***
Тренировка опять запозднилась и Хината попал домой только ближе к ночи. Голова всё время была забита совершенно не тем. Учёба и раньше была не на первом месте, а теперь даже тренировки проходили в лёгком тумане. Наполовину переодевшись, продолжая витать в облаках, Шоё стремительно подошёл к брошенной сумке. Достал телефон и, пролистав список контактов до буквы “К”, открыл чат с Кенмой. Почему-то Хинате показалось, что он поможет, как никто другой.Шоё, 22:31 Кенма, ты когда-нибудь чувствовал к своей команде что-то большее, чем дружбу и преданность?
Наспех напечатав сообщение, Хината отложил телефон на стол и снова подошёл к шкафу. Стянув с себя одну штанину, он завис, занеся руки для снятия второй. Кенма, 22:43 О чём ты? Он с нетерпением ждал ответного сообщения от Кенмы, поэтому подорвался с места сразу же, как услышал уведомление. Открыв сообщение, он задумался. За каждым словом следовала пауза. Хината отрешённо подбирал слова, стараясь как можно конкретнее описать ситуацию.Шоё, 23:01 С самого поступления в старшую Карасуно мне и Кагеяме пришлось работать вместе. Мы много тренировались вместе, разрабатывали приёмы и со временем между нами образовалась связь. Я всегда получал безумное удовольствие, когда мы зарабатывали очки или когда он хотя бы подавал мне, а сейчас… Я не чувствую той радости, что была. Она стала другой.
Кенма, 23:08 Какую радость ты чувствуешь?Шоё, 23:08 Я не знаю, как это объяснить, но, наверное, свои чувства к Кагеяме я могу сравнить с чувствами к волейболу.
Кенма, 23:12 А что по этому поводу думает Кагеяма?Шоё, 23:13 Не думаю, что он думает о чём-то, кроме волейбола.
Кенма, 23:17 Тогда скажи ему, чтобы он задумался об этом.Шоё, 23:17 Точно! Спасибо, Кенма!
Кенма по ту сторону экрана неопределённо пожимает плечами, откладывает телефон в сторону и снова с головой окунается в новоприобретённую видеоигру. Хината же, не разжимая руки с телефоном, падает на стоящую за спиной кровать и улыбается. Широко и радостно, как от удачной атаки. Спортивные штаны так и остались не до конца снятыми, но сейчас Шоё это волновало в последнюю очередь. Его наполнял какой-то детский восторг, будто Кенма не просто дал совет, а сам рассказал Кагеяме о чувствах друга, обсудил всё с ним вместо Хинаты и удачно. Тепло приятно разлилось в его груди, придавая уверенности и спокойствия. С мыслью, что завтра же поговорит с Тобио, Хината позволил сну поглотить себя. На следующий день Хината проснулся особенно бодрым, и, похоже, погода переняла настроение Шоё — за окном вовсю светило солнце, хоть и вчера по телевизору говорили, что будет прохладно. Хината до самого конца учёбы, а затем тренировки не мог сидеть на месте и постоянно ёрзал или бегал туда-сюда. Руки невольно цеплялись за что-то, чем можно было бы занять их. Когда третьегодки, собираясь уходить, сказали о времени, Шоё почти завизжал. Даже не заикаясь о дополнительной отработке пасов — чем удивил всех, — он протараторил Кагеяме в лицо: “Я буду ждать тебя у раздевалки!” — и убежал переодеваться. Тобио опустил брови, буркнул что-то нечленообразное себе под нос и поплёлся за ним. Кагеяма собирался неспеша, но это не заняло огромного количества времени. Хината нетерпеливо переступал с ноги на ногу на пороге небольшой комнаты и первым покинул её, когда Кагеяма подошёл. Отсутствие облаков сегодня дало возможность показаться звёздам. Яркие огоньки на тёмном небе успокаивали волнующегося Шоё. Он шёл впереди, задрав голову. Кагеяма молча шёл за Хинатой, сунув руки в карманы. Дойдя до перекрёстка, на котором они обычно расходятся, Хината остановился, а за ним и Тобио. Последний недоумённо взглянул на него. Между ними был только велосипед Хинаты. — Думаю, наша связь с моей стороны уже давно перестала быть товарищеской, — прошептал Шоё, не поворачиваясь к Кагеяме. Тот как-то странно покосился на него, но промолчал, давая возможность высказаться. — И понял я это только сейчас. Я не знаю, что чувствую к тебе, Кагеяма, — смеётся. Тихо так, будто боялся кого-то разбудить. — Но точно могу сказать, что мои чувства стоят наравне с чувствами к волейболу. Он наконец поворачивается к полностью ошарашенному Тобио, всё так же улыбаясь. — Уф, полегчало сразу, — Хината облегчённо выдыхает и перекидывает ногу через велосипед. Энергично машет Кагеяме и уносится в сторону своего дома. — Пока, Кагеяма!***
