Каролинский жнец и булочка с корицей

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Над их парочкой не потешается только ленивый, но Хвануну плевать на идиотов, уж он-то умеет вызывать лучезарную улыбку Минги, смущая властными замашками и тёплым, хоть и дурацким прозвищем «малыш». Минги не противится, напротив, даже поощряет Хвануна, но всегда алеет щеками как маков цвет.        Добрый, нежный и ранимый гигант рядом со знающим себе цену и не позволяющим нарушать свои границы язвительным комком зла. Именно такое описание дали им близкие друзья.        Но Хванун не злой, хоть и остр на язык да и спуску не даст даже едва ли не вдвое возвышающимся над ним баскетболистам. Он не позволяет издеваться над собой, Минги и робкими студентами и чхать хотел на все подначки всяких идиотов, возомнивших себя мерой людской.        Он ядрёный, как самый острый в мире перец «каролинский жнец», хотя если его не задирать, можно подумать, что он булочка с корицей и вообще очень умилительный персонаж студенческой жизни. Эдакий рождественский эльф, что заплутал среди хвои и расписных пряников.        О том, что Хванун далеко не булочка и даже не полурослик, и вовсе не няшный, в университете узнают довольно быстро и многие принимают правила игры. Хоть и не все. Всегда найдутся люди, полные ядовитых мыслей и злых слов, но с ними вступать в дискуссию бессмысленно. Потому Хванун отбривает их острым словом и тащит за собой Минги, который уже тяжело дышит и вот-вот готов заплакать.        Те, кто говорят, что мужчины не плачут, растят не крепких волей и духом мужчин, а тех, кто боится показать себя слабым. Хотя слёзы не проявление слабости. И давно бы уже пора понять. Всё же ХХ век подарил много открытий, можно было бы и просветиться многим.        Минги тонкослёзый, но от этого не делается хуже, как могут заметить слишком ярые обидчики любых, кто хоть немного выбивается из серой массы. А их парочка выбивается разительно. И хоть Хванун не пользуется своим положением старосты факультета и председателя студсовета, всё же мысли о трудовой терапии для негодяев зреют.        Но пока следует заняться Минги, который тайком утирает пару слезинок, скатившихся по щекам. И Хванун целует дрогнувшие губы сидящего на подоконнике Минги, которому всё же приходится чуть наклониться к Хвануну, но поцелуи стирают слёзы и былые обиды, и это ли не лучшее лекарство?        А уж по возвращению в свою комнатку, он усилит профилактические меры, чтобы Минги не думал о злоязыких придурках, а лишь бессвязно стонал и просил разрядки. Порой от темперамента Хвануна Минги чуток хромает, держась за поясницу, но это всё лечится обезболивающей мазью и подушечкой под сладкие полупопия.        Хванун так извиняющеся смотрит в глаза, каждый раз когда замечает что Минги морщится и держится за поясницу после очередной бурной ночи, и так ласково касается его, нежно целуя, что Минги готов хоть всю вечность терпеть подобный дискомфорт слишком откровенных доказательств любви.        А когда Хванун начинает излишне осторожничать, Минги каждый раз напоминает ему, что он не сахарный и не растает, и не сломается, чтобы так с ним возились и сюсюкали, отчего Хванун с трудом заставляет себя перестать быть наседкой, перекрывающей воздух, но после очередного такого утра к прозвищу «малыш» добавляется ещё одно — «сладкий».        И целовать умеет так, что перед глазами разноцветные пятна, а в штанах становится тесно, потому что всё тело Минги в одно мгновение вспоминает, каково это целоваться с Хвануном, и какая интенсивность поцелуев предшествует более активным действиям некрупных, но сильных рук.        Хванун очень любит оставлять метки на Минги, ведь он такой сладкий. Хоть и кажется великаном по сравнению с Хвануном, но прекрасно умещается на крепких бёдрах своего хёна, напоминая собой скорее зарумянившуюся в печи булочку, чем холодного и даже несколько мрачного гиганта, которым кажется со стороны, если рядом нет Хвануна.        В глазах Хвануна он выглядит восхитительно со своими покрасневшими щеками и ушами, распухшими от поцелуев губами, затуманенным взглядом и парочкой засосов на шее. И Хванун улыбается, потому что таким Минги может сделать только он. И видеть только он.        О, Хванун даже немного восхищается тем, как виртуозно Минги может привирать. Отчасти потому что его умение убедительно врать в лицо позволяло избегать лишних и неудобных вопросов. Минги в такие моменты будто надевает маску, становится абсолютно уверенным в себе и своих словах.        Да и вообще у него неплохо выходит выглядеть отрешённым и эдаким плохишом, когда маску не срывает бурей чувств и эмоций. Благо, прорывает его не так часто, как могло бы, но Хванун не раз успокаивал Минги, поглаживая по спине и отвлекая всем, чем угодно, но чаще поцелуями.        О таких как Минги говорят, что они добрые увальни. Хванун согласится, хоть и не со всем полностью, но согласится. Минги очень добрый, и ему наверняка стоит связать свою жизнь с помощью людям. Он и так по жизни помогает старушкам донести сумки, достаёт малышне мячи из густой листвы и отчисляет деньги на приют для бездомных животных.        Минги, конечно, большой и высокий, но в душе ещё такой ребячливый. Он очень ранимый и трогательный, что скрывается под напускной холодностью. Хванун заботится о нём как может. Крепко обнимает, целует, дарит своё тепло и заботу. А Минги в ответ отдаёт всего себя, все свои чувства и нежность, зная, что Хванун эти дары уж точно оценит и примет.        Хванун никогда не кипит, не ревнует и беспокоиться начинает только если Минги задерживается и не берёт трубку. Но не потому, что думает, что ему изменяют — волнуется. По-настоящему.Ведь знает, что Минги вернётся к нему и только к нему, свернувшись трогательным комочком под боком и будет слушать, как Хванун проникновенно читает вслух стихи.        Минги словно никого, кроме Хвануна не видит. Для него любить Хвануна — как дышать, и Минги уже не представляет своей жизни без тёплых объятий Хвануна, его поцелуев и вообще без Хвануна в принципе. Потому что с ним хорошо и тепло, уютно и комфортно. С ним можно быть собой и не притворяться суровой и непробиваемой глыбой.        Никто и никогда не давал ему всего того, что дал Хванун, как бы его не обзывали за спиной. Пусть он и язвительный и остёр на язык, пусть он невысокий, за что достаётся обоим, пусть он не такой, какие модели в глянцевых журналах. Он родной. Он такой, как нужно. Свой.