Могло ли быть иначе?

      — И все? Высокая блондинка спрыгнула со стола, торопливо поправляя короткую юбку. Длинные волосы, что по привычке были туго стянуты резинкой, изящно обрамляли совсем еще юное личико, но, тем не менее, уже достаточно понимающий взгляд. Ино была из тех, кто упрямо и твердо верит в простоту вещей, имея в этом свою, ведомую только ей, выгоду. Она тщательно искала в ситуациях и людях то, что впоследствии может использовать для себя, не обремененная ни совестью, ни нравственностью. Так получилось и сейчас. Девушка, в очередном порыве получить заветную таблетку, легко села на край рабочего стола, тонкой ручкой поправляя мешающие документы. Яманака Ино, а именно так гласил новенький бейджик на ее округлой груди, перевели в тюремное учреждение почти сразу, сославшись на характеристику и примерное поведение. Естественно, ни того ни другого у молодой студентки еще быть не могло, но в еще юном сознании сработало простое понимание престарелых преподавателей, чьи имена и квартиры она даже не запоминала. Так вышло и сейчас. Оттряхнув медицинский халат и поправив расстегнутую блузку, она впервые осознала всю абсурдность ситуации. Мужчина, что спешно одевал свободную тюремную одежду, явно не относился к идеалам блондинки. Да и кто в таких заведениях может? Он удовлетворил свои желания, отчего Ино вспомнила о своих. — Где она? Заключенный едва заметно развернулся, неторопливо ощупывая собственный карман. Заветная таблетка показалась практически сразу, отчего лазурные глаза Ино непроизвольно расширились. — Тебе ведь нужно это? — мужчина выставил заветное желание медсестры перед ней, медленно перебирая его пальцами. — Перестань. Яманака сделала шаг вперед, но остановилась, когда таблетку убрали. Ехидная улыбка растянула щетинистое лицо, подчеркивая множественные морщины и шрамы, а пальцы, оттянув тугую резинку штанов, опустили туда заветное белое тельце. — Мне мало.       Ино молча наблюдала за хриплым смехом незнакомца, что стабильно снабжал ее каждые пару дней неизвестным препаратом. Она прекрасно понимала, насколько сильно похожа на зависимую шлюху, но справляться со своей жизнью она перестала. В какой-то момент ее уверенность погасла, сменившись сыростью и ветхостью этой тюрьмы, которую так хвалили. Именно здесь Яманака столкнулась с настоящим миром, упорно считая, что уже давно жила в нем. Веки дрогнули в немом отвращении, как только хрупкие колени почувствовали холодный кафель, а до разума донесся противный смех. Здесь нет жизни до, есть только то, что люди называют выживанием. *** — Этого в другое крыло, он не наш, — громко крикнула женщина, размахивая папкой с какими-то документами.       Бунт в тюрьме достаточно обычное дело. Какая бы охрана не была у каждой из многочисленных дверей, всегда находились те, кому просто становилось скучно. Мало кто испытывал тягу именно к свободе, к обычной жизни и привычному быту. В основном заключенных толкала жажда адреналина, власти. Каждый знал свое место, каждый стремился его удержать. Возвыситься над другими могли поистине единицы, готовые бросить вызов тяжелым дубинкам и, нередко, даже огнестрельному оружию. Ведь охрана не предупреждала. Она сразу действовала, желая, скорее, не прекращения шумной “вечеринки”, а банально выплеснуть всю свою злость и ненависть к людям, которых за таковых уже не считала. Да и нужен был повод?       Женщина торопливо шагала вдоль коридора, который был вверен полностью в ее руки. Многочисленные двери, яркое освещение и неотъемлемый запах лекарств, который всегда присутствует в больничном крыле. Цунаде была не молода. Она давно перешла тот возраст, когда выйти замуж было чем-то нужным, а завести ребенка — необходимым. Устои общества перестали действовать, сменившись просторным кабинетом и неожиданным повышением, предполагающим немедленный переезд с родного городка. Женщина всю жизнь провела в больнице, свято веря в правильность своих действий. Ведь это правильно, ведь нужно помогать людям. Именно так учили в университете, а после и в других учебных заведениях, которые она закончила с гордо поднятой головой. Сенджу привыкла, что в определенных кругах ее имя звучит будто приговор к безукоризненной работе, а потому согласилась, получая новую должность.       