Мяч рассекает темноту комнаты и возвращается в руки Кагеямы. Он не задумываясь бросает его над головой, мысленно находясь далеко отсюда. Ловкие пальцы автоматически мягко обхватывают цветную резину. Синие глаза застыли в одной точке где-то на потолке, не сдвигаясь с места уже несколько минут. “— Хината...” В голове гуляет вихрь мыслей, сказанных слов, воплощённых в жизнь и оставшихся в голове по тем или иным причинам действий. Вот всплывают раздражение, вызванное скоростью Хинаты, восхищённо-удивлённые чувства от первой особенной атаки, гиперактивность Шоё и солнечность, что он излучает. Часы над головой показывали половину третьего ночи. Возвращение домой прошли для него, как в тумане. Даже сейчас, размышляя о сказанных, казалось, в шутку словах Хинаты, Кагеяма не до конца понимал, что делает. Стоило устало бросить сумку на порог комнаты и спиной упасть на кровать, как руки сами потянулись за мячом, когда сон даже и рядом не мелькал. Лёгкое волнение перед первым матчем на национальных и без того не было главной мыслью, а это с улыбкой сказанное: “Думаю, наша связь с моей стороны уже давно перестала быть товарищеской, но понял я это только сейчас, ” — окончательно вытолкнуло мельчайшие намёки на дрожь в коленях. Осталось лишь… недоумение. Кагеяма никогда не задумывался, что чувствует к Хинате. Эмоции сами по себе возникали, и это были обычно удовлетворение или раздражение. Так было всегда: с самой первой встречи и до сегодняшнего дня, когда они смогли пробиться так далеко. Вместе. Но что это за приятное сосущее чувство от радостного сияния Шоё? Кагеяма всегда был отстранённым, старался не наговорить лишнего, но губы сами по себе начинали произносить что-то по типу “Эй, не накручивай себя” или “Успокойся, придурок” с нотками незаметной заботы в адрес Хинаты. Он раздражал его. Всем и всегда. Даже сейчас, когда он перед самым важным событием в их жизни жизнерадостно сказал о своих чувствах к нему. Только слово “эгоист” вертелось на языке, по другому он не мог назвать Шоё. “— Думает только о себе.” От гложущих чувств он-то избавился и продолжает жить как ни в чём не бывало, будто он просто поздоровался с ним, а что делать с этой информацией Кагеяме? Как же ему хочется высказать всё, что думает о нём в лицо, но не хочется ковырять только сдвинувшуюся обратно пропасть между ним и командой. Между ним и Хинатой. Тонкие ниточки связи только-только начали крепнуть. Нельзя сказать, что Тобио горит желанием хвататься за него, но и отталкивать не хочет. Сейчас в жизни Кагеямы вряд ли есть место для чувств, но что это? Почему так хочется взорваться, разрушить всё на своём пути, а потом взять за шкирку чёртового Шоё и просто притянуть к себе или остаться с ним тренироваться до поздней ночи. Просто, без лишних телодвижений и слов. Сложно. Тобио в последний раз ловит мяч и притягивает его к груди. Слизистую глаз жжёт от долгого соприкасания с воздухом. Отвлёкшись на раздумья, он забыл о необходимости моргать. Закрывает глаза. Усталость мигом обрушивается на него. Хината опять выбивает его из колеи, хоть и находится далеко от Кагеямы. Не замечает, как засыпает. А что вообще такое любовь?***
