***
Дни медленно сменяли друг друга. К концу подходил первый осенний месяц. Дата совета, ради которого Итуилиэль спустя столько лет появилась в Ривенделле, неминуемо приближалась, а приглашенные Владыкой гости все появлялись. На прошлой неделе прибыла делегация гномов с Одиноких гор. С их приездом жители Имладриса забыли про слово покой. Невероятно шумный народ умело наводил шорох и сводил с ума своим непробиваемым упрямством. Через несколько дней после них приехали эльфы Лихолесья под предводительством принца Леголаса. Чопорные и холодные лесные эльфы были совсем не похожи на местных. Будто считая себя лучше других, они смотрели на всех свысока. Итуилиэль все свое свободное время проводила на стрельбище, скрытом далеко в лесу от посторонних глаз. Там тренировались стражники Ривенделла, и там же она практиковала свою стрельбу из лука. До меткости настоящих эльфов ей было далеко, но стреляла она куда лучше, чем обычный человек. Иногда, к ней присоединялся друг ее детства — Эстель. Оба не отличающиеся разговорчивостью, они общались на языке закаленной стали. Их бои всегда походили на танцы, невероятно красивые, но убийственно опасные. После таких тренировок ей подолгу приходилось залечивать раны, полученные умелым мечом ее друга. Ещё реже после охоты на орков возвращались Элрохир и Элладан. Втроём они выезжали далеко за пределы Имладриса, где устраивали свои шуточные скачки. Именно в тот момент, сидя на своем вороном шайре[3], когда холодный ветер бил в лицо, развевая в разные стороны огненно-рыжие волосы, — ее любовь и проклятье одновременно — она чувствовала себя по-настоящему свободной.***
Солнечные лучи ласково проникли в комнату сквозь раскрытые настежь двери балкона. Играючи, они коснулись стоящего на столе кувшина, доверху наполненного водой, дотронулись до каждой изящной хрустальной фигурки, выполненной грубой гномьей рукой, равной которой, однако, не найдешь во всем Средиземье, и отразились, появляясь на потолке комнаты в виде сотни ярких проворных зайчиков. Невидимая солнечная девушка прошлась по деревянному полу комнаты, оставляя за собой яркую дорожку, и ее горячая нежная рука коснулась открытой спины лежащей на кровати Итуилиэль. Она лишь слегка дернулась от приятных прикосновений, греющих кожу, и раскрыла сонные глаза. И тут же дернулась, совсем по-змеиному зашипев: на перепонке между мизинцем и безымянным пальцами правой руки образовалась небольшая царапина. Тонкая кровавая дорожка медленно стекла по руке и упала на белоснежную простынь. Девушка неторопливо поднялась с кровати, голыми ногами вставая на приятно нагретую поверхность пола, и подошла к столу, на котором ее ждал металлический таз, доверху наполненный свежей водой. Она склонилась над прозрачной поверхностью, смотря в нее, как в зеркало. Концы огненных прядей коснулись прохладной воды, слегка утопая в ней. Итуилиэль поморщилась, поднимая голову выше, вытаскивая намокшие волосы. Тонкие пальцы с белоснежной, практически прозрачной кожей, покрытой россыпью мелких свежих царапин и старых, уже загрубевший шрамов, коснулись воды, полностью погружаясь в нее. Смытая с пальцев кровь тут же окрасила ее в нежный розовый цвет. В дверь невесомо постучались. Итуилиэль вытерла мокрые руки о махровое полотенце и накинула на плечи синий шелковый халат. На фоне огненно-рыжих волос и белоснежной кожи его цвет стал напоминать сапфировый. — Войдите! Дверь мягко открылась, и в проёме сначала показались кончики иссиня-черных, будто крыло ворона, волос, затем маленькое хрупкое плечо, скрытое полупрозрачным рукавом бледно-серебряного цвета, а потом уже и голова их обладательницы. О ее нежной красоте слагали баллады, но все они меркли рядом с настоящей дочерью Элронда. Словно грациозный лебедь, она вплыла в комнату, внимательно ее оглядывая. В последний раз она была здесь пять лет назад, пытаясь уговорить Итуилиэль остаться в Ривенделле. Но та была непреклонна и вскоре покинула их прекрасный горный город, и Арвен, дабы не бредить старые раны на девичьем сердце, перестала заходить сюда. Эта комната совсем не изменилась за все это время. С широкого, залитого солнцем балкона все-так же открывался вид на спускающиеся с Мглистых гор водопады; у окна, сейчас закрытого занавеской, стоял стеклянный столик с тазом наполненным водой и кувшин; рядом с застеленной белыми простынями кроватью все так же стояла широкая зеленая тахта, на которой сейчас покоилась увесистая книга. Подаренные Элрохиром и Элладаном хрустальные фигурки животных, которые они привезли ей с одного из своих странствий, все так же были расставлены на каждой доступной поверхности. — Доброе утро, Арвен, — девушка склонила голову вперед, приветствуя, чем и вырвала эльфийку из таких сладких воспоминаний. Рыжие пряди тут же упали вперед, закрывая лицо, и неприятно укололи в самый кончик глаза. — Брось эту глупости, Итуилиэль, — она засмеялась, и смех ее был похож на звонкие переливы колокольчиков. Как Великое море темные и глубокие, ее раскосые глаза смотрели так внимательно, что каждый невольно начинал чувствовать мелкую дрожь под ее взглядом. Яркие, как спелая черешня, ее губы растянулись в мягкой улыбке. — Я помогу тебе собраться. — К чему такая честь? — на губах Итуилиэль сама собой образовалась хитрая ухмылка, но девушка послушно села в глубокое кресло, на которое дочь Элронда показала ей рукой. — Сегодня прибыл адан из Гондора. Говорит, что приехал за советом Владыка Имладриса, и адар предложил ему остаться до Совета. — Я знаю все твои уловки, Арвен, — девушка покачала головой, но тут же замерла, чувствуя, как прохладные пальцы эльфийки касаются ее непослушных огненных кудрей, мягко собирая их в простую прическу. — Ты собралась меня ему сосватать? — Что за глупости, Итуилиэль! — воскликнула она, и ее щеки покрылись еле заметным нежным румянцем. — Но познакомиться с неженатым мужчиной… — Когда ты успела узнать, что он не женат? — Я спросила об этом не у него, если тебя это успокоит. Адар сказал мне об этом. — Какое облегчение, — наигранно сказала Итуилиэль, наблюдая за Арвен сквозь поверхность зеркала, и тут же испуганно замерла, когда почувствовала легкий холодок на своей старой ране. Она взяла свое начало на задней стороне шеи и спускалась вниз, до самых лопаток. Такие получают во время боя, когда подкрадывающийся сзади враг застаёт тебя врасплох. Когда эта рана, как и многие другие, появилась сама собой, Итуилиэль пришлось несколько дней яростно бороться за свою жизнь. Само ранение было не очень серьезным, но яд, который нашли в нем, медленно добирался до ее сердца и чуть не остановил его. — Бедная моя Весна[4], — эльфийка подняла грустный взгляд своих васильковых глаз к зеркалу, встречаясь с двумя испуганными изумрудами. — Брось, Арвен, — Итуилиэль извернулась в ее руках, поворачиваясь к ней лицом. Дочь Элронда вся тут же увяла, словно прекрасный цветок, сорванный жестокой человеческой рукой. — Я уже привыкла, и ты должна. — Как я могу привыкнуть к тому, что моя дорогая сестра испытывает такие страдания, — глубокие озера ее глаз наполнились водой, готовой выйти из берегов, и первая капля сорвалась с них, стекая по мраморной щеке. — Я не твоя сестра, Арвен. — Но я люблю