Сурт, Тлеющий Великан

      Сурт, прозванный Тлеющим Великаном, восседал на своём троне, значительно превышающим человеческий рост, и опирался на собственный меч, словно на трость. Только тяжёлое дыхание отличало его от мёртвого.       Холодный свет пробивался сквозь высокие кафедральные окна тронного зала. Лучи отражались от зеркального пола, вычищенных до блеска серебряных стен и неестественно бликовали так, что в помещении создавалось больше освещения, чем за его пределами. Не светилась разве что мрачная фигура, сидящая на таком же тёмном троне, которую сложно было назвать человеком — Сурт, Тлеющий Великан: обладающий невероятными габаритами, он буквально рассыпался в прах, пока от него не оставалось практически ничего, кроме заржавевших лат, в которые был закован. Вокруг Сурта толпились маленькие в сравнении тени, павшие перед ним на колени, что пристально вслушивались в редкие всхлипы того, что осталось от короля и приглушённый детский плач, доносящийся откуда-то из глубин его доспехов. Сотня пилигримов, пришедших свидетельствовать смерть Тлеющего Великана и рождение Божественного Ребёнка, обрекала себя на верную смерть. Все они знали, что погибнут в течение нескольких дней с того момента, как вошли в этот зал, но почему — для них останется загадкой. Убьёт же их едва заметный металлический привкус на языке, источником которого были фонтаны с ртутью: жидкий металл губил каждого, кто решался войти, в то же время поддерживая нечеловеческие жизни Сурта и его не родившегося дитя.       У Тлеющего Великана однажды было всё, чего он мог только пожелать: статус короля, расположение соратников, уважение богов, что уж там, именно они возвели для Сурта его замок. Он прожил достойную жизнь, и перед ликом смерти ему было не о чем жалеть. Но Сурт почему-то был несчастен.       Боги, как и полагается, прибыли с неба — на летающем, свободном в перемещении городе, огромном настолько, что покрывал небо вплоть до горизонта. Закрыв два кружащих друг вокруг друга солнца, он пустил на земли непроглядную черноту — первую и последнюю ночь этого мира. Разглядеть в этом мраке можно было лишь парящие вверху огоньки металлического острова, складывающиеся в неестественно симметричную карту далёких звёзд. Он висел над людьми пугающей загадкой долгими месяцами, пока в темноте под ним буйствовала самая настоящая анархия. Единственными весомыми источниками света внизу стали горящие вдалеке от морских городов деревни, вспыхивающие одна за другой по мере продвижения к ним орды неверных дикарей. Для них наступившая тьма стала лучшим временем для расправы над жителями приморских городов, ведь их вина в том, что варвары жили вдали от цивилизации. Будучи однажды таким же мещанином, каждый из дикарей однажды был признан еретиком за способность задавать вопросы и ставить что-либо под сомнение, после чего изгнан без права на возвращение. Эту массу, созданную ими же, горожане боялись, как огня, поэтому и запирались толпами в церквях, взывали к богам, заклиная избавить их от этой напасти.       И боги услышали их молитвы. Не прошло и нескольких дней с тех пор, когда молитвенные песни и ужасные крики слились воедино, как парящий вверху город громко заревел и вновь вернул миру свет. Только не солнечный, нет. Далёкая вспышка, озарившая мир, была искажённой, противоестественной: она появилась лишь на мгновение, после чего всё вокруг загремело и затрещало так, что люди на улицах валились с ног, деревья гнулись, а стёкла повылетали из оконных рам. «Кара небесная», так это назвали — чудовищное наказание племенным безбожникам, усомнившимся в существовании высшего. Боги позволили им, как и верным, удостовериться в их существовании, вот только недостойные этого варвары были вынуждены заплатить за это своими жизнями. Не только они сами, но и все их земли были стёрты в порошок: от привычных ранее северных ландшафтов не осталось ничего, только гладкая пепельная пустыня, на которую и осел Чёрный Город. Окольцованный со всех сторон металлической стеной, для людей он был недоступен. Они могли только гадать, что за чудо скрывалось под выглядывающими из-за барьера шпилями — готически острыми и футуристически ровными одновременно.       Покидать свою обитель боги, однако, не торопились. Прошли ещё долгие месяцы прежде, чем они наконец показали себя. Ожидания людей себя не оправдали. Увидев своих богов, горожане оказались в какой-то мере разочарованы, ибо люди, оказывается, не были созданы по образу и подобию. Лишь общими чертами создатели походили на свои творения: прямой спиной и относительно короткими телами по отношению к вытянутым рукам и ногам. В остальном их было сложно даже сравнить с чем-то, с чем сталкивался человек. Вытянутая морда имела большое сходство с оленьим черепом, хотя в ней не было ни единой кости, как и во всём остальном теле. Именно из-за отсутствия скелета боги перемещались, извиваясь на своих ногах, а не переставляя ими, как это делал бы человек. Серая кожа, влажная от слизи, в свету переливалась разными оттенками синего и зелёного, совсем как у слизняков. Но даже внешность богов не столько обращала на себя внимание, сколько это делал их терпкий запах. От них пахло солёной водой и её обитателями.       «Так получается, небо, откуда они прибыли, — одно большое море?» И это было далеко не единственное, что хотелось спросить людям. Увы, ответов от своих создателей никто так и не получил. Этому была причина, но она порождала лишь больше вопросов. Например… почему боги не разговаривают по-человечьи? Казалось бы, создавшие этот мир должны знать все его детали, в том числе и языки — хотя бы один, если не все. Но боги упорно молчали, лишь изредка перекидывались друг с другом тем, что сложно назвать словами: гортанными звуками, цокающими и мычащими, которые человеческие голосовые связки повторить не в состоянии. Как бы то ни было, в божественной сущности этих созданий люди сомневаться не смели: кто, если не они были изображены на древних рисунках и описаны в священных книгах бесследно исчезнувшей цивилизации? Бесспорно, это были боги, — самые настоящие — и церковь, как и люди, приняли их с распростёртыми объятиями.       Они были щедры и милосердны, в то же время справедливы и требовательны по отношению к своим творениям — настоящие покровители для людей. Боги могли одарить человека всем, чего он желал, но только в случае, если тот действительно отличился среди других особой преданностью, силой и хладнокровностью. Особенно ценным подарком становилось оружие создателей –божественные жезлы, способные испускать раскалённые воздушные заряды, и искрящиеся мечи, аналогов которым не было в мире людей. Так и было создано их войско в человеческих рядах, эдакие «Вернейшие из Верных» — отцы и сёстры, вера коих была непоколебима, а способности поражали. Они были праведной рукой церкви, той, что держала натянутую верёвку гильотины. И стоило хоть кому-нибудь из богов лишь приоткрыть рот в безмолвном крике «Руби», — и Вернейшие из Верных тотчас отпускали лезвие, чья бы голова не грозилась быть отрубленной. Никто не смел им перечить, ведь они были законом, готовым истребить всякого, кто не повиновался. Действовали на своё усмотрение: облачаясь в простых горожан, Вернейшие из Верных тайком выслеживали «опасность» на улицах городов и зачастую видели угрозу там, где её нет. Простым людям приходилось опасаться даже простых бродяг. Никто наверняка не знал, что мог скрывать очередной попрошайка на улице.       Но особо почитаемыми среди людей и богов становились те, кого сочли достойным стать великаном — существом, способным выносить их младенца, ибо сами боги вынашивать детей были не в состоянии. Только им позволяли зайти в Чёрный город и вернуться, став больше, сильнее — и эти люди, обожествлённые, полноправно становились королями над людьми. Величайшая честь из существовавших, даже несмотря на то, что родитель в обязательном порядке погибал, отдавая всю плоть своему дитя. И среди них особым почётом наградили бы того, кто смог дать жизнь Божественному Ребёнку. Богу над богами, рождённого плотью великана поистине огромного — эта сцена была изображена на рисунках внешней стены Чёрного Города. На них перед Божественным Ребёнком (который уже новорождённый был выше всех своих собратьев на голову) боги стояли на коленях, вскинув руки в молитве. Для них это существо было кем-то особенным, люди понимали это, но никак не могли угодить своим богам и найти достойного кандидата.       До поры до времени.       Сурт уже в юношеском возрасте выглядел куда старше своего возраста, а в свои средние годы и вовсе стал плох с виду. Молодое веснушчатое лицо не сочеталось со старческими морщинами, по-детски рыжие пряди волос поседели слишком рано. До прибытия богов за любовь к поиску ответов Сурта прозвали бы еретиком. Пока старые короли сменялись новыми, унося секреты Чёрного Города с собой в могилу, он мечтал стать Прометеем для людей и поделиться с ними правдой, таящейся за стеной. Мечтал молча, не подавая виду, завоёвывал доверие и расположение, поэтому и сохранил жизнь меж своими соратниками — Вернейшими из Верных. Все знали, что Сурт однажды станет великаном, поэтому ещё до его восхода на трон был прозван Горящим Королём. С огнём он был никак не связан, пускай Сурт и действительно горел, но в переносном смысле, — горел желанием увидеть Чёрный Город. Наивная мечта Горящего Короля вела его через всю сознательную жизнь, заставляла становиться лучше себя прежнего и окружающих Сурта людей.       День вознесения Горящего Короля настал, как этому и суждено было быть. Как только смерть сразила предыдущего короля, Врата раскрылись с тяжким грохотом, и боги выползли из Чёрного Города, всматриваясь в лица, ища кандидата, на которого давно положили глаз. Лишь завидев Сурта, они, протянув к нему длинные пальцы, раскрыли рты и беззвучно подозвали его к себе. Прежде, чем скрыться за стеной, Сурт напоследок пообещал открыть своим подданным истину о Чёрном Городе. За что и поплатился.       