Хоук любуется

Синие всполохи, отливающие в брызгах бордовой крови какими-то тёмно-фиолетовыми бликами, впечатляли. Казалось, что неуловимый синий призрак, окружённый чёрными силуэтами — какой-то сильный маг. Хоук, имевший какой-никакой опыт в магии, даже и не слышал, что кто-то может заставить себя раствориться во мгле беззвёздной ночи, превратившись в яркое пламя, в котором враги с криками сгорали один за другим. Хоук не дышит: одновременно резкие и плавные движения, несущие смерть, завораживают, не дают отвести взгляд. Истинная пляска смерти, в которой сплелись синяя мягкая магия и острый широкий клинок. На самом деле, всё длилось не больше минуты. В серых глазах подошедшего эльфа продолжает бушевать голубое пламя, вспыхивая под кожей причудливыми полосами, словно незнакомец — огненный сосуд. Хоук закрывает рот и смущённо отводит взгляд, ловя в чужих глазах вызов — всё-таки смотреть на кого-то с таким откровением неприлично. Разумеется, сказать в разговоре «нет» он физически не смог. Незнакомый эльф оказался Фенрисом — тевинтерское слово неприятно резануло слух. Сложная история новоиспечённого напарника заставила стать серьёзнее, всё-таки помогать нужно всем, кому нужна помощь. Хоук всё равно постоянно украдкой кидал взгляды. Аккуратно, ненавязчиво. Фенрис необычный. Огненные всполохи при свете дня оказались не более, чем тату, подобных штук на эльфах не счесть — но эти тату привлекали особенное внимание. Выцветшие пушистые волосы контрастировали с тёмной загорелой кожей, которую змеями обвивал рисунок — везде, куда только мог дотянуться взгляд. Хоук старался не думать, как рисунок продолжается под доспехом — неприлично. Хмурый эльф, как прозвал того Варрик, оказался не таким уж и хмурым: он умел веселиться и даже улыбаться, его часто можно было встретить в Висельнике с картами в руках. Изабелла, раскрасневшаяся от какой уже по счёту кружки эля, внаглую подкатывала: первые разы звала в карты, чтобы раздеть, но эльф оказался опытен в подобном, хотя и странно реагировал на неприкрытый флирт. Тёмная кожа щёк и острых ушей слегка краснела, светлые глаза с зелёными прожилками начинали бегать в лёгкой панике — словно не знал, куда себя деть. В такие моменты Хоуку даже не было важно, что подкатывает не он, ему достаточно было просто смотреть. Такие мимолётные моменты счастья быстро сменялись уже бесчётным сражением — и Фенрис вновь начинал кружить со своим широким клинком, охваченный пламенем ярости. Хоук старался не отвлекаться посреди боя — всё-таки жизнь команды зависела от него, как от мага, — старался, но иногда позволял себе задержаться глазами на обжигающем синем пламени. Однажды это стоило ему плеча и значительного количества боли: тогда впервые он увидел в светлых глазах мимолётную тревогу. — Когда свадьба, многоуважаемый господин Амелл? — Варрик заиграл бровями и похабно ухмыльнулся. — Что, прям так заметно? — шутки приятеля всегда били в самое мягкое место. — Даже Изабелла поняла, что ей ничего не светит, — пожал плечами гном, относясь к теме разговора так, словно они обсуждали погоду. — Хотя Хмурому эльфу вряд ли достаточно одних твоих взглядов. Хоук хмыкнул. Фенрис сильный. Он один способен справиться чуть ли не с ордой, хотя чуткому глазу видно, как трудно ему даётся контроль своей силы. Даже спустя несколько лет Хоука пробивает дрожь, когда когтистая железная перчатка эльфа вскрывает чужую грудь, переламывая рёбра в труху — Хоук думает, что тот украл его сердце точно так же, в их самую первую встречу. Это немного пугает. Фенрис добрый. Он старается всё делать ради других, выкладывается на все сто во время любого задания, любого боя. Хотя и имеет предрассудки, взращенные в нём жизнью и травмирующим