Приглашение занять место главного врача было заманчивым. Не смущала даже приписка о том, что данная должность находится ни где-то, а в месте скопления самых жестоких заключенных. Ее голову тщательно сдобрили многочисленными рассказами об охране, отдаленности самого мед.пункта и о том, что именно к ней будет приставлен молодой, но подающий надежды охранник. Правда от данного бонуса женщина отказалась, взяв к себе в подчинение свою старую подругу — Шизуне. Она и сама не могла пояснить себе столько странный выбор: хрупкая женщина, дышащая ей прямо в грудь. Едва ли такой можно доверить свою жизнь, правда Цунаде знала, насколько обманчив внешний облик. Слишком много было пройдено, слишком много пережито, но ответа она все так же найти не могла. Почему именно она? Сцепив зубы и сохраняя такое привычное спокойствие, Цунаде двинулась дальше, наконец подходя к нужной палате. К такому бунту она была не готова. Никто не был готов. Сотни раненых заключенных, не меньше и охранников. Всем им нужна была помощь, которую оказать были просто не готовы. Мимо пробежали два санитара, вынося очередное тело, и тогда женщина очнулась, толкая дверь. — Этого сюда, живо! Нервы сдавали. Хотелось в один момент очутиться не здесь, где-то далеко. Выпить, расслабиться, чтобы не видеть в этих молодых людях лишь одно лицо. То, которое осталось только в памяти, напоминая о себе серыми отголосками.       Палата была переполнена. Даже такое элитное заведение не могло подумать о том, что столькие люди в один момент могут оказаться на грани жизни и смерти. Некоторые уже не выдерживали такого баланса, предпочитая сдаться и уступить место тьме, тщательно поджидавшей каждого из них. Высокое окно было плотно завешено длинными шторами, которые лично принесла сама Цунаде. В таком состоянии, после всего пережитого, те немногие выжившие начинали бросаться на солнечный свет, будто в попытке испытать хоть что-то кроме боли. Она видела, как те, чьи лица изуродовал огонь, продолжали биться в плотное стекло, не жалея израненных рук и разбитых голов. Они кричали, истошно вопили в последней воле — увидеть солнце. Вырваться из ада, тщательно замаскированного под элитную тюрьму. Готовы были признаться во всем, лишь бы вздохнуть без боли под ребрами. Именно тогда Сенджу сорвала тяжелые шторы в своем кабинете, распорядившись разместить их именно в одной из палат. Разделять ее жалость другие работники не спешили, а потому остальные оконные проемы было решено забить. Грубо, быстро, но эффективно. Санитары, опешив от картины, которая должна была за последний час стать нормой, едва уловимо кивнули. Парень явно отключился, пока длинные коридоры сменились конечным пунктом прибытия. Темные волосы скрывали лицо, которое Цунаде видеть было и не нужно. Она знала его и была по-настоящему удивлена, увидев на полу знакомое и бледное лицо. Единственного, кто подавал хоть какие-то признаки жизни, среди мрачной тишины окружающих. Все закончилось так же стремительно, как и началось. Правда ощущение того, что этот парень знает больше, чем мог бы, саму женщины уперто не покидало. Санитары выгрузили бессознательное тело на кровать, стараясь сильно не осматриваться. Они и сами были здесь совсем недавно, получив приятное предложение от неизвестного человека, который выступал в один из дней в их университете. Тот мужчина явно умел говорить, активно расписывая все прелести работы именно на него. Молодые студенты, окрыленные фотографиями медсестричек и внушительной зарплатой, которую ни один из них даже представить себе не мог, без раздумий согласились. Были и те, кто все же решился не вестись на такие заманчивые предложения.       Изумо и Котецу оглянулись на Цунаде, будто взглядом пытаясь задать один и тот же вопрос. Тот самый, который немым знаком застыл в глазах самой женщины, не внушая чувства спокойствия никому в небольшой палате. Крик одного из заключенных привлек внимание всех троих. Парень, что находился у дальней стены, с глухим звуком упал с кровати, поднимая на присутствующих полные страха глаза. Он сам, собственноручно, пытался достать застрявшую пулю из своего живота, старательно перебирая мягкие ткани. Его глаза давно уже не видели того, что так отчаянно делали руки, но, повинуясь странному порыву, заключенный продолжал искать пальцами инородный кусок металла, обильно вытирая кровавыми руками мокрое лицо. — Свяжите его и перевяжите рану. Больше я ничем не смогу ему помочь.       