На костях замка старого короля боги построили новый. Дворец, казалось, олицетворял самого Сурта: каждый раз подымаясь всё выше и выше за счёт руин, на которых стояла предыдущая крепость, он медленно шёл к тому, чтобы с его вершины был виден Чёрный Город. Король отсутствовал. Отсутствовал, когда замок строили, отсутствовал и после того, как боги, завершив сооружение, покинули мир за стеной. И вот он прибыл — великан, размеров воистину гигантских, способный выносить Божественного Ребёнка — святой. Люди возрадовались, ибо наконец-то смогли сделать богов по-настоящему счастливыми. Сурт смог. Вот только что-то настораживало в Горящем Короле. Из Чёрного Города Сурт вернулся в задумчивом молчании. Не говоря ни слова, он пальцем зазывал к себе каждого Вернейшего из Верных, встретившихся ему на пути к замку. А люди, недоумевая, всё спрашивали его о той правде, которую он обещал поведать им по прибытию из Чёрного Города. И вот, спустя, долгие часы прогулки к своему трону, Горящий Король, собрав вокруг себя огромную толпу из простых обывателей и своих соратников, открыл им крохотную тайну. Сурт сказал одно-единственное, после чего насовсем умолк, подобно мёртвому:       — Они прибыли, чтобы размножаться.       Так Сурт из Горящего Короля превратился в Тлеющего Великана.       Никто не знает, что Сурт в действительности рассказал Вернейшим из Верных. Но, поговаривают, он открыл им некую «жуткую истину» — что-то такое, что смогло пошатнуть даже их веру. Услышав её, некоторые потеряли рассудок, в сумасшествии сотворив с собой много ужасных вещей, саморасправа из которых была самой безобидной. Однако сказать, что после этого Вернейшие из Верных потеряли веру — значит солгать. Многие из них всё ещё верили, но уже не в богов, а в правду своего короля. Поэтому и стали на страже Врат вместе с Суртом. Они не пошли на богов войной, только дали Тлеющему Великану слово, что в Чёрный Город больше никто никогда не войдёт ровно так же, как из него не выйдет. Отнежеле Вернейшие из Верных обратили оружие своих создателей против них самих: тех жителей Чёрного Города, что намеревались пройти за стену, встречали теперь шквалом огня и моментальной кончиной. А боги, оказывается, смертны.       Каждую гибель одного из них люди расценивали, как святотатство. Они умоляли Сурта перестать осквернять земли божественной кровью и просили его поведать, почему он вдруг пошёл против своих покровителей. Но Тлеющий Великан продолжал упорно молчать, держа в тайне правду, которую однажды так желал рассказать своим подданным. Не в состоянии вынести больше смертей, люди снова обратились в молитвах к богам, прося их прекратить тиранию Сурта. И создатели вновь услышали свои творения. В тот момент даже с самых отдалённых точек материка было слышно, как от Чёрного Города отвалилась огромная часть, мгновенные метаморфозы которой превратили её в то, что прозвали Сторожевым псом богов. Железный монстр размеров настолько чудовищных, что даже Сурт по сравнению с ним казался крохотным насекомым, тряс землю под своими ногами каждый раз, как ступал. Когда шевелился, он испускал убийственные искры и изрыгал пламя из своей пасти. Сторожевой пёс богов уничтожал всё, что было на пути, лишь бы добраться до Сурта. Не только ставших на стражу своего короля Вернейших из Верных, но и цивилизацию он превращал в пепел, ничем не лучше пустыни, которую создатели оставили после дикарей. Боги были не так уж и милосердны — быть может, эту правду хотел поведать людям Тлеющий Великан?       Сурт всё же сразил Сторожевого пса, и на мгновение — лишь на мгновение — снова стал для своих людей героем. Хотел бы он защищать свой народ и впредь, но больше не мог, ибо Сурт был великаном тлеющим. Его плоть растворялась, как обмокшая бумага, даже от величественного великанского лица в скором времени остался только крохотный человеческий череп. После смерти Сторожевого пса за пределами Чёрного Города боги больше не появлялись. Они заперлись в своём убежище, из которого с тех пор доносилось лишь их монотонное пение. Боги молились. Так, как это делали до них люди, просящие о их помощи, но на своём, ни на что не похожем языке, в котором не было членораздельных слов. Они молились о Божественном Ребёнке.       Тлеющий Великан испустил свой последний вздох. Он умер, как и жил — ради того, что считал высшей целью. Сурт умер, как и жил — красиво, но напрасно. Для него, как и для пилигримов, пришедших свидетельствовать его смерть, всё закончилось в серебряно-ртутном зале с зеркальным полом. Вот только странствующие монахи, почти что живые мертвецы, таки протянут ещё несколько дней, осуждая в прощальных песнях идиотизм своего короля.       Проклинаю извергов, замучивших Сурта, их отроков и детей их отроков во веки веков.