Часть 1
4 декабря 2020 г. в 14:44
Единственное, что беспокоило его в жизни — недостаток ума. Не то что ума, нужного для понимания тех или иных вещей, а познаний. Они удивительным образом обошли его стороной — то, что другие отчего-то знали со школьной скамьи, ему доводилось узнать по случайному стечению обстоятельств в диалогах, из подслушенных разговоров и песен. Что ещё хуже — он не мог понять, с чего начать. Ему хотелось изучить всё и сразу, но он не имел последовательности, а без понимания некоторых вещей, встречавшихся в статьях и книгах, скоро наскучивало. Ему требовался план, который ему не давали и который сам он не мог составить по незнанию. Учебники одни совали ему то, что он и так знал, другие — начинали с заумностей, ещё не открытых ему — их за план он не мог взять и пытался так, с чем было. Чтение же через силу не то что мучило его, сколько оказывалось совершенно бесполезно — он не мог уловить ни мысли, ни сути. Много раз он возвращался, перечитывал и, когда казалось, что всё уложилось, забывал. Что и говорить, когда многие любопытные вещи в таком сумбуре ускользали от его сознания.
Порой его постигало разочарование. Прежде слова и темы незнакомые не вызывали в нём интереса, они звучали заклинаниями, красивыми словами без смысла. Лишь некоторое время назад он стал подмечать их и, должно быть, по мечтательной натуре своей, воображал невесть что. А термины отыскивались в физике, математике и химии — не так уж невообразимо. Вся магия рассеивалась, а вникать в то, для чего нужны были запасы технических знаний он не хотел, хотя там, вероятно, крылось что-то метафоричное и по божественной природе великое. Все определения в сущности казались ему даже одинаковыми, он не мог отличить одно от другого, забывал, впрочем, больше не искал, уяснив, что ничего не поймёт. Он больше был по части гуманитарной, однако же, например, и философии изучить не мог, поскольку в каждой статье опять-таки видел длинный список непонятных сравнений и переплетений с другими течениями, о которых тоже надо было знать заранее. Никак ему не удавалось дойти до чего-то первичного, сравнимого для него с Библией. Однако же без учителей, а так как в таких вещах никто не берётся учить, то было для него невозможно. Родоначальника следовало самому искать, переходя от статьи к статье, после систематизировать и уж дальше учить с самого начала последовательно — так он думал.
История давалась ему, кажется, лучше. Но это только кажется. В действительности его легко было спутать, а поскольку история ещё и разнится и уверенной истины нет, как и понятия идеального блага и зла, он терялся и метался из одной крайности в другую, что отбивало желание учиться вовсе, хотя тут учителя и без поиску находились. Ляпни что-то — и вот тебе с десяток несогласных учителей. И что забавно: ляпни другое, по их учению — с другой стороны учителя показывали головы. Он находился в смятении и просто закрывал глаза. Ему нужен был учитель знающий всё и в порядке том, который нужен. Учитель этот являлся перед ним Богом. Он Бога хотел видеть учителем. Не Всевышнего, не нечто неизвестное, а человека обычного, который всё разъяснит. Кто всё разъяснит разве не есть Бог?
Он не мог найти ответов и стыдился: стыдился незнания и пуще стыдился неумения знать. Именно, что он был вполне умён, потому жаден до знаний в чувстве замкнутости в маленьком мирке. Однако ничего не поддавалось ему, как камень голым рукам. Он брался мять его, как пластилин, но только ранился и терял желание. Тем сильнее охватывала обречённость. В познании многих вещей он видел свет и свободу, ставшие ему вещами непостижимыми. Существование без них было отныне немыслимо. В безумстве или смерти теперь открылась ему единственная свобода. Но коль скоро стать безумным он не мог, то оставалось одно.