Абонент временно не доступен

      Их любовь никогда не была наполнена юношеской глупостью, недосказанностью, их поцелуи никогда не были робкими или скромными, никогда не было красных щек на первом свидании, неловких касаний или, смешных со стороны, заиканий. Их любовь была дополняющей, идеальной. Полная гармония и взаимопонимание, личное пространство, поддержка.       Ответственного и взрослого Диму дополняло дикое желание жить Арсения, его оптимизм и находчивость; совместные шутки не были отвратительно пошлыми, так, что слушать противно; интеллектуально-философские беседы Арса, на ночь глядя, прекрасно подходили под фантастическую запеканку Димы, которую он готовил по маминому рецепту, и его зеленый чай, оставляющий послевкусие меда и капельку волшебства.       Они вдвоем напоминали союз, который, как говорят, заключен на небе, как море и корабли, как зимний вечер и длинные разговоры, как жизнь и чувства.       Никогда не нужно было угадывать настроение или подбирать слова, чтобы не задеть чувства. «-А где мои…-Очки? На кухне»; «-Ты устал? Может быть стоит съездить отдохнуть? -Да, было бы неплохо»       Начало декабря обещало быть морозным. С самых первых дней ударил очень большой минус, с большими, для Москвы, осадками снега и жуткий гололед.       Общая квартира Димы и Арсения напоминала смесь эстетики и современного взрыва технологий. Мягкие пуфы, коврики, фотографии в деревянных и разноцветных рамках, специальные полочки для подарков от фанатов, находились в прекрасной гармонии с большим телевизором, местом для занятия Арсения спортом, новеньких кресел и нескольких компьютеров. Правильно говорят, что дом показывает сущность людей. В этом маленьком мирке сочеталось все несочетаемое, сливалось и становилось одним целым, которое восхищало и вдохновляло.       Всегда включенный свет во всех комнатах, и не важно сколько придется платить по счетам, сейчас отсутствовал, а горел только тусклый настенный светильник, заставляющий всю комнату утопать в устрашающих тенях, и синий экран телефона, из которого периодически звучали слова «Абонент не отвечает или временно не доступен…», десятый вызов, двадцатый, все одно и то же. Дима с самого детства привык оценивать ситуацию адекватно, без лишней суеты и домыслов решать проблемы, но сейчас не получалось даже сидеть на месте, не то что нормально и спокойно думать или унять бешено бьющееся сердце. «Абонент выключен или находится вне зоны доступа сети…» уже надоевший женский голос говорит новую фразу, но до Позова это доходит только спустя вызовов пять-шесть, не меньше. Значит, Арсений сначала просто не брал трубку, а теперь еще и выключен телефон. Пытаясь себя успокоить базовыми психологическими фразами, на подобии «Арс взрослый человек, ну и что что он задерживается, мало ли что могло случиться», «Может быть, он просто потерял телефон, ничего страшного», «А если что-то случилось…».       Звонок. Звонок. Звонок. Ничего, кроме гудков и тишины, тишины и гудков. Звонок. Гудок, но на следующую секунду трубка снята и начинается запись разговора. 0.0, 0.1, 0.2…       Позов вне себя подскакивает с дивана и чуть ли не кричит в трубку «Слава богу, Арс, ты меня напугал, ты видел сколько пропущенных у тебя от меня?!», в ответ секунда-две тишины, а затем не громкий мужской голос «Здравствуйте, это главный врач Городской больницы №12, Виктор Снегирев, Арсений Попов и еще трое попали в аварию, видимо, не справились с управлением на гололеде. Двое скончались на месте, Арсений и женщина в тяжелом состоянии. Больница на Сибирской 147а, палата 212, приезжайте».       Следующие сорок минут были прописаны в смертном договоре дьявола. Пока врачи вводили в Попова одно лекарство за другим, подключали и отключали препараты, которые бы продержали и дали возможность прожить лишние пару минут, Позов бежал, бежал до метро, не обращая внимание на боль в груди от ледяного воздуха, на отмороженные пальцы рук и ног, бежал до больницы, задыхался, взвывал от боли и страха, от окутывающей истерики, на которую совсем не было времени, нужно было быстрее очутиться в больнице, только бы не опоздать… Можно было бы вызвать такси, но в столице в вечерний час пик это было бы намного дольше.       В больнице, как обычно, целый букет запахов различных таблеток и других лекарственных средств, множество напрягающих звуков, и, как обычно, никто ничего не знает. Не знают где глав врач, не знают где 212 палата, не знают сколько он протянет в таком состоянии…       Почти бездыханное тело, еще немного и не отличить от белой кровати, множество наложенных швов, различных трубочек, маска- все как в фильмах ужасов. Почти бездыханное тело, с различными подключенными к нему датчиками, указывающими на состояние пациента, но не нужно быть врачом, чтобы увидеть, что дела совсем плохи. Почти бездыханное тело стоит рядом с кроватью. Дима забывает, что нужно дышать, забывает о боли, сейчас он боится даже притронуться к телу Арсения, лишь бы этот идеальный хрусталь не разбился, лишь бы не потерять в мыслях этот, еще пару часов назад, улыбающийся призрак.       //Такое обычное утро, темнота за окном и морозная свежесть. Кофе, сопровождающийся не выспавшимися шутками, быстрыми поцелуями, сборами… -Не соблаговолит ли Арсений Сергеевич отведать этот искусно сваренный кофе в лучших традициях Парижа? - Позов чуть ли не лопается от смеха, но стоит с видом самого последнего светского человека, плечи назад, грудь вперед… -А есть ли в этом превосходном напитке дольки цедры апельсина и лепестки гвоздики? – спрашивает Попов тягуче и приоткрыв глаза. -Так, жопа ты, интеллигентская, пей че сварил. Смех, смех, смех; кому что снилось; планы на день, планы на вечер, что купить, что приготовить… Обычное утро настоящей семьи, расписанное на многие годы вперед. // Смерть зафиксирована в 4.15 утра, спустя нескольких часов боли и разбитых надежд двух судеб.