Санитары, с трудом вслушиваясь в холодный тон женщины, кивнули, подбегая к истерзанному мужчине. Цунаде присела на край кровати, рассматривая того, за чью жизнь сейчас действительно стоило бороться. Когда она решила стать Богом — женщина не знала и сама. Но именно в такие моменты старалась смотреть на вещь объективно, здраво, точно выбирая кому еще жить, а кто не дождется помощи, умирая в криках и собственных испражнениях. Смерть редко бывает красивой, а еще реже она бывает легкой. Рука тронула ледяные щеки парня, а после цепко схватила за подбородок, осматривая лицо. Темные волосы упали на подушку, открывая взору прикрытые глаза. Он дышал редко, прикладывая безумные усилия для такого простого действия. Причину Сенджу увидела сразу, опустив глаза к ребрам и разорванной тюремной одежде. Пальцы схватили сильнее, а янтарные глаза пристально взглянули на сомкнутые веки, едва дрожащие на мраморном лице. — Где Наруто? Я не дам тебе сдохнуть, пока ты не ответишь на мой чертов вопрос! — крикнула женщина, а после склонилась над телом юноши, — Ты умрешь после. Умрешь. И я сделаю все, чтобы Наруто не смог тебя оплакать. А знаешь почему? Алые губы растянула улыбка, сдерживая рвущийся крик наружу. — Потому что это ты виноват во всем, Учиха. Только ты. И все эти смерти лежат на твоей совести. ***       Сквозь пелену забвения слышались лишь истошные стоны. Дышать становилось невыносимо. Не нужно было быть медиком, чтобы осознать один и единственный факт — нос сломан. Терпкий привкус металла упрямо разливался по горлу, заглушая и так слабую попытку сказать хоть слово. Забившиеся песок, пыль, а также своё собственное чувство ничтожности не позволяли никаким звукам даже попытку на то, чтобы вырваться. Он хотел кричать. Истошно заявить миру о своей боли в изломанном теле, дать сигнал, что еще жив. Последние события и так не внушали положительного итога, а теперь и слабость, не позволяющая даже приоткрыть рта. Пальцы из последних сил схватились за холодную поверхность, пытаясь сделать хоть что-то в ситуации, оказаться в которой не хотел бы никто. Он чувствовал, как кожу раздирает шероховатая поверхность. Понимал, что его движения слишком тяжело заметить. Наконец мизинец уперся во что-то холодное, слизкое. Понять на ощупь не представлялось возможным, а потому Наруто тяжело заглотил воздух, больно царапая израненные губы о твердую поверхность. Он явно лежал на животе, но нечто тяжело давило еще и с верху, заставляя ценить каждый вздох, относится к нему, как возможно последнему. Свинцовые веки дрогнули, являя миру грязно-голубые глаза. Пришлось перевести взгляд вбок, чтобы увидеть хоть что-то, понять, в каком дерьме он оказался на этот раз. Узумаки ведь всегда был таким. Любая неприятность не могла обойти его стороной. Вначале распределение с университета, после несостоявшаяся свадьба, ребенок, увидеть свет которому не суждено. А что было после? Странное желание общения с преступником, чьи поступки заставляли вздрагивать бывалых зеков. Итог всех своих поступков он видел лишь сейчас, осознавая, как глупо повелся на странные, для его понимая, вещи. Доверился, поверил в то, что сам когда-то презирал. Разве бывает так? Разве могут люди так быстро менять свои взгляды? Пыль тут же осела на едва приоткрытые глазницы, но сил моргнуть, казалось, он уже не найдет. Тело пробила дрожь, когда он смог заметить собственные пальцы. Останки человеческих тел. Кажется, это была чья-то раздробленная рука, а тяжесть, что нависла на его плечах, скорее всего лишь основная часть тела. Яркие куски одежды, щедро прикрытые толстым слоем пыли, кровавые пятна по небольшой поверхности пола, которую всё еще мог охватить его собственный дрогнувший взгляд. Множество людей, потрескивающие материи от огня и лишь один вопрос, звенящий сквозь едва уловимые звуки о помощи. Где он? Неожиданный выдох вырвался из груди, заставляя толстый слой пыли перед лицом подняться в воздух. Практически немой кашель, хриплый, разрывающий сознание своим истошным званом только где-то в подсознании. Мгновение, и на бетон рядом упала вторая конечность, свесившись с собственного тела. Кажется, и часть остального туловища на спине Наруто сместилась, отдавая холодом где-то в районе шеи. Он ощущал этот холод всей душой. Это явно была она — смерть.