Хината не перестаёт удивлять. И команду, и противников, и наблюдателей. Даже когда кажется, что он сделал всё, что мог, он продолжает удивлять. Шоё наблюдает, запоминает, мотивируется, тренируется. Удивить своей скоростью и силой прыжка? Без этого никак. Тренироваться во время обеда? Конечно, так нужно. Провернуть финт, когда его совсем не ожидали? Попробует! Ударить в пол с его-то ростом? Конечно. Успеть добежать до мяча и поднять его? Он обязан сделать это. Это же Хината Шоё. Это он всегда будет пробивать Кагеяму на эмоции. А он, наверное, и не против. После тех слов Тобио всё чаще начал ловить себя на том, что пристально смотрит на расслабленное сном лицо Хинаты, на тонкую ниточку слюны, стекающую по подбородку во время поездки на очередной матч или наоборот домой, на выражение его лица во время тренировок и матчей. Тоже смотрит на выставленную им руку.Любовь — это когда тебе не противно наблюдать за тем, как он спит, измазавшись слюнями, а наоборот считать это милым?
***
Вопросы так и лезли в голову Кагеямы, сдавливали грудную клетку, мешая нормально вздохнуть и везде преследовали. При Хинате и остальных, естественно, он делал вид, что ничего не произошло. Как бы не были добры и отзывчивы остальные члены команды, Тобио чувствовал, что разобраться с этим ему нужно самому. А слушать колкости со стороны Цукишимы, по типу: “Королю признались в чувствах? Интересно,” — с его надменным выражением лица отказался бы, даже если взамен он должен навсегда уйти из волейбола. Кагеяма думает, можно ли ответить на признание в чувствах через короткий срок. Шоё никак не давил на него и не заводил тему по поводу этого всего, но чувство неправильности капало на мозги. Это можно сравнить с процессом ежедневного ухода за пальцами и ногтями — качественно и с правильным подходом. Сказать “я тебя люблю” нужно только взвесив все “за” и “против”, осмыслив каждую мелочь, даже совсем незначительную.Когда ты всерьёз задумываешься над ответом, а не просто посылаешь его ко всем чертям?
***
Высокие и крепкие блоки, очки, зачисляющиеся противникам, их скорость и сила — всё это давит на Карасуно. Усталость тянет ноги к полу, а раздражённость заставляет сначала прыгнуть, а потом подумать. Желание выиграть перетягивает канат на себя. Даже самые рассудительные сейчас на грани. Даже Кагеяма, тот, у кого мяч находится больше всех, начинает допускать ошибки. Вот он уже прыгает к мячу, чтобы сделать второе касание и позволить Хинате забить, как понимает, что пальцы находятся в миллиметрах от мяча, но это слишком много. Нужно бить, а он ещё не долетел. “— Чёрт, нужно было сильнее оттолкнуться. Давай, ещё чуть-чуть,” — проносится в его голове. Мяч соскальзывает с подушечек пальцев, пас получается очень кривой. Он летит вниз, даже не долетев до Хинаты. Кажется, все сейчас смотрели на мяч. Кагеяма уже мысленно готовится к худшему, но боковым зрением замечает носок бело-красных волейбольных кроссовок. Шоё снова прибегает к помощи ног и поднимает мяч. Он перелетает через сетку и встречается с полом. Без шансов на поднятие. Раздаётся свисток судьи. Им плюс очко. Радостный Хината кричит где-то сбоку. Тонкие губы сжимаются, становясь ещё тоньше, как ниточка. Тёмные брови сдвигаются к переносице, придавая и без того вечно хмурому лицу Кагеямы более суровый вид. Он оборачивается к Шоё и сверлит того взглядом. Почувствовав на себе внимание, он оборачивается, не переставая широко улыбаться. — Давай, скажи, что это было плохо, — он практически хрипит в сторону Хинаты. А Шоё продолжает заразительно смеяться, теперь уже повернувшись к нему. Качает головой. — Пасуй ещё, — кожа на щеках Шоё наплывает на глаза, образовываются морщинки. Кагеяма уже приготовился к критике, даже был готов признать свои ошибки, а он даже бровью не повёл. Продолжает сиять подобно солнцу и… греть самого Тобио. Это тепло можно сравнить с огромным пледом, горячим мяття и спокойствием. В груди разлилось это тепло, затекая во все тёмные уголки. Даже сейчас, когда он буквально светится, он раздражает Кагеяму, но сетка морщинок сгладилась, и Тобио расслабился.Может, любовь — это то, что он не накричит на тебя, когда ты лажаешь, а скажет “ещё”?