тебя, как сестру. Итуилиэль грациозно, словно бабочка, вспорхнула со своего кресла и в несколько шагов оказалась перед Арвен, рукой мягко стирая слезу с ее щеки. Пальцы ее были горячими, как само солнце. Она сама была солнцем, что светило ярко и грело всех своим теплом. — Не лей напрасно слез, моя милая Звезда[5], — Итуилиэль сквозь силу улыбнулась и тут же почувствовала, как тонкие руки названной сестры мягко обхватывают ее за плечи, утягивая в свои объятия. Рядом с Арвен ей всегда было по-родному тепло, как будто в объятиях матери. Эльфийка тихо шмыгнула носом и отстранилась, тонкими пальцами смахивая влагу с впалых щек. — Тебе пора одеваться, — голос ее тут же стал строгим, будто Итуилиэль снова была ребенком, что подрался с соседским мальчишкой. — И обязательно выбери самое красивое платье. — Арвен, — девушка легко засмеялась своим теплым смехом, похожим на мягкий треск горящих в костре полений. — И все-таки ты хочешь выдать меня замуж. — Кто-то же должен этого хотеть, — эльфийка мягко улыбнулась и дошла до шкафа, широко раскрывая его створки из темного дерева, покрытые витиеватыми узорами. — Во имя Валар, Итуилиэль! Где же все твои платья? — В них не удобно стрелять.***
— Доброго вечера, Владыка, — Итуилиэль почтительно склонила голову, оказываясь перед дубовым стулом, за которым, откинувшись на спину резного кресла, сидел Элронд. — Здравствуй, Митрандир. Волшебник, спрятавшийся в дальнем углу за ее спиной, укрыл возникшую на губах улыбку в зарослях седой бороды. Она не видела его, но чувствовала исходящую от него магию. Она искрила в воздухе. — Мгм, — он вытащил изо рта трубку, которую методично покуривал, и глаза его хитро сощурились, вглядываясь в закрытую огненными кудрями спину. — Здравствуй, Весна. — Вы хотели меня видеть, Владыка? — Да, Итуилиэль, — эльф плавно показал рукой на мягкое кресло, стоящее напротив высокого окна, сквозь которое открывался чудесный вид на весь Имладрис. — Присаживайся. — Как дела в Лонд Даэре? — Гэндальф поднялся с места, опираясь на свой посох, и медленно подошёл к окну, выглядывая из него. Все такой же высокий, с седым водопадом волос, стекающим по широким, закрытым серой тканью, плечам и длинной, спускающейся до груди бородой, Гэндальф Серый до сих пор вызывал у нее глубочайшее уважение не только как волшебник, но и как человек. — В Лонд Даэре недостаток древесины из-за того, что орки продолжают сжигать леса в Энедвайте и Минхириате. У рыбаков нет возможности выходить в Великое море, из-за этого голодают люди, — откинувшись на спинку кресла сказала Итуилиэль. Девушка отбросила со лба прядь волнистых волос, открывая вид на маленькие заострённые ушки. — Нехорошо, мгм… — зажав трубку между губами сказал волшебник. — Нехорошо… — Что ты нашел, Митрандир? — прервал его размышления Элронд и, сощурив небесно-голубые глаза, внимательно уставился на него. — Гм… — Гэндальф вытащил трубку. — Итуилиэль, слышала ли ты когда-нибудь о родственных душах? — Нет. — Хм… хорошо, хорошо, — волшебник слегка улыбнулся уголками губ. — Существует легенда, что при рождении душа была разделена надвое и половинки ее были разбросаны по всему миру. С тех пор люди стараются найти свою вторую половину. Если они встречают ее, то обретают счастье. В противном случае — так и остаются в страдании и тоске… — Просто смешно! — воскликнула девушка, подрываясь с места. Пышные брови сошлись к переносице. Будто взбешённый бык, она тяжело дышала, с яростью смотря на мужчин. Гэндальф удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. — Ещё расскажите мне сказку о силе истинной любви! — Сядь, Итуилиэль, — твердым, как сталь голосом сказал Элронд, даже не поворачивая в ее сторону головы. Девушка недовольно поджала губы и кинула на него как лёд холодный взгляд. — Продолжай, Митрандир. — … Родственная душа определяет человека, с которым существуют глубоко доверительные и близкие отношения. Между двумя людьми существует… гм…сходство, они любят друг друга. В жизни это как верный друг, но чуточку больше, — Гэндальф замолчал, вновь беря в рот трубку. — Правда, это явление встречается настолько редко, что сейчас уже никто не помнит о родственных душах. Только в самых древних книгах можно найти о них информацию. — Как… — Итуилиэль оборвала свою речь, бросив взгляд на Элронда, задумчиво уставившегося куда-то в потолок. Он совершенно не обращал на нее внимания, и поэтому она продолжила, чуть ли не издавая зубного скрежета: — Как это связано со мной? — Это… хм, так сказать, явление встречается ещё реже. Во время вашего рождения вселенная формирует связь между родственными душами. Это как особенности, которые есть у общих душ. — Как метки? — севшим голосом пробормотала Итуилиэль. Она как-то разом вся побледнела и осунулась, медленно начиная понимать, куда ведёт весь этот разговор. — Мгм… в том числе, — волшебник отошёл от окна и вновь вернулся к своему креслу, стоящему в углу. — Я… я не понимаю. — Все твои раны, Итуилиэль, все детские переломы и то ранение из-за которого ты чуть не умерла — все это случилось из-за твоей родственной души. Это его раны и его переломы, — терпеливо пояснил Элронд, переводя на нее полный по-родительски обеспокоенной печали взгляд. — Но эта связь работает в обоих направлениях, — сказал Гэндальф. — Все те травмы, что получала ты, появляются и у него. Ярость вспыхнула в юном сердце с ещё большей силой. Никогда в жизни она ещё не была так зла на кого-то сильнее, чем на свою родственную душу сейчас. За что Валар сделали это с ней? Она не знала.***
— Что у тебя такого случилось, дорогая сестра, что на тебе лица нет? — щурясь от яркого солнца, слепящего глаза, спросил Элладан. — Я не ваша сестра. — Ты всегда не устаешь нам об этом напоминать, — вторил брату Элрохир. — Тебе не нравится быть нашей сестрой? Итуилиэль бросила быстрый взгляд на близнецов. Как две капли воды похожие, их было не отличить друг от друга. Оба, как и их отец, высокие, широкоплечие, с плотной стеной мышц, закалённых в многочисленных боях. Спускающиеся до груди волосы, как уголь черные, спереди всегда были убраны в незамысловатые косички, а две льдинки раскосых, как и у Арвен, глаз, что достались им от матери, смотрели всегда с толикой веселья. Где бы они не появлялись — всегда становились в центре всеобщего внимания. И дело было даже не в их внешности, на которую были падки все без исключения эллет. Элрохир и Элладан обладали только им одним присущим внутренним шармом и всегда любили посмеяться. — Какие глупости, — девушка отмахнулась и легко, только уголками губ, улыбнулась. — Догоняйте, лопухи. Итуилиэль издала звонкий боевой клич, и ее, как ночь черный, шайр сорвался с места, переходя на галоп. В ушах громко засвистел свои песни ветер. Он ласково обдувал ее разгоряченное под солнцем лицо, откидывал назад огненные волосы, путая их, и трепал края легкой белоснежной рубашки. Девушка отпустила поводья, крепче сжала ноги, обхватывая бока коня, и раскинула в стороны руки. Рвущееся из клетки ребер сердце отдавало своим стуком в области горла. Холодный поток ветра безжалостно ударил в грудь, чуть не снося ее с седла. Из горла вырвался восторженный крик. Итуилиэль закрыла глаза, наслаждаясь прекрасным