призывая расслабится, правда, малышке это так и не удалось. — Пообещайте, что это будет не последняя наша встреча. — зеленоглазка ухватилась пальцами, над которыми почти потеряла контроль, за юбку миссис Фоукс. — Без сомнений. — Уверенность, с которой дама произнесла эти слова немного ошарашили девчушку, однако при этом, сказать, что она была рада — не сказать ничего. — Это случится ещё единожды. — Только единожды? — Ахнула Эмилия, чувствуя горечь досады на языке. — Кто знает, — Непринуждённо пожала плечами женщина. — Я приду, если Вы, юная леди, будете нуждаться в совете от меня, однако, мне кажется, что Вам это не понадобится. — Она вновь лучисто улыбнулась. — И даже если я права и нам больше суждено будет никогда не повидаться, я всё равно вечно буду рядом в Вашем большом сердце. Знайте это. Знайте, что я всегда на вашей стороне и как бы Вы не поступали в будущем, какой бы путь для себя не избрали бы, всегда буду на ней оставаться. Слёзы вновь хлынули из зелёных девичьих глаз, когда маленькое тельце окутали белые сверкающие искорки. Прощаясь, они не говорили, миссис Фоукс лишь единожды в жизни позволила себе такую вольность и со всей любовью, поистине материнской любовью, поцеловала малышку в лоб. Это невесомое, но такое важное прикосновение, было самым реальным, из всего, что вообще когда-либо происходило с девочкой и даже после того, как она покинула ту тёплую, пропитанную защищенностью и спокойствием комнату, находящуюся где-то в самых потаённых уголках её души, то безграничное, окрыляющее чувство, которое ей передали прикосновением, осталось приятной тяжестью в сердце.