Нет, это всё вместе и даже больше. Когда ты понимаешь, что, что бы он не сделал, что бы ты не сделал, вы всё равно будете вместе. Когда даже если скажешь что-то грубое, он поймёт, что это не со зла. Когда вы всегда друг друга поддержите, несмотря ни на что.
***
По стадиону раздаётся продолжительный свисток. Хината, сидящий рядом с тренером, встаёт, держа в руке табличку с номером двенадцать. Ямагучи подбегает к Шоё и хватается за открытый кусок таблички со своим номером. Проходит мгновение, и Хината переступает черту поля. Матч на минуту приостанавливается, пока производится замена игроков. Шоё оживлённо, полным сил и решимости выходит на поле, проходя за спиной Кагеямы к своей позиции. Атсуму Миа ожидает свистка за линией своего поля. Кагеяма не смотрит на него. “— Сейчас, пока есть эти назойливые мысли и перестать мучить обоих, или никогда, потому что потом не хватит смелости.” Хината резко останавливается, занеся ногу для шага, но не сделав его. Чувствует, что ему хотят сказать что-то важное. Тобио, не оборачиваясь к сокоманднику, начинает: — Я тоже… — Шоё недоумённо смотрит в затылок Кагеямы, ожидая продолжения фразы. Голова не наполнилась различными вариантами концовки. После небольшой передышки голова охладилась, дрожь в теле покрылась льдом. Хината спокоен. “— Никогда не думал, что скажу тебе эти слова. Вообще не думал, что когда-нибудь скажу это... ” Кенма с трибун наблюдает за Карасуно, в частности за Шоё. Спрятав подбородок в высоком воротнике олимпийки, он сидит в полутрансе, набирается сил. Внезапная остановка Хинаты посреди поля заставляет его приоткрыть глаза. Кагеяма говорит чётко и внятно, губы раскрываются буква за буквой. Козуме подтягивается и подаётся вперёд, будто это поможет ему расслышать о чём говорят снизу. — Люблю тебя, — Кагеяма отвечает равнодушно, скрывая за маской безразличия своё волнение. Будто отвечает ему тем же. Информация поступает для Хинаты и Кенмы одновременно. Полуприкрытые веки второго полностью распахиваются. Понимание для него приходит сразу. Внезапные слова выбивают пришедшую уверенность из Хинаты в один миг. Два простых слова кажутся миражом: то появляются в сознании Шоё, то снова пропадают, не давая увидеть картинку полностью. Звуконепроницаемый купол опустился вокруг Хинаты и Кагеямы, заглушая посторонние звуки вокруг. Гул болельщиков и скрип кроссовок об пол стихли, только более-менее размеренное дыхание доходило до ушей и щекотало край верхней губы. Перед глазами пронеслись сотни моментов, связанных с Тобио. Нахлынувший поток стихает, и взгляд снова фокусируется на крепкой спине Кагеямы. Тот как стоял прямо с поднятой головой, так и остался. Под кожей Хинаты будто прокатился ряд валунов. Вроде прозвучал свисток, но они этого не расслышали. Хината уж точно. — Шоё!