моментом, как будто чувствуя, что не скоро ему случится повториться. — Догоняй, Весна! — с одной стороны пронесся белоснежная лошадь Элрохира, а с другой, с ним наравне, серый в яблоках конь Элладана. Сверкая белоснежными улыбками, братья проскакали мимо, пуская пыль из-под копыт. — Быстрее, Муилкорх, — схватившись за поводья, Итуилиэль наклонилась ближе, к самой гриве коня, зажатыми в стремена ногами подгоняя животное. Шаг его лишь на мгновение сбился, чтобы в следующий момент увеличиться в частоте. Стук копыт по земле отдавался дрожью в теле. Как снег белые губы растянулись в счастливой улыбке, так редко появляющейся на ее лице. Впереди забрезжил уходящий вверх склон, покрытый зарослями мха, словно одеялом. С обеих сторон его удачно закрывала плотная стена дубов и буков. Нужно было проехать всего несколько метров, туда, где брал свое начало один из самых яростных водопадов, чей рев можно было услышать уже отсюда. Лошади Элрохира и Элладана уже стояли на самой верхушке склона, а их наездники, нахмурившись, наблюдали что-то вдалеке, в той стороне, с которой приехали. Итуилиэль не понравилось выражение их лиц. С них разом ушло все веселье. Улыбка сама собой пропала и с ее губ, сменяясь раздраженным оскалом. Девушка со всей силы резко натянула поводья, даже не доезжая до въезда на склон. Муилкорх поднялся на дыбы, чуть ли не скидывая свою наездницу, со всей силы вцепившуюся в него руками и ногами. Через долю секунды Итуилиэль уже была повернута к близнецам спиной и вглядывалась туда же, куда и они. На всех порах к ним спешил всадник. Лица его не было видно за поднявшимся столбом пыли, но он точно был эльфом. Сзади раздался стук копыт о камни. К ней спустились Элрохир и Элладан. — Кто это? — Итуилиэль бросила взгляд на сначала на одного брата, а потом на другого. — Что-то стряслось. Всадник остановился, чуть не доезжая до троицы, и тут же спешился, подходя к ним. Близнецы последовали его примеру. — Вести с Форноста. Орки были замечены в Северной крепости королей, — прибывший эльф был одет в доспехи, а в руках держал снятый с головы шлем. Его светлые волосы были собраны в длинный хвост за спиной. — Выезжаем, — твердым, как сталь, голосом сказал Элрохир и быстрым шагом двинулся к своей лошади, лишь на секунду остановившись рядом с Итуилиэль. — Прости, сестра. Придется тебе ехать обратно без нас. Девушка заторможено кивнула, наблюдая, как братья вскочили на своих коней. — Надеюсь, ты дождешься нас, прежде чем отбывать обратно в Лонд Даэр, — Элладан подмигнул ей, но сам он совсем не выглядел счастливым. — Да прибудет с вами благословение Валар, — прошептала девушка, пропуская слова названного брата мимо ушей. — Берегите себя. — Прощай, Весна. Трое всадников быстро сорвались с места, поднимая высокий столб пыли. Близнецы не редко вот так вот срывались с места. В конце концов, уничтожение орков стало их важнейшей в жизни целью. Итуилиэль и сама была не против присоединиться к их многочисленным походам, но они ни в какую не хотели брать её с собой, хотя знали, что она владеет оружием почти так же хорошо, как они. Поставленные в стремена ноги мягко ударили коня в бока, сдвигая его с места. — Пойдем домой, Муилкорх. Солнце уже не казалось Итуилиэль таким ярким, травой сочно-зеленой, а ветер — приятно развивающим огонь в ее волосах. Она явственно почувствовала разгорающуюся внутри ревность, за то что братья предпочли убийство моргульских тварей ей, их сестре, хоть и названой. Ничего не могла она с собой поделать, даже понимая, что делают они это из-за того, что орки сделали с их мамой — Келебриан. Крепко вцепившись в поводья, слегка зацепив и иссиня-черную гриву, девушка направила коня другой дорогой. Протоптанная тропинка спряталась среди растущих по бокам дороги деревьев и уходила в самую горную низину, где мощным потоком текла река Бруинен. Итуилиэль спешилась с Муилкорха, снимая с уставшего коня уздечку, седло и вальтрап[6], после их скачек оказавшийся насквозь мокрым. — Отдыхай, дружище, — затянутая в перчатку рука легонько хлопнула животное по крупу[7]. Девушка подошла к поваленному рядом с водой дереву и, перекинув ногу, села на него. Она никогда не носила платья, предпочитая им весьма удобные как для верховой езды, так и для боя кожаные брюки и свободные рубашки. Сейчас она была лёгкой и короткой. Самое то для солнечной теплой погоды. Для других случаев у нее всегда были длинные рубахи, длиной доходящие чуть выше колена. Муилкорх жадно припал к воде. Итуилиэль усмехнулась. Погода сегодня стояла аномально жаркая для конца осени. Это не могло не радовать, учитывая, что в Лонд Даэре, где она прожила последние пять лет, температура редко поднималась выше сорока градусов[8]. Тонкий эльфийский слух уловил за спиной шаги. Тихие, практически неслышимые. Рука сама собой легла на эфес меча, за долю секунды вытаскивая его из болтающихся на поясе ножен. Изогнутый, созданный эльфами по прототипу человеческой сабли, изящное оружие удобно легло в женскую руку. Вдоль всей длины лезвия были выгравированы незамысловатые узоры, делающие орудие по-своему прекрасным и уникальным. Итуилиэль с разворота замахнулась для удара. Сталь с громким звоном ударилась о сталь. Рыжие волосы хлестко ударили по лицу. От силы встречного удара руку обожгло огнем. Девушка сморщилась, поднимая взгляд на человека, с кем они скрестили мечи. Она была точно уверена, что это человек. Эльфы ходили абсолютно бесшумно, гномы и орки шумели так, что их можно было услышать на другом конце Средиземья и только некоторые люди могли ходить настолько тихо, что услышать их можно было только обладая абсолютным эльфийским слухом. Лезвие ее меча звонко проехалось по лезвию противника и с глухим стуком воткнулось в землю. — Лорд Боромир, — лицо девушки перекосилось, будто она съела лимон. Именно с этим «неженатым мужчиной» ее пыталась сосватать Арвен. — Леди Итуилиэль, — мужчина почтительно склонил голову. — Что же вы делаете так далеко от Ривенделла? — меч эльфийской работы быстро оказался в ножнах, пока его владелица вновь заняла свое место на поваленном дереве. Она незаметно попыталась размять плечо, которое, кажется, потянула. — Решил прогуляться, — воодушевленно сказал мужчина, тоже пряча свое оружие, и, явно не замечая нежелание к общению своей собеседницы, продолжил: — Я много слышал о красоте этого города. Но увидеть все это воочию воистину незабываемо. Что же здесь делаете вы? — Мы с принцами вышли на конную прогулку, — охотно пояснила девушка. — Но им срочно пришлось уехать. Надо отдать Арвен должное, Боромир действительно был хорош собой. Высокий, почти на целую голову выше Итуилиэль, хотя она, по эльфийским меркам, была немаленькой; широкоплечий, с грудой мышц, перекатывающихся под мощной грудью; темно-рыжие, доходящие до плеч волосы на солнце отливали золотом; как грозовое небо серые глаза сейчас смотрели с явной насмешкой, а практически скрытые густой темной бородой губы были изогнуты в доброй, предназначенной ей, улыбке. — У вас тяжёлый удар, Леди Итуилиэль, — сказал он это без насмешки, а даже как будто с восхищением. Девушка фыркнула, но ничего не ответила, чувствуя, как неприятно тянет в плече. Боромир сбоку обошел