личным опытом, это не мешает состраданию. Фенрис потерянный. Несмотря на броню из лириума и железа, его душа болит, болит и ноет после всего, что ему пришлось пережить. Демоны чувствуют эту боль, играют на тончайших струнах души, забираясь туда, до чего не может достать даже сама жертва. Хоуку впервые становится настолько страшно, что подкашиваются коленки — голубое пламя в светлых глазах стало поглощающе чёрным. Фенрису жаль, а Хоук очень хочет его обнять. Тёмное пламя в светлых глазах бушует ещё один раз, когда Фенрис встречает Данариуса. Сильный маг — слишком сильный, Хоук это чувствует кончиками пальцев даже через всё помещение таверны — говорит какую-то чушь о рабах и собственности, и тёмный огонь горит, пробиваясь сквозь кожу узорами, а Хоук чувствует в нём боль и отчаяние, истинный ужас и осознание того, что сейчас произойдёт что-то плохое. Мягкое прикосновение успокаивает пылающую душу, и секундный взгляд полон безмерной благодарности, окатившей его с головы до ног. Они справятся. Вместе. Нежные поцелуи и полная покорность — как доказательство того, что Фенрис теперь в его власти. «Я твой» — говорят выцветшие глаза с изумрудными прожилками, в которых плещется раболепие. Хоуку нравится, но он не хочет обладать, заслужить — вот чего он хочет. Сложно показать тому, кого ни во что не ставили столько лет, то, что его тоже могут полюбить. Фенрис не верит, ему кажется, что всё, что только он может сам захотеть, он получит только в случае рабской покорности и хорошего расположения духа своего господина. Иной расклад кажется фальшивым, нечестным, подозрительным, словно за полученное сейчас удовольствие с него позже взыщат непомерную сумму. Хоук ломает рамки. Он касается нежно, осторожно, без требований и ультиматумов, всегда дожидаясь разрешения. Хоук терпеливый, его пальцы никогда не принесут боли. Он бережно целует, вкладывая в это всю взращенную за такой долгий срок любовь, пальцами ерошит жёсткие выцветшие пряди, осторожно массируя кожу. Ловит губами стон, неприкрыто наслаждаясь этим. Выискивает глазами любой даже мимолётный признак страха, показывает, что бояться не нужно, что никто не требует и не заставляет: теперь и тело, и судьба Фенриса в его собственных таких красивых руках. Хоук ловит лёгкую улыбку и улыбается в ответ. Тёмная кожа с белыми линиями играет во всполохах камина, как самый дорогой и драгоценный рубин. Теперь Хоук знает, какой узор скрывается под доспехом, и, пожалуй, впервые в своей жизни по-настоящему счастлив. Покатые тренированные плечи приятно оглаживать ладонями, шершавые от рукоятки меча пальцы гладят по широкой спине в ответ. Светлые глаза смотрят с глубоким доверием — дыхание перехватывает. Хоук мечтает сделать Фенрису приятно, чтобы тот познал всю прелесть и вкус свободы. Хоук хочет огладить, зацеловать каждый дюйм, пропитаться запахом эльфа, чтобы тот осознал, что не один готов отдать всего себя другому. Он зарывается носом в ключицы и содрогается всем телом, не в силах сдержать эмоции. Хоук хочет защитить, но не потому что он Защитник. Они лежат на мягких подушках, разморенные теплом огня и друг другом. Фенрис следит за яркими всполохами, умиротворённый, а Хоук смотрит. На взъерошенные платиновые волосы, на тренированную спину, на мышцы, расслабленные, но не менее заметные. На тёмную кожу и белый узор, уродующий — по мнению самого эльфа, — но на самом деле не менее прекрасный, чем всё остальное в нём. Фенрис, по мнению Хоука, — совершенство, пусть и искусственное. — Хоук? — оборачивается, откидываясь на подушки. В выцветших глазах с изумрудными прожилками читается немой вопрос. — Любуюсь, — улыбнулся Хоук. Фенрис, чуть покраснев, в напускном раздражении закатил глаза.