быть может

4:13, Джисон переворачивается на другой бок. Затем снова. И снова. За те шесть часов, что Джисон лежит на кровати, он успел: - два часа считать барашиков, пытаясь не думать о том, как он докатился до такой жизни; - попытаться сделать часть своих заданий на неделю, думая о том, как он докатился до такой жизни; - написать три стихотворения, так или иначе связанные с причинами того, как он докатился до такой жизни; - написать Чанбину; - позвонить Чану; - захотеть испечь пирог, думая, как он докатился до такой жизни. "Нет, Джисон-и, с этим правда что-то нужно делать", ответил ему Чан час назад, когда Джисон жаловался на свой режим и бессонные часы ночью, перетекающие в бессонные сутки, "понимаю, что у тебя свои причины и все хорошо, если ты не хочешь ими делиться, но было бы неплохо, если бы ты обратился к специалисту. Не спать очень плохо, но не мне тебя учить, сам понимаешь почему", посмеялся он. "Но могу попросить Чанбина", хотя Джисон понимал, что они оба уверены — Чанбин, вероятнее всего, тоже не спал. Впрочем, Джисон пытался убедить себя, что все супер. Он студент, которого уважают преподаватели, хоть он сдает все с горем-пополам за минуту до дедлайна, ему хватает на вкусняшки, у него есть время и ресурсы (жаль, не_эмоциональные) заниматься хобби. Но что-то было не то. Чего-то не хватало. То ли любви к себе, то ли любви к тому, кем он был, то ли любви в целом. Мыслей было слишком много и слишком мало одновременно, он не знал, за что ухватиться. Возможно, виновато было восхваление университетской жизни — как ни крути, он свои студенческие годы не хочет называть "лучшими", но охотно верил, что быть взрослым с /работой/ куда хуже. Возможно, виновато было игнорирование собственных проблем. Возможно, виновата была вера в то, что чай с мелиссой поможет ему уснуть. И поэтому, снова и снова, он вливал в себя прожигающий горло чай, вкус которого он даже не успевал почувствовать. И пусть в рекомендациях было написано, что пить надо определенное количество. Джисон не хотел волновать друзей, но он был уверен, что они слишком заняты, но он знал, что они беспокоятся; мыслей было слишком много и слишком мало одновременно, он не знал, за что ухватиться; они противоречили друг другу, но каким-то странныи образом каждая подтверждала следующую. Сердце Джисона упало (а могло ли оно упасть, если он в горизонтальном положении?), когда он услышал звук хлопающей двери, надеясь, что ему послышалось, надеясь, что это не арендодатель. — Джисон! — он услышал до боли знакомый голос, а следом за ним увидел до боли знакомые глаза, — так и знал, что ты не спишь, — он пару секунд простоял на пороге, а затем прыгнул на кровать, — давай прогуляем сегодня. Минхо пахнет свежестью. — Минхо, ты чего, сейчас, — Джисон посмотрел на время, — сейчас пять утра, не мог еще раньше прийти? — Джисон запустил свою руку в волосы Минхо, сонно улыбаясь. — Давай прогуляем, — Минхо, кошачьи улыбаясь, потянулся на кровати. Джисон готов поклясться, что его идеально выглаженная школьная форма осталась бы в шоке. Рубашка, которая была заправленна в брюки, теперь открыла его живот, — можем пойти есть мороженое в кафе за углом. Можем смотреть нешнл джеографик целый день. Можем сделать и то, и другое. — У тебя что, тест будет? — Я. Я оскорблен! Я же рассказывал тебе вчера, что мы /написали/ тест, а я /не/ хочу узнавать его результаты. Ну? Ты за? — Минхо перекатился со спины на живот, выжидающе глядя в глаза Джисона, — если нет, я звоню Бан Чану. — Ладно. Хорошо, — смееятся Джисон, — я за. Только давай несколько часов дома посидим? — спросил он, обнимая и зарываясь носом в родную шею. Минхо мягко целует его за родинку. Минхо пахнет как дом. *** Спустя несколько часов, они уже сидели в кафе. Конечно, пришлось прятаться от всяких серьезных людей в костюмах, готовых доложить за прогулы и всякое такое, но ничто не было способно разрушить их день. Но что-то было не так. Кафе, которое закрылось, находившееся в городе, который Джисон покинул три года назад. Форма школы, которую Джисон окончил четыре года назад. Минхо. Минхо увлеченно что-то рассказывал. Джисон будто понимал, но все ускользало, как и сам Минхо. Такой родной, такой знакомый, такой любимый, но эфемерный. Он ускользал. — Что-то не так? — Нет, — говорит Джисон, позволяя себе еще мгновение любоваться Минхо, — все хорошо. Все замечательно, — он боится моргнуть, — я тебя люблю, Минхо, И открывает глаза. Комната словно пахнет Домом. Он, игнорируя мокрые глаза, тянется за телефоном, 11:34, Как жаль, что это был сон