поваленное дерево и сел рядом с ней. Разошедшееся не на шутку солнце начинало припекать. Не спасала даже их близость к воде. Хотелось скорее скрыться в тени. — У вас в Эригионе всегда такая погода? — будто прочитав ее мысли, спросил мужчина. Бросив на него быстрый взгляд, Итуилиэль удивилась, как он ещё не упал здесь от солнечного удара — как тепло он был одет. — Впервые вижу такое в конце осени, — она откинула в сторону длинные волосы, от которых становилось очень жарко, открывая вид на маленькие острые ушки. — Хотя я давно здесь не была. Мой дом не здесь, я родом из Лонд Даэра, что в Энедвейте. — Простите мне мое любопытство, — слегка смущенно сказал мужчина. — Но как так вышло? То есть, мне показалось, что вы выросли здесь. — Да, это так, — отрывисто произнесла Итуилиэль, и на губах ее появилась лёгкая улыбка. Воспоминания о детстве всегда расплывались внутри приятным теплом. — Я действительно выросла здесь, но родилась в Лонд Даэре, а Владыка Элронд и его дети вырастили меня, но они не моя настоящая семья. — Вы не эльфийка? — Как много вопросов, Лорд Боромир, — девушка поднялась с насиженного места и поправила сползшие ножны. — Хотя о вас я не знаю ничего. — Спрашивайте. Я отвечу на любой ваш вопрос. — Здесь становится чересчур жарко. Давайте возвращаться в Ривенделл, а по дороге я так и быть, утолю ваше любопытство. Гондорец с готовностью поднялся с места, утирая рукавом длинной рубахи выступивший на лбу пот. — Иди домой, Муилкорх, — Итуилиэль ласково погладила гриву коня, которому, на такой жаре, уже самому становилось плохо. Животное тут же сорвалось с места, скрываясь в чаще леса. Девушка подошла к разложенной на траве экипировке, намереваясь донести ее до города в руках. Однако Боромир не позволил ей этого сделать и тут же забрал ее ношу. Вальтрап, однако, он позволил ей нести самой. — Все в порядке? — девушка нахмурилась, видя, что гондорец слегка поморщился, поднимая с земли седло. — Немного потянул плечо, ничего страшного. Этот ответ ее, кажется, удовлетворил, и она кивнула, первой ступая на скрытую тенью леса дорожку. — Я в растерянности, Леди Итуилиэль, — вновь продолжил свой расспрос мужчина, когда от палящего солнца они скрылись среди раскидистых деревьев. — Вы превосходно говорите на эльфийском, у вас совершенно точно эльфийские уши и ваша манера вести бой… — А что с ней не так? — она нахмурилась. Сражаться на мечах ее учили Элрохир с Элладаном, а уж в их технике боя сомневаться было просто кощунством. — Эльфийская, — пояснил он. Но снова это прозвучало без ожидаемой насмешки. — Эльфийский боевой стиль чаще всего состоит из круговых движений. Поэтому и оружие у вас изогнутое, как будто кривое. Полное отсутствие гарды[9], что опять же говорит о том, что все атаки вы отбиваете, а не принимаете на «крестовину». — Вы очень наблюдательны. — Просто вы притягиваете к себе все взгляды. Итуилиэль впервые почувствовала, как наливаются стыдливым румянцем щеки. Она никогда не краснела, даже когда приходила к Владыке Элронду с разбитым носом после очередной драки. А внутри разлилось какое-то доселе неизвестное, но невероятно приятное чувство. Как будто она съехала на Муилкорхе с очень крутого склона. В этот момент всегда так приятно замирает в животе, и ты чувствуешь себя так, будто летишь. — Это так, вы правы, — она слегка прокашлялась, избавляясь от приятного наваждения. — Но почему же вы считаете, что я не эльфийка? — Не примите за грубость, но у вас нетипичная для эльфов внешность, — мужчина вновь улыбнулся. Слишком широко и искренне для его сурового лица. — То есть, рыжеволосые эльфы, наверное, бывают. Но не кудрявые. И веснушки ваши — абсолютно прекрасные — но вряд ли встречаются у эльфов. Предательское сердце внутри затрепетало от его слов. Никогда ей не говорили, что ее веснушки прекрасны. Сама она их ненавидела, да и в детстве из-за них постоянно дразнили. Она никогда не питала иллюзий по поводу своей внешности. В конце концов, замуж выходить она не собиралась. Вечность заниматься стиркой и готовкой, пока муж проливает кровь на поле боя? Это было не для нее. Она сама всегда первой бросалась в самую гущу сражения и изменять это только потому, что так скажет муж, она не собиралась. — Я полуэльф. Волосы, веснушки и смертная жизнь[10] мне достались от отца — он был человеком. А все остальное — от мамы, — Итуилиэль пожала плечами. Они вышли из леса и теперь поднимались по склону, чтобы дойти до каменного моста, перекинутого через Бруинен. Девушка бросила быстрый взгляд на мужчину, который если и устал, то виду не подал, и решила, что теперь ее очередь задавать вопросы. — Правда ли Гондор так прекрасен, как о нем говорят, Лорд Боромир? Он пустился в красочный рассказ о своей родине, а Итуилиэль слушала его, едва ли не раскрыв рот. В последний момент вспомнила, что выросла она почти что в королевской семье и быстро его закрыла. Голос у Боромира был такой низкий, грудной. Слушать его красивую и вежливую речь было одним удовольствием. Может он и был военачальником, то есть тем, кто, как и она, больше любил общаться языком битвы, но говорил он хорошо. Так, что слушать его хотелось не переставая. С таким упоением она внимала только в детстве сказкам, рассказываемым ей Арвен на ночь. До ворот Имладриса они дошли довольно быстро. Стража на входе впустила их без препятствий, и около струящегося посреди площади фонтана она увидела Муилкорха, с жадностью пьющего оттуда воду. Итуилиэль свистнула, призывая животное, которое никак не могло напиться, к себе. — Ах ты маленький негодник! Если Владыка увидит это — он мне голову оторвёт, — девушка поджала губы. Конь послушно подошёл к ней. Итуилиэль забрала седло и уздечку у Боромира. — Иди в стойло, Муилкорх, и на яблоко можешь не рассчитывать. Эльфийский синдарин как будто оживал в ее устах. Словно мягкие переливы колокольчика, он звучал в ее исполнении особенно прекрасно. Так, что заслушавшись, гондорец не сразу понял, что следующая ее фраза уже относится к нему. — Спасибо за прекрасную компанию, Лорд Боромир, — Итуилиэль повернулась к нему лицом, лишь чуть-чуть задев открытое горло кончиками огненных волос. Но этого хватило, чтобы он почувствовал их запах. От них пахло апельсинами. Такими же сочными и яркими, как она сама. — Ну что вы, — хрипло произнес мужчина, пытаясь прогнать возникшее наваждение. — Это мне было приятно.***
— Передумай, Итуилиэль, пока не поздно, — голос Элронда снизился до свистящего шёпота. Меж мощных бровей пролегла глубокая складка. Владыка был очень расстроен тем, что его воспитанница вызвалась десятым хранителем в Братство кольца. Он понимал, насколько тяжёлой будет эта ноша, и не хотел, чтобы его дочь, хоть и названная, взваливала ее на себя. Всю неделю до их отбытия он просил ее отказаться, уговаривал, но как будто бился об стенку. Она была непреклонна в своем желании пройти весь путь до Мордора. — Я не передумаю, вы же знаете. — Знаю, но все равно не устану тебя об этом просить. Не понаслышке Владыка знал, какой упрямой она может быть. Девушка накинула на плечи тяжёлый черный плащ, в складках его капюшона пряча яркие рыжие волосы, твердой рукой служанки заплетенные в густую косу. — Я бы все равно покинула Имладрис после ухода братства, — Итуилиэль подошла ближе к Владыке, пытаясь заглянуть ему в глаза, сейчас как море перед штормом темные, но он упорно его отводил. — Вы можете сделать вид, что я вернулась в Лонд Даэр. — Да пребудет с тобой благословение Валар, дитя мое, — сухие губы Элронда коснулись ее лба в целомудренном, наставническом, поцелуе. Глаза его крепко зажмурились. — Вернись домой, Итуилиэль. — Обязательно вернусь, адар. Нехотя, она отошла от мужчины, пытаясь сдержать так и рвущиеся наружу слезы. Впервые за двадцать пять лет своей жизни, она почувствовала жгучую потребность в этом. Владыка все ещё упорно прятал от нее свой печальный взгляд. В воздухе дунуло холодом. Проказник ветер подхватил ее капюшон, почти срывая его. Затянутая черной перчаткой рука успела поймать его, но одна рыжая прядь, выбившаяся из прически, показалась из темноты складок. — Весна! — ловко спустившись с каменного балкончика по ступенькам, Итуилиэль тут же угодила в крепкие объятия. Обутые в высокие сапоги ноги оторвались от пола, а старательно сдерживаемый ею капюшон упал за спину, открывая вид на огонь, прочно поселившийся в кудрявых волосах. — Неужели ты думала уехать, не попрощавшись с нами, сестра? — Немедленно поставь меня на место, Элрохир! — грозно хлопнув его по плечу сказала девушка. — Когда вы успели приехать? — Пару минут назад, — Элладан ласково обхватил девушку за плечи, притягивая к своей широкой груди. — Мы спешили изо всех сил. Адар написал нам. — Просил отговорить тебя, но зная тебя — это невозможно. — Со мной все будет хорошо. Со мной будет Эстель, Лорд Боромир и… — девушка скривилась, выражая крайнюю степень отвращения. — И эрниль Леголас. — Чем же тебе не угодил Лихолесский царевич? — Они такие грубые в своем Лихолесье. Смотрят на всех свысока. Он пытался давать мне советы по стрельбе из лука, — рука снова потянулась к капюшону, натягивая его на голову. — Эрниль Леголас — лучший стрелок Средиземья. Тебе есть чему у него поучиться, — нравоучительным тоном сказал Элрохир, в глубине голубых глаз которого плескалось лукавство. — Но мы согласны с тобой, сестра, — ударив брата локтем под ребра, сказал Элладан. — Лесные эльфы чересчур чопорные. — Пора отправляться, Итуилиэль, — мимо них, старательно пыхтя трубкой, прошел Гэндальф. Его остроконечная шляпа снова была на нем, а зажатый в старческих руках посох громко стучал по камню ступеней. — Доброго утра, эрниль Элрохир, эрниль Элладан. — Митрандир, — близнецы почтительно склонили головы. — Сейчас я подойду, — девушка даже не посмотрела в сторону волшебника, жадным взглядом скользя по лицам близнецов. Будто пытаясь навсегда отпечатать их образы у себя в памяти. — Пора прощаться, мэллин. — Пусть твои стрелы всегда находят свои цели. — А меч всегда будет верен твоей руке. — Не забывай наших наставлений. — И возвращайся домой. Братья по очереди прижали Итуилиэль к себе, не забыв щёлкнуть ее по курносому носу. Улыбки на их лицах не выглядели счастливыми. — Обязательно вернусь, — повторила сказанные Владыке слова девушка. Они стали ее мантрой. Она стоически верила в то, что не в последний раз чувствует тепло братских объятий. — Попрощайтесь за меня с Арвен. Пусть отпустит она свою обиду и не льет напрасно слез. — Прощай, Весна.***
На холмы Эригиона незаметно опустилась ночь. Совсем уж неожиданно она предъявила свои права на все простирающееся на много миль пространство, накрывая его темнотой, точно одеялом. Зима медленно начинала распускать свои ледяные щупальца, заставляя путников сильнее кутаться в теплые одежды, дабы сохранить ту малую толику тепла. В воздухе, будто в танце, кружились редкие снежинки, чтобы потом безжалостно быть втоптанными в землю. — Леди Итуилиэль. — Лорд Боромир. Тень от капюшона удачно скрывала ее лицо ото всех взглядов. В пути они были уже пару дней, и с тех пор ни с кем, кроме своего друга Арагорна, она не разговаривала, поэтому крайне удивилась тому, что мужчина покинул свое место в середине процессии, присоединяясь к ней в арьергард. Экипирован он был уже куда лучше, чем в их прошлую встречу у реки. Кроме привычной для похода одежды, на руках, от кисти до локтя, красовались кожаные наручи с выгравированным на них белым древом Гондора; на подоткнутом мехом плаще, держась ремнями за грудь Боромира, висел щит; под слоем одежды снизу слегка виднелась кольчуга, а на поясе висел окованный в серебро охотничий рог. — Будете упрекать меня в том, что я решила отправиться с вами? — девушка бросила быстрый взгляд на мужчину. Он молчал уже несколько минут, и она решила данным вопросом слегка подтолкнуть его. — Не хотелось бы. Вы прекрасный воин, Леди Итуилиэль, и для меня будет честью хоть раз сразиться с вами бок о бок, — говорил он вполне честно, и девушка удовлетворенно кивнула. Почему-то ей было важно его мнение. — Но я хотел узнать: что же вами двигало в тот момент? Девушка ненадолго задумалась, поднимая взгляд на темное, затянутое чернотой небо. — Мне хотелось перемен. Возвращаться в Лонд Даэр я никогда не собиралась. Этот город насквозь провонял рыбой и дешёвым пойлом, а жила я там, только для того, чтобы отдать дань уважения своим настоящим родителям. — А как же Ривенделл? — Я не могу долго сидеть на одном месте. Владыка говорит, что эта черта, вкупе с упрямством, досталась мне от матери, — она усмехнулась. — А что насчёт вас? — А что со мной? — мужчина остановился перед двумя высокими валунами, выросшими перед путниками точно из-под земли, и пропустил Итуилиэль вперед. Пройти между ними вдвоем точно не представлялось возможным. — С какой целью вы прибыли в Ривенделл, Лорд Боромир? Ведь Владыка Элронд не приглашал вас. — Только прошу вас, не смейтесь, — гондорец явно выглядел смущенным и старательно пытался это скрыть, будто этого. Проявление этой нежной эмоции уж никак не вязалось с могучей внешностью воина, коим был Боромир, но вместе с этим показалось Итуилиэль невероятно милым и нашло отклик в ее душе. — Ни в коем случае. — Дело в том, что нам с братом приснился одинаковый сон. Он постоянно повторялся, и мы решили обратиться за советом к отцу. И он рассказал нам об Имладрисе — северной долине эльфов, где живет Владыка Элронд. Мой брат хотел отправиться туда, чтобы понять смысл этого сна, но я отговорил его, отправившись сам. Они на минуту замолчали, услышав, как Мериадок и Перегрин впереди начали обсуждать привал. Бедные хоббиты, не привыкшие к таким дальним переходам, сейчас просто валились с ног, даже не подозревая, что привала не будет ближайшие пару часов уж точно. — Почему же вы отговорили его? — наконец справившись с неожиданно возникшей на губах улыбкой спросила Итуилиэль. — Так бы поступил на моем месте любой старший брат, горячо любящий младшего. Дорога была неизвестной и очень опасной, я не мог позволить ему так рисковать жизнью, — в, как туманное утро серых, глазах Боромира загорелся огонек лукавства, и он добавил: — И, возможно, я, как и вы, захотел перемен. — Я хочу есть! Когда будет привал? — громкий голос Пипина эхом пронесся по заснувшей долине. Вопрос его остался без ответа, а Итуилиэль и Боромир, переглянувшись, тихо рассмеялись.***
— Ты не можешь желать эльфийскому принцу быть затоптанным мумаками[11], — яростно зашептал Арагорн. Остановившись на привал недалеко от Эригиона, каждый член братства занялся своим делом. Боромир обучал Мэри и Пипина мастерству владения меча. Надо отдать ему должное: в его могучих руках оружие будто оживало и становилось податливым, словно строптивая девушка, к которой он один нашел подход. Гэндальф методично курил трубку, слушая причитания Гимли о том, что они идут не тем путем, Леголас вглядывался куда-то за горизонт, Фродо и Сэм обедали, сидя на валуне, а Арагорн и Итуилиэль, специально отсев подальше ото всех, вели яростный спор. — Ещё как могу. Он не мой принц, — девушка тряхнула волосами, окончательно руша всю прическу, которую старательно пыталась сделать этим утром. В малахитовых глазах поселились два чертёнка, из-за чего она совсем не выглядела виноватой, а как будто даже наоборот — чувствовала себя правой. — Это по крайне мере не дипломатично. — Да он же даже не обиделся. — Это потому что он гораздо умнее и старше тебя, — хоть тон Арагорна и был поучительно-строгим, глаза его лучились плохо скрываемой добротой. Так было всегда. Он не мог долго на нее злиться, прощая сразу, стоило только Итуилиэль посмотреть на него так лукаво, из-под густых бровей. — Я засуну его не королевский лук в его королевскую задницу, если он ещё раз только попробует сказать, что я не так стреляю. — Иногда ты так ругаешься, Весна, что я забываю, что ты девушка. — А ты иногда так шутишь, Эстель, что я забываю, что ты мой друг. Мужчина обречённо покачал головой, пряча улыбку в складках густой бороды. Не на шутку раззадоренные Боромиром полурослики, устав от того, что каждый раз оказываются лежащими на земле, шустро повалили не успевшего сориентироваться гондорца на спину, придавливая его сверху своими телами. Возмущённо хлопая его везде, куда доставали их маленькие ручки, и пытаясь удержать его на месте, они умудрялись что-то весело говорить друг другу. Место их привала совсем скоро наполнилось громким смехом. Смеялись сумевшие отомстить за свою гордость хоббиты и совсем скоро им вторил низкий хохот самого Боромира. Похожий на рокот неумолимо бьющихся о скал волн, его смех вызывал непривычную дрожь, охватившую юное тело. Она поняла, что эта картина полностью завладела ее сознанием, только когда Арагорн мягко тронул ее за плечо. Девушка тряхнула огненной гривой, переводя взгляд на друга, смотрящего на нее снисходительно, слегка наклонив голову к плечу. — Что? — Он нравится тебе. Итуилиэль фыркнула, совсем по-лошадиному вскинув голову. — Никакого замужества, помнишь? Мне дорога моя свобода. — Настанет день, Итуилиэль, когда ты поймёшь, что свобода неизменно идёт об руку с одиночеством. — Это по мне. Арагорн обречённо вздохнул, в который раз понимая, что переубедить ее в чем-то — непосильная задача. А она, точно лиса, хитро усмехнулась, в который раз бросая мимолётный взгляд в сторону Боромира, выглядящего в этот момент таким счастливым, что девичье сердце сжималось от ему одного известного щемящего чувства. Скованная тисками своего происхождения, которое многие до сих пор называли порочным, и предрассудками по поводу своего неправильного пола, раз любила оружие больше, чем мужчин, лишь недавно Итуилиэль смогла ощутить такую желанную для нее свободу. И окунулась в нее с головой.***
Неожиданное появление Крейбан из Дунладна поменяло планы братства, и вместо того, чтобы сорок дней двигаться по Эригиону, они свернули к перевалу, ведущему через Карадрас — самому высокому пику Мглистых гор. Острый холод гор тут же пробрал каждого до костей. Обманчиво белый, словно миллиарды бриллиантов блестящих от падающих на него лучей солнца, снег сразу попадал путникам за голенища высоких сапог, стоило только им ступить на него и под весом собственного тела провалиться в его объятья. Итуилиэль, впрочем как и эрниль Леголас, были единственными, кому эльфийская ловкость позволяла балансировать на поверхности ледяных сугробов, не оказываясь под ними. Лихолесский царевич двигался в авангарде их процессии, а Итуилиэль — почти в самом ее конце. Позади нее шли только Арагорн и Фродо. Не спрятанные под капюшоном кончики рыжих волн порывами промозглого ветра задувались девушке в рот, заставляя ее злостно отплевываться, а два глаза-изумруда внимательно смотрели на спину идущего впереди Боромира. Слова Арагорна уже второй день не давали ей покоя. Как бы не хотелось Итуилиэль свободы — в глубине души она понимала, что совсем не хочет быть одинокой. Ужасное чувство того, что ты один в этом огромном мире, никому со своими проблемами не нужный, съедало изнутри. Уж она то понимала, какого это. Каждый день из тех пяти лет, что она прожила в одиночестве в Лонд Даэре, она засыпала с той ужасной мыслью о том, что когда-нибудь она здесь и умрет в одиночестве, окруженная до слез раздражающим запахом рыбы. Она любила Владыку Элронда и его детей, но они просто не могли понять. В конце концов, что для них те сто лет, отведенные ей? Всего лишь миг. Он пронесется мимо, и когда-нибудь они даже не вспомнят о девочке с огнем в кудрявых волосах. Но потом наступало утро, и она забывала о том, что так страшило ее при свете сияющих на черном небе звезд. И снова она сполна пыталась насытиться тем пьянящим чувством свободы. Впереди, неудачно сделав шаг, кубарем назад покатился Фродо. Процессия тут же остановилась, услышав его тихий, похожий на мышиный писк, вскрик. Арагорн ловко поймал упавшего полурослика и поставил его на ноги, отряхивая теплый плащ от налипшего на него снега. Фродо уголками губ улыбнулся мужчине, обернувшись к нему через плечо, но тут же улыбка его пропала стоило ему понять, что кольца, привычно висящего на серебряной цепочке, нет на месте. Покрытые морозным румянцем щеки дрогнули, а взгляд из-под нахмуренных бровей устремился к поблескивающему на снегу кольцу и Боромиру, что как зачарованный смотрел на него. Глаза, потемневшие от плескавшейся в ней бури, не отрываясь смотрели на вещицу, что лежала в затянутой черной перчаткой руке. Итуилиэль вздрогнула, от пронзившей ее тело дрожи, когда она увидела этот задернутый чернотой взгляд. — Боромир, — ее голос, обычно уверенно-спокойный, дрогнул. Белый губы слегка приоткрылись, выдыхая наружу струю горячего воздуха. Мужчина никак не отреагировал на зов, с особой внимательностью смотря на очаровавшее его кольцо. Оно будто обвязало его своими черными нитями и звало, взывало, умоляло забрать себе. Как легко подчинялись его силе потерянные души. Они метались в агонии, не в силах найти нужного выхода, и были слабы перед уродливым лицом тьмы. — Странная судьба — терпеть столько страха и столько сомнений из-за такой мелочи… Говорил он еле слышно, будто бормоча себе под нос, но ветер доносил до Итуилиэль каждое слово. Ее ладонь сама собой легла на эфес меча, слегка показывая его из ножен. Она его боялась. Впервые в жизни она чего-то боялась настолько, что дрожали руки, не дрогнувшие ещё ни в одном бое. Она боялась его, Боромира, что стоял всего в метре от нее. Протяни руку, и коснешься крепкого плеча, затянутого плотной тканью рубахи. А может она боялась за него. Попробуй разбери, отчего сердце рвется прочь из плотной клетки ребер, грозясь пробить грудную клетку. — …такого пустяка. — Боромир, — в этот раз голос прозвучал удивительно твердо. Голова склонилась чуть-чуть в бок, а малахитовые глаза внимательно следили за каждым действием мужчины. Он дёрнулся, будто очнулся от глубокого транса. Буря в глазах утихла. Привычный взгляд, цвета первых сумерек, скользнул в темноту капюшона, пытаясь увидеть выражение лица носящей его девушки, и тут же упал к руке, крепко сжимающей меч. Боромир почувствовал какой-то неведомый ему укол, где-то глубоко внутри. — Отдай кольцо Фродо, — как камень твердый, голос Арагорна ворвался в его сознание. Глаза соскользнули с Итуилиэль, что убрала руку с эфеса и спрятала его под ткань плаща, будто стыдясь своей маленькой слабости, на полурослика. Окутавший сознание туман окончательно пропал из головы. Между мощными бровями Боромира легла глубокая складка, когда он понял, что натворил. Но растерянность тут же пропала с его лица, уступая место натянутой ухмылке. И тут Итуилиэль поняла, что сын наместника Гондора не все рассказал ей о причинах своего прибытия в Ривенделл. Было что-то ещё. Что-то, что он упорно пытался утаить. Что-то, что могло его погубить.***
— Леди Итуилиэль. — Отбросим эти титулы. Здесь они ни к чему. Она забралась на высокий валун, рядом со входом в Копи Мории. Между пальцами, словно в безумном танце, вертелся один из ее метательных ножей — тоже эльфийской работы. Только чудом идеально заточенное лезвие не касалось нежной кожи. Рыжие волосы уже не были спрятаны под капюшоном. Неожиданно усилившийся в горах снегопад не дал им возможности идти дальше, поэтому братству пришлось повернуть назад. И теперь пересечь Мглистые горы оказалось возможным только через Морию. Однако войти в гномье государство оказалось не так просто. И теперь весь небольшой отряд расположился рядом с высокими каменными воротами. С помощью волшебного сплава итильдина на них была изображена арка, столбы которой будто находились в объятьях деревьев, что росли рядом. А сверху виднелись эльфийские руны, что скрывали какую-то непонятную тайну, которую пытался разгадать Гэндальф. — Как скажешь, Итуилиэль. Сказанное его голосом, грубым, словно летние перекаты грома, ее имя прозвучало как-то по-особенному волнующе. — Боромир. Он смотрел точно в глаза, не отрываясь, будто пытался что-то отыскать на дне двух омутов. И от этого взгляда — задумчиво-заинтересованного — по ее спине прошелся табун мурашек. Таких холодных, словно за шиворот бросили горсть снега, и одновременно обжигающе горячих, разливающих внутри приятное тепло, от которого стало трудно дышать. Его суровое лицо совсем неожиданно просветлело, а на красивых губах появилась мягкая улыбка. Мужчина спиной облокотился на валун, прямо рядом с ее ногами и сложил руки на груди. Где-то рядом Пипин получил нагоняй от Арагорна, за то что бросал камни в черную гладь озера. — Слышала ли ты когда-нибудь про богиню Маха? — вдруг нарушил мрачную тишину голос Боромира. Он говорил тихо, но при этом не переходя на шепот, чтобы слышала его только Итуилиэль. — Никогда. — Она часто упоминается в гондорских легендах. Ее ассоциирует с войной, с процветанием Гондора, а так же с конями. Она редко принимала непосредственное участие в битвах, но всегда присутствовала на поле боя, своим незримым участием помогая одной из сторон. По одной из легенд Маха Рыжая Грива была женой Элендиля, брата Исильдура и Анариона — первых королей Гондора. По другой — она была дочерью Менелдиля, старшего сына Анариона. С двумя своими двоюродными братьями они по очереди правили Гондором. После смерти отца Маха потребовала отдать трон ей, но братья Менелдиля отказали ей. Тогда она вызвала их на битву. Один из братьев погиб, а его сыновья бежали из Гондора. За второго Маха вышла замуж[12]. — И что же в итоге? — в голосе Итуилиэль проскользнуло любопытство. Она и не заметила, что нож теперь смирно лежал в маленькой ладони, а сама она, подавшись вперёд, внимательно слушала глубокий голос Боромира. Мужчина пожал плечами. — По этому поводу тоже есть много разных легенд. По одной Маха была убита одним из балрогов, — гондорец замолчал, возводя глаза к темноту небу над их головами. Выглядел он так, будто задумался над чем-то. Наконец он повернул голову вправо, встречаясь с заинтересованным взглядом изумрудных глаз. Итуилиэль сейчас была похожа на ребенка — такой милой она выглядела, смотря на него с заинтересованностью, будто требуя продолжения. Голова была наклонена к плечу, отчего рыжие волосы съехали к одному плечу, обнажая тонкую, молочного цвета шею. Такую хотелось целовать, прикусывать зубами, чтобы на нежной коже, словно кровавые бутоны, расцветали красные метки, а потом зализывать раны, проходясь по ним шершавым языком. Боромир глубоко втянул морозный воздух, почувствовав, что не дышал все то время, пока смотрел на Итуилиэль. Он в последнее время часто ловил себя на том, что слишком долго смотрит на нее. Скользит взглядом по огню, поселившемуся в густых волосах, в которые хотелось зарыться носом, и как ненормальному вдыхать исходящий от них запах апельсинов; проходится по миловидному лицу, покрытому россыпью ярких веснушек, каждую из которых хотелось пересчитать губами; спускается к губам, по цвету почти что сливавшимся с белоснежной кожей, и подолгу смотрит на них, не отрываясь. В этой полуэльфийке не было красоты, которая была в девушках, стайками окружавших его в Минас Тирите, и уж тем более в ней не было той покорности. Она была солнцем, что светило ярко, под лучами которого невольно начинаешь плавиться; она была свободолюбивым ветром, что постоянно меняло свое направление и за которым невозможно было угнаться; она была сталью, что смертоносно поражала врага в самое сердце, не давай ни шанса на спасение; она была огнем, рядом с которым становилось тепло, несмотря на то, что его язычки обжигали. Вязкая слюна смочила пересохшее от непонятного волнения горло. А Итуилиэль все смотрела, убивая его своими чертятами, что прочно поселились в больших глазах. И кажется совсем она не понимала, что делает с ним. Да и он сам не особо понимал. — Ты похожа на нее, — наконец сказал Боромир. — Смертоносная богиня Маха, что скачет верхом на лошади, пытаясь обогнать ветер. — Это был комплимент или… — Комплимент. — Тогда спасибо, — Итуилиэль тряхнула рыжей гривой, пытаясь спрятать за ней расцветший на щеках румянец и покрасневшие кончики острых ушей. В черноте озера что-то с громким хлюпающим звуком зашевелилось. Боромир мгновенно нахмурился и оторвался от валуна, подходя к Арагорну, что внимательно вглядывался в воду. Итуилиэль убрала свой метательный нож в голенище сапог, где для него был сделан специальный чехол. Ловко оттолкнувшись ногами от камня, она бесшумно приземлилась на землю, покрытую почерневшей листвой. В воздухе отчетливо пахнуло болотной тиной. К ней примешался очень неприятный запах гнили, что очень не понравился чуткому эльфийскому обонянию. — Это загадка, — звонкий голос Фродо эхом отразился в ущелье. — Молви друг и войди. Вода в озере пошла рябью. Хоббиты испуганно отошли от его кромки, смотря на гладь со смесью ужаса и удивления. Арагорн интуитивно взялся за эфес меча, однако не вынул его. — Как по-эльфийски будет «друг»? Мелкая рябь пошла крупными волнами, как будто что-то хотело подняться на поверхность. Что-то явно большое и вряд ли дружелюбное. — Меллон. С грохотом раскрылись высокие западные ворота Мории. Со стуком со стены посыпались мелкие камни, устилая землю, а изнутри дунуло затхлостью. Видимо, проветривать помещения у гномов было не принято. Гэндальф первым вошел в образовавшийся проход, за ним медленно потянулись и остальные, не переставая оглядываться на бурлящее озеро, что будто возмущалось из-за того, что его потревожили. — Скоро, Господин Эльф, вы познаете легендарное гостеприимство гномов, — вновь затянул свою песню Гимли, снизу вверх поглядывая на Леголаса. — Жаркий огонь, хмельное пиво, свежее мясо без косточек. Внутри стояла непроглядная темнота. Такая, что девушка слабо видела даже свои руки. Где-то в далеке громко капала вода, разрушаю звенящую тишину. И запах стоял просто отвратительный, от которого слезились глаза. — Это, мой друг, дом моего родича Балина. Гэндальф зажег свет на конце своего посоха, наконец предоставляя путникам возможность увидеть обстановку вокруг. Везде, куда не брось взгляд, лежали останки пораженных стрелами гномов. Судя по тому, что от трупов остались одни только кости и доспехи, покоились они здесь уже очень давно. Кое где пауки уже успели сплести свои белоснежные домики-паутинки и от этого зрелища становилось еще более жутко. Итуилиэль не впервой было видеть мертвые тела, но от этой картины по спине все равно побежали мурашки. — …это склеп, — донесся до нее, будто сквозь толщу воды, взволнованный голос Боромира. Хоббиты испуганно опустили взгляды себе под ноги, только сейчас замечая, что пол весь вдоль и поперек усеян костями. Гимли сначала неверящим взглядом осмотрел помещение, будто сомневаясь, что глаза не подводят его, а потом из его груди вырвался крик. Болезненный, практически срывающийся на всхлипы. — Гоблины, — ловко вынув из доспех одну стрелу, сказал Леголас. В тишине зазвенела вытаскиваемая из ножен сталь. Ловко прокрутив в руке свой меч, Итуилиэль тоже встала в боевую стойку, пытаясь закрыть собой сбившихся в испуганную кучку хоббитов. — Идем через врата Рохана. Здесь нам не пройти, — голос Боромира почти что сорвался на крик. — Пошли отсюда. Уходим! Позади раздался испуганный возглас Фродо, который не сразу был услышан. Черная щупальца, с уродливыми, бледно-зелеными присосками, незаметно подобравшись сзади, схватила его за щиколотку. Она опрокинула его на спину и поволокла в сторону озера, пытаясь утянуть на его дно. Хоббит пытался цепляться руками за землю, в кровь сдирая кожу на пальцах, чтобы остановиться и вырваться, но силы у Глубинного Стража было куда больше. — Странник! — жалобный окрик Сэма заставил и остальных членов братства обернуться. У Арагорна на лице промелькнуло выражение глубочайшего ужаса, которое вскоре сменилось яростной уверенность. Суетясь, остальные хоббиты подхватили Фродо за руки, пытаясь вытянуть его из лап монстра, а Сэм несколько раз рубанул по ним своим небольшим кинжалом. Всего лишь на секунду Страж с мерзким визгом скрылся под водой, а затем наружу, словно множество огромных змей, из озера высунулось около сотни новых щупалец. Итуилиэль не думала о последствиях, когда первой выбежала из укрытия. Она не слышала, как окликнул ее Боромир, прося остаться внутри. Она видела только Фродо, висящего вниз головой. Щупальцы то и дело дергались, точно ветки деревьев в бурю, и не давали возможности выстрелить в них из лука, не попадая при этом в хоббита. Она первой оказалась по колено в воде. Следом за ней холод озера на себе ощутили и Арагорн с Боромиром. Втроем они яростно отсекали тентакли монстра, пытаясь вырвать из их объятий Фродо. Некоторые однако оказывались настолько толстыми, что острые мечи могли только оставлять на них еле видимые царапины. Другие же были тонкими и с чавкающим звуком отделялись от тела, падая в воду. Понять, в какой именно щупальце Глубинный Страж держал хоббита не предоставлялось возможным, поэтому рубить приходилось все подряд. Леголас метко стрелял с берега, попадая стрелами в морду чудовищу, показавшуюся из глубины. Большая и уродливая, она походила на несколько уменьшенную голову мумака. Кажется, там даже виднелись бивни. Черная кровь монстра попадала на лицо, почти закрывая обзор, но тут же смывалась брызгами воды, летящей во все стороны. Наконец полурослик с громким визгом упал в руки Боромира. Словно ребенка, он притянул его к груди и бросился к берегу. Арагорн, тяжело ступая сквозь тормозящую его воду, выбрался следом. Итуилиэль выбежала последней, чувствуя тяжелое дыхание монстра за спиной и слыша издаваемые им звуки, как только стрелы с зеленым опереньем находили свою цель. До укрытия оставалось не больше трех футов, когда уродливый тентакля дернул ее за ногу. Девушка испуганно вскрикнула и упала вперед грудью, в кровь расцарапывая щеку, которой ощутимо приложилась об острые камни. Мелкая галька неприятно впивалась в кожу даже сквозь одежду. — Итуилиэль! — она не разобрала, кому принадлежал этот испуганный окрик. Почему-то хотелось думать, что Боромиру. От этого в груди разлилось приятное тепло, которое не пропало, даже когда она поняла, что висит к верху ногами в воздухе, я прямо под ней разевается жуткая пасть, в несколько рядов заполненная, как кинжалы острыми, гнилыми зубами. Пахло из нее соответствующе. — Держись, Итуилиэль! От страха у нее похолодели и мелко задрожали руки, а в голову не пришло идеи лучше, чем покрепче сжать меч и, подтянуться к щупальце, зацепившись за стянутую ею ногу. Смотреть вниз не хотелось, но ее довольно ощутимо мотало из стороны в сторону, будто тряпичную куклу, стоило Леголасу метко выстрелить, а Арагорну или Боромиру отсечь очередную часть тела Стражу. Меч с легкостью рубанул по лапе монстра в узком месте, совсем рядом с тем, где он зажимал ее щиколотку. С громким хлюпающим звуком присоски отлепились от штанины, и девушка ощутила жуткое чувство полета, отдающееся спазмом где-то в животе. С ужасом она поняла, что морда монстра находится прямо под ней, и какая-то доля секунды, и она либо расшибется о твердый череп, либо угодит в его пасть. Обутая в пыльный сапог нога коснулась одной из щупалец, что, как змеи, все еще извивались рядом, со всей силы пытаясь оттолкнуться от нее, чтобы хоть на немного изменить место падения. Вода захватила ее в свои холодные тиски, и Итуилиэль почувствовала, как кольчуга и все еще зажатый во вмиг ослабевшей руке меч мешают всплыть. Здесь было не глубоко, но слабость во всем теле не давала подняться. Ноги по касательной коснулась одна из щупалец. Словно нашкодившего котенка, ее схватили за шкирку, рывком вытаскивая на поверхность. Приглушенный водой шум ворвался в сознание громкой какофонией. Кто-то кричал, совсем рядом кто-то звучно выругался, а за спиной щупальцы все еще колотили по воде. — Куда ты полезла, дурная! — почти что рявкнул над ухом Боромир, царапая мочку колючими волосками бороды, и сознание наконец прояснилось. Перекинув ее руку себе через шею, а своей обхватив поперек талии, он пытался вытащить ее на берег. Мокрые волосы неприятно липли к лицу, а насквозь сырую одежду обдувал хоть