You Are My Heaven

Никто этого не ожидал. Никто не мог предвидеть. Всего один звонок разрушил все, что так старательно строилось. -Это печень, - почему врачи всегда ходят в этих ослепительно белых халатах, кажется можно действительно потерять зрение, смотря на них. Всю больницу заполонил этот стойкий запах отбеливателя, он давит со всех сторон и кажется воздух настолько вязкий, что можно потрогать рукой. –к сожалению мы не можем понять причины болезни, мы вынуждены сообщить, что он не протянет до конца недели. -Куинн скоро будет здесь, -заверила медсестра, которая присматривала за Бертом с тех пор, как он попал в больницу. –он уже приехал, подождите всего пару минут и вы сможете попрощаться. Он умолял, плакал, звал Куинна с того момента, как узнал что шансов на выздоровление у него нет. Он знал, что умирает , но не мог позволить себе оставить его тут, не попрощавшись . Просто не мог. Берт чувствовал, как силы покидают его, еще мгновение и, кажется, действительно настанет конец. Казалось, что время просто остановилось, слезы все стекали по его лицу. Он отчаянно хватался за жизнь, пара минут, ему нужна всего пара минут. Когда дверь в палату открылась, его взгляд совсем померк, а из глаз пропала искра за секунду, как он мог встретиться взглядом с Куинном. Его шанс попрощаться выскользнул прямо из пальцев и он обмяк, когда Куинн заплакал в дверном проеме. Куинн и раньше чувствовал, как все внутри разрушается. Его бросали, предавали, разбивали сердце, уничтожали. Он видел, как человека, которого он любил, разрывали на куски изнутри, он видел, как тот разрушал себя, вытаскивал его из грязи, был на свадьбе, зная, что ничего с ним не выйдет. У Куинна были лучшие друзья, любовь, карьера, все, чем он мог гордиться, было оторвано тем, кого он хотел больше всего. Оллман думал, что познал боль. В тот момент, стоя в больничной палате, когда гудение кардиомонитора заглушало все его мысли, он понял, насколько наивным он был, полагая, что испытывал самую настоящую боль. Он всегда говорил, что слышал сердечный крик Берта в его последние минуты жизни. Медсестра сказала, что Куинн стоял на коленях и плакал, сжимая холодную руку Маккрэкена, о господи, его руку, внезапно такую маленькую и нежную, какой она не была никогда. Это продолжалось, пока другие не пришли скорбеть. Но Оллман не собирался уходить. Даже когда всех заставили уйти, Куинн сопротивлялся. Рыдая, он признавался в любви уже покойному Берту, жалея, что не смог сказать ему эти слова при жизни. Медсестра позволила ему остаться ещё на какое-то время. Его спина болела от неудобного положения, но он продолжал сжимать руку самого дорогого друга и клялся, что не станет улыбаться в мире, где Берт не дышит, что не станет больше смеяться, если его сердце больше не бьется. Куинн знал, что друг задушит его за эти обещания, и молился, чтобы Берт смог ударить его по лицу, чтобы смог ожить и сказать ему, какой он гребаный идиот. Он жалеет, что не поцеловал его в последний раз, прежде чем они разошлись. -Он не ел несколько дней -Он ничего не пил -Он не сказал ни слова с тех пор, как…. -Я знаю -…мы не можем потерять и его тоже -Посмотри на него. Мы уже потеряли Последним местом, где Берт хотел бы оказаться, были небеса. Блять, да он даже не верил в их существование, не говоря уже о том, чтобы оказаться здесь. Но, так или иначе, он находился здесь ровно с момента своей смерти, покоясь в объятиях лже Куинна, который провел «ночь» с ним. Его забавлял факт, что он все еще может спать, будучи мертвым и все такое, но он предпочел особо не обращать на это внимания и не задавать лишних вопросов. Берт еще сильнее вжался в объятия друга, что составлял ему здесь компанию. Ха. Чертов Куинн Оллман на небесах. Он должен был знать. Это было…практически идеально. Они спали вместе, вместе смеялись, читали или просто гуляли по лесу, окружавшему его небесный дом, который был очень подозрительно похож на дом мамы Куинна. Единственной проблемой являлось то, что Оллман не мог писать музыку. В нем больше не было той искры. Берт вздохнул. «я бы так хотел, чтобы ты спел для меня новую песню» Но он не ответил. Мне нравилось, когда он пел мне, - Берт продолжил, принимая сидячее положение, глядя в окно на бесконечный закат. - самый сладкий гребаный голос, который я когда-либо слышал. Мой Куинн... - Он покачал головой. - Я бы отдал все, чтобы услышать его игру снова. Куинн встал с кровати и замолчал. Берт ждал, когда он обхватит его руками, отвлечёт своей улыбкой и кроличьими зубами. Он ждал. Звук гитары поразил его, словно удар током. Берт обернулся и глазами, полными слезами и недоверия, посмотрел на Куинна. Он сидел на кровати и настраивал свою гитару. Когда Оллман начал играть, Берт знал. Он был рядом с Куинном... и он, наконец, был рядом с ним, его кроличьи зубы были видны сквозь его грустную улыбку. - Извини, что так долго... - Заткнись, черт возьми, - сказал навзрыд Берт. - Заткнись и поцелуй меня, тупой идиот.