Семь печатей на душе

Покинутость. За какими бы красивыми словами ни прятала своё одиночество Кэтрин, она чувствовала, что теперь-то точно осталась совершенно одна в мире, где её не ждут, и это чувство разъедало ржавчиной стальную броню, выкованную на крови. Он не первый и даже не последний, кого она потеряла, начиная от дочери и заканчивая собой. Он где-то между этими координатами, но именно его имя Катерина не могла себе позволить произносить всуе, чтобы ненароком не потревожить и так беспокойного духа памяти. И если при свете солнца насущные дела глушили внутренний вой, то с восходом луны градус тревожности бил все рекорды. Опущенная в тишину, предоставленная только себе Пирс не могла вынести наедине с собой и получаса без приступов тошноты. Методично уменьшающаяся с каждой ночью луна вела отсчёт до полного краха личности лучшей беглянки. Бывшей лучшей беглянки. От себя ей сбежать не вышло. Люксовые отели с президентскими номерами в одно мгновение сменились на снятый в аренду домик на краю леса, вдали от крупных городов, подальше от чужих глаз, от шума, поближе к опасной тишине, в которой мысли в голове гремели первой майской грозой. Зачем роскошь и жизнь, если все ночи, будь то на шёлковых простынях или на выстиранном белье, проходили в гордом, но паршивом одиночестве? Кэтрин не высыпалась уже вторую, а может, и третью неделю кряду. Тяжёлые мысли, дурные сновидения, после которых засыпать вовсе не хотелось, отсутствие здорового питания оставили сильный отпечаток на вампирше. И если без открытых дверей ночных клубов и светских раутов Пирс могла прожить, то всё достигло такой фазы, что ей кусок в горло не лез, а сил хватало только на перевернуться с одного бока на другой в кровати и редкие прогулки в мёртвой тишине. Сегодня ночь выдалась особенно морозной. Она пробиралась сквозняком через щели под окнами, заползала змеями под одеяло и убаюкивала совершенно извращённым способом: стоило Кэтрин прикрыть глаза, как перед ними, словно выжженным на сетчатке изображением, горели два голубых язычка пламени, как после долгой игры в гляделки с лампочкой. С двумя лампочками. С двумя синими лампами. Когда, сильно зажмурившись и досчитав до десяти дрожащим шёпотом, Пирс раскрывала глаза, то могла их увидеть в действительности на несколько секунд в дальнем тёмном углу комнаты в окружении ещё жёлтых, зелёных, красных и белых пятен. Всего на несколько секунд могла почувствовать его присутствие, но после цвета растворялись во тьме, пока она снова не закрывала с силой глаза. На подушке росли мокрые пятна, а голова кружилась, слабость побеждала. В таком измотанном состоянии Кэтрин задремала. Ей давно ничего приятного не снилось, и отчасти она к этому привыкла. Привыкла переживать моменты прошлого, привыкла просыпаться ещё более уставшей, чем засыпала, привыкла молить хотя бы об одной ночи без кошмаров. Иногда, в минуты особой слабости, она могла ощутить на коже фантомное касание, но чаще только видела растекающиеся пятна крови, слышала прикрикивающий и резко обрывающийся голос и чувствовала запах приторного парфюма, которым заполняют дорогие номера. Сейчас, стоило Пирс прикрыть глаза, она снова погружалась в мираж; где-то между реальностью и сном она заслышала осторожные шаги и шорох одежды в метре от себя, но стоило только приоткрыть один глаз и убедиться в безопасности, чтобы всё смолкло. Никого нет. Ничего нет. И не будет. Кэтрин снова закрыла глаза и натянула повыше одеяло, стараясь быстрее уснуть. Шагов больше не было. Расслабившись, она глубже провалилась в сон без сновидений, о котором просила. Было именно так, пока по щеке, проводя от виска до подбородка прямую линию, не погладила тёплая рука. Такими ласковыми и бережными казались прикосновения, что бессознательно Кэтрин чуть прильнула к ним, желая тепла, но, испугавшись призрака, подскочила на кровати, рыская взглядом по всему помещению. Дыхание сбилось напрочь, в комнате резко перестало хватать воздуха. Несмотря на сквозняки и лютый холод, из-под каштановых волос блестели капельки пота. В темноте никого не было, но щека продолжала хранить тёплый след. Пирс повторила движение по щеке кончиками пальцев, чтобы доказать себе, насколько реальны прикосновения. Её ощущались совсем иначе: руки Пирс — острый лёд и жёсткий снег, а во сне были живые лучи солнца. Сон сняло как рукой, беспокойное сердце отдавалось барабанным боем в висках, и, чтобы хоть как-то его успокоить, натянув одежду в цвете траура, Кэтрин покинула дом, отдаваясь лучшей соратнице вампира — ночи. Холод возвращал уму трезвость и дарил билет из собственной головы наружу, увлекая взгляд наверх. В небе совсем не осталось даже тонюсенькой полосочки луны, что освещала бы тропинку. Воистину самая тёмная ночь в цикле — даже вампирским глазам приходилось напрягаться, чтобы разглядеть все петли тропы. Мрак обволакивал почти физически, по длинным рукавам забирался в голову и стальной паутиной оплетал мысленное будущее Кэтрин, а она позволяла и сама с дотошной старательностью выстраивала персональную клетку, не подозревая, что в наружной черноте кроется угроза. Последнее, что ощутила Кэтрин — укол в шею и резкое падение, но не помнила удара о землю, и первое, что она почувствовала, когда очнулась — затягивающиеся на запястьях за спиной верёвки: жёсткие и неудобные, перетянутые сильнее положенного даже по вампирским меркам. За спиной всё ещё стоял треск верёвок при затягивании узлов, когда в мутной голове стало что-то проясняться. Её сковали по рукам и ногам, а вокруг давили своды какой-то старой пещеры и полутьма. На плечи опустились руки, сжимая с такой силой, что должны были остаться синяки под пальцами на бледной коже. Кэтрин дёрнулась обернуться, чтобы оценить масштабы угрозы, но прежде, чем она что-либо успела разглядеть, чужие руки перехватили голову, заставляя смотреть только перед собой. Маленькая деталь, что успела зацепить внимание Пирс — кольцо. Даже перстень. Серебряный и с ярким лазуритом. Догадка холодным потом прокатилась по спине. Тяжёлый вздох призрака за спиной колышет растрепавшиеся накрученные локоны и запускает волну мурашек по коже. — Привет, маленькая принцесса. Ещё не отошедшая от прошлого шока Кэтрин почувствовала, как сердце рухнуло к ногам, возглас удивления застрял в глотке, комом пережимая горло. Глаза обожгло. Теперь потребность обернуться превысила все прочие. В голове стреляли короткие вопросы: «А как?». «Когда?». «Почему?». «Где?». Они летали с такой скоростью, что Пирс даже не поспевала за собственными мыслями, только беззвучно открывая и закрывая рот, не зная, на чём остановиться: она окончательно сошла с ума или… Кэтрин даже в мыслях не могла позволить себе предположить мысль о том, что он жив. Попытка обернуться снова пресеклась на корню, но в этот раз грубее. — Смотри только прямо, — непривычно властный тон заставил подчиниться. — Только вперёд. Мозолистые пальцы всё ещё придерживали за виски, чтобы вовремя предотвратить попытку подглядеть. Молчание затянулось. «Это не он, не он», — успокаивала себя Кэтрин и только благодаря этой мысли немного пришла в себя. К сожалению, ненадолго. Он умел обрубать дыхание словами. — Ты в аду, — две секунды на осмысление масштабов трагедии и принятие жестокого факта потери рассудка, — но тебе здесь не место. Никому, на самом деле, здесь не место. Пальцы заскользили от висков по скулам, спускаясь тёплыми струями к плечам, но теперь лишь несильно сминая их, чтобы удерживать внимание и не позволить погрузиться в бездну мыслей. Только Кэтрин всё равно затянуло в водоворот «голос его, касания его, он не может быть не им» с перерывом на смешок «да бред» и горькое «я выжила, он — нет». Хаос в голове нарастал. Перекручивая все воспоминания раз за разом, Пирс не вспоминала собственной смерти. Тысячи дней, когда она ходила с костлявой за руку, но перешла с ней она лишь единожды: в маленькой комнате с затянувшейся на шее петлёй. Она чувствовала, решала, жила ещё вчера, пусть и скрючившись от боли, но жила. Невозможно. Даже сейчас верёвки слишком реально стягивали запястья, она их явственно ощущала. Руки сильнее перехватили плечи, массажируя напряжённые мышцы. Едва ощутимая боль вывела из потока мыслей в реальность. Кэтрин дёрнулась в путах, силясь их разорвать, сбежать от сумасшедшего мучителя с его голосом, но ничего не выходило, а стальная хватка выжимала в спинку стула, заставляя покорно слушать дальше. — Кэтрин, — он позвал так тихо, будто его могли подслушивать и за передачу информации казнить. Пирс приходилось напрягать весь свой слух, чтобы не пропустить ни слова, — выбраться отсюда можно, и сделать это можешь только ты сама, учась жить заново, — снова пауза. Будто она действительно лишилась рассудка и не сразу понимала его слова.  — Только ты можешь разорвать свою петлю из грехов, — слишком знакомый голос, говорящий сейчас слишком незнакомыми, пугающими интонациями, дал целую минуту на осмысление, а после продолжил усложнять склеенный по кусочкам мир. — Тот, Клаус, он мешает тебе. Я же хочу помочь, — он утыкается лицом в волосы Кэтрин, опуская ей на глаза сильно отросшую чёлку, а по спине запуская стайку непослушных мурашек. — Я — демон, посланный следить за твоими страданиями, но возжелавший спасти. Это единственный мой обман. — Что за бред ты несёшь? — ещё раз дёрнулась Кэтрин, ударяясь затылком о мужскую грудь, но её снова резким рывком возвращают в исходное положение. — Ад, демоны, что за…? — Вспомни, как ты умерла, Кэтрин, — перебивает звенящий в ушах голос, а за голосом в голове открываются воспоминания, нахлынувшие точно сквозь пробитую дамбу. Семь жестоких лиц, и его в том числе, самое тёмное среди этой несуразной толпы зрителей. Её смерть стала спектаклем одного актёра на целый амфитеатр, только вместо оваций она смогла заслужить скудное «прощай, Кэтрин» и такое пророческое «встретимся в аду, Кэтрин». Даже до смешного больно в сердце. Остро. Униженно. Все взгляды сверху вниз, как на павшего гладиатора. А под грудью горела рана. Семь. Их было семь, а она одна. Всегда одна выходила против легиона и всегда оставалась живой, потому что думала за всех, просчитывала мысли, действия врагов, водила всех за нос, чтобы истечь кровью под пристальным вниманием семи пар глаз. Чтоб это число в аду горело! Голову больше ничего не держало, но пропало и зрение. Судорожный вздох паники сорвался с губ, картинки из прошлого и без того были слишком реальными, так теперь ещё и его рука под грудью. Ровно там, где жгло. — Не думай слишком много. Бесполезно. Когда ты посмотришь на меня, твои воспоминания превратятся всего лишь в тень, — после потери зрения Кэтрин острее чувствовала прикосновения, больше слышала эмоций в тяжёлом монологе. — Помнишь миф об Орфее в царстве Аида? — короткий кивок послужил ответом, а мимолётное поглаживание по коже — наградой. — Не оборачивайся. Теперь сосредоточься на желании выбраться отсюда. Задействуй свой великолепный инстинкт самосохранения. Выход есть, и он рядом. Я проведу тебя. Пирс, заслушавшись, и не сразу заметила, как руки медленно переместились на шею и невесомо оплели в объятии. Испугавшись, что всё происходящее такой же сон, как то прикосновение к щеке, Кэтрин плотнее сомкнула веки: пускай сон, пускай дурной, бредовый и невозможный, но одиночество ослабило хватку на горле и позволило сделать несколько свободных вздохов. — Заставь чувства поселиться под кожей по всему телу, а не только в голове, — живой запах дорогого виски окутывал теплее всяких одеял, от переизбытка чувств даже под ложечкой засосало, а в закрытых глазах зарябило. Впервые в жизни Кэтрин слушалась, но и здесь минуя правила: под кожей разливалось не желание выжить, а приковать его к себе, впитать целиком и восполнить ту недостающую часть себя, которая оказалась в нём. Но сейчас она могла только неподвижно сидеть, принимая ту нежность, какую могла, от которой таяла и сгорала, продолжая терять себя. — Ты оставил меня так надолго, — выдохнула последние переживания Кэтрин, прежде чем отдаться прекрасному сну. — Я смог обрести тело только в новолуние, но теперь я правда с тобой. Демон за спиной поднялся во весь рост, продолжая касаться матовой кожи, чтобы она ни на сотую часть мгновения не смела подумать, что он снова её оставил. Проводя кончиками пальцев по плечу, он обошёл Кэтрин по правую сторону, присел на корточки напротив неё и погладил по щеке. Так же, как и в кровати. Это были его руки. Кэтрин не сомневалась. — Ты так хорошо прошла эту дистанцию, принцесса, и споткнулась почти в самом конце, — Пирс кожей лица ощущала его внимательный взгляд. — В тебе огромнейший мир, я ещё ни у кого такого не видел. Слишком многих бед коснулась твоя душа наверху — беда всех вампиров, но это не повод тебе быть здесь. Хватит с тебя боли, дорогая, — Кэтрин повернула голову, плотнее вжимаясь в ладонь, — это место для исправления своих ошибок, излечения души, прощения себя, но никак не наказания. Я помогу тебе отрыть дверь и занять трон королевы. Переживи шестой круг вместе со мной, и с седьмым мы выйдем отсюда за руку. Я открою тебе все двери. Это будет твой мир. Расскажу тебе, как сместить идиота, испоганившего суть этого места. Ты не альтруистка, но я верю, что ты сможешь выбраться и изменить мир. Ты же Кэтрин Пирс, соберись. Он погладил по щекам, придерживая веки опущенными, чувствуя, как по пальцам стекает влага. — Ты хотела знать, что за договор между мной и Клаусом. Я расскажу. Ты не вспомнишь, но пойми, почувствуй, я не предавал тебя, — голос звучал с придыханием, слова давались с трудом, точно через боль и сожаления. — Клауса послали к тебе выполнить работу за меня, но мы с ним договорились, — интонация подсказывала, что переговоры были отнюдь не дипломатические, — что за мою свободу в твоём мире он будет закрывать глаза на мои действия, пока это не вредит ему. В ином случае ты осталась бы с ним один на один. Я не мог этого допустить. Не хотел этого допускать. Неужели я действительно так ужасен, что каждый раз всё заканчивается здесь? — Нет, — тихое признание сорвалось с губ, — ты не был ужасным… — Тогда сама поверь в это, покорись и позволь мне провести тебя до конца. С каждым разом мы пробираемся дальше. Судорожный выдох слетел помимо воли. — А если я вовсе не буду на тебя смотреть, тогда я не забуду? — Играть вне правил здесь очень сложно, и за каждое нарушение следует своя цена. Карусель не запустится, пока ты не вернёшься в состояние, в котором здесь появилась. Как в игре, партия начинается заново, и все фигуры встают на свои места. Интересно то, что тогда, в пожаре, ты разглядела изнанку этого мира. Даже я не вижу. Кэтрин повела плечами, унимая разыгравшиеся нервы и разминая забившиеся мышцы. Они требовали движения, стремительного, быстрого, привычного. Тело требовало вырваться из пут, вырваться из дурдома, что происходил вокруг. Кожа на запястьях покраснела из-за попыток хоть немного растянуть верёвку и ослабить узлы. Полная беспомощность и отсутствие контроля даже над собственным телом подстёгивали искать спасение в невидимом, но вполне осязаемом призраке. За время, проведённое в одиночестве, Пирс иссохла от жажды прикосновений. — Развяжи меня. — Нет, — короткая усмешка больно кольнула правдой, — ты сбежишь. Тяжёлый выдох отчасти послужил чистосердечным признанием в правоте демона, но и очертил тот груз желания прикасаться в ответ, чувствовать себя частью процесса, а не безвольной куклой. — Как же давно я здесь? — уронила голову на грудь Кэтрин, понимая, что это явно не первый десяток их совместных попыток выбраться. Сколько же всё это повторяется, раз он так подготовился? — Достаточно, чтобы я сбился со счёта, который раз мы оказываемся в этой пещере, сбился со счёта, сколько раз я умирал, и достаточно, чтобы научиться тебя направлять, но недостаточно, чтобы я мог шагать с тобой вровень, не боясь потерять из вида далеко впереди. Недостаточно, чтобы провести тебя к двери. Желание взглянуть на того, кого лишила жизни, подталкивало нарушить правило и открыть глаза, хотя бы одним глазом подсмотреть, чтобы понять, что перед ней не просто призрак, фантом или иллюзия воспалённого сознания, а Деймон из плоти и крови. Пусть даже ненастоящий. Слишком качественная подделка. Реплика. — В следующий раз я запасу для тебя лекарство, и мы выйдем оба живыми. Тебе не придётся выбирать между мной и собственной жизнью. Он точно улавливал все желания Кэтрин, даже складывалось ощущение, читал мимолётные мысли. Пальцы провели по веку, ещё ненадолго придерживая их, но уже чуть сильнее. У Пирс перед глазами начали расплываться разноцветные пятна, отчего вслушиваться в слова приходилось с особым усердием. — В этот раз будет сложнее, принцесса, но ты сильная. Просто знай, что я на твоей стороне. — Я не забуду. — Нет, забудешь, — чужое дыхание согревало губы, но поцелуя не последовало. — Держись за меня. — Прости, что убила тебя, — надрывным шёпотом просила Кэтрин, но ответа так и не услышала. На мгновение она перестала его ощущать совсем, руки пропали с лица, горячий воздух не опалял губы, все шорохи смолкли. Молнией пронизывающая мысль, что всё было сном, иллюзией заставила открыть глаза и наткнуться на голубые озёра глаз, на самом дне ища прощения. Он был жив, она его не убила тогда. Сейчас он рядом. Демон поднялся и сделал короткий шаг назад, а Кэтрин почувствовала, как из сознания вырывают огромный кусок, оставляя неприкрытую кровоточащую рану. Она зажмурила глаза, стараясь унять боль потери, выкручивала пальцы, пока в висках набатом стучала кровь. Закушенная до крови губа едва ли заглушила всхлип, который помимо воли вырвался из груди. Не понимая, что происходит, Кэтрин, в поисках ответа, помощи, поддержки, снова подняла глаза к единственному участному наблюдателю, но наткнулась только на арктические льды, одномоментно скрывшиеся за плотно сжатыми веками. — Я же сказал, не смотри, — сильная мужская рука вогнала в бедро шприц, наказывая за неповиновение, с жалкой надеждой, что этот раз станет последним. Кэтрин отпустила истерзанную нижнюю губу, больше не стараясь подавить болезненный стон. Вся ломота стеклась к месту укола, а оттуда вновь помчалась по венам по всему телу. Минуты тянулись нестерпимо долго, пока по телу гуляла отрава, а жёсткая верёвка врезалась глубже в кожу, зато звон в ушах стих, а тело возобновило борьбу со знакомой угрозой, постепенно сводя боль на нет. Частое дыхание ускоряло процесс. Деймон, пышущий перчёной злостью, с солёной горечью в коротких движениях, стоял напротив исполином. Желваки ходили так, словно он пережёвывал слова, ища те, что достигнут цели, отбирая по слогам. Пирс заставила себя оторваться от острых черт лица напротив, подальше убегая от холодных глаз. Гудение в теле прекратилось совсем, когда она начала пристально рассматривать окружавшие стены. Тихо прицокнув языком, Кэтрин выдала: — Пещерные своды, серьёзно? Играем в Средние века? Тогда я требую сменить мне наряд. Каждая встреча с Деймоном превращалась для обоих в форменный спектакль, где они старались переиграть друг друга на каждом вздохе. — Я бы с удовольствием пригласил тебя потанцевать, но нам нужно прийти к согласию, что поведу я. — Никогда, — по мере возможности Кэтрин придвинулась ближе, ощущая едва уловимое дыхание. — Ты ужасно танцуешь. — С тобой никогда не будет просто, — в самые губы выдохнул Деймон и завлёк Пирс в короткий поцелуй. — Я тебя удивлю. Когда он со своей самой довольной улыбкой отстранился, у Кэтрин появилась возможность вдохнуть полной грудью, чувствуя весь букет ароматов этого места. Эта пещера пропахла им — как давно он здесь ошивается? Эта пещера провоняла ими — это не первый их дубль. Это полотно чувств подчиняло себе и заставляло медленно и размеренно дышать, почти в такт с ним. На губах ещё чувствовался вкус крепкого алкоголя, когда Кэтрин провела по ним кончиком языка. Не хватало только осязания. И Пирс поддаётся в этой игре, принимая правила, пока в голове шептала мысль «Он даст больше». — Только в этот раз, Деймон, — она растягивает губы в снисходительной улыбке. — Интригует, когда из мужчины выходит плохой танцор. — У тебя будет целая вечность меня научить. — Вечность — это слишком долго, думаю, мы справимся быстрее. По рукам? — По рукам, — соглашается Демон и развязывает узлы, — и позвольте пригласить вас на танец, мисс Кэтрин. Верёвки змеями сползли на землю, а в раскрытую мужскую ладонь легли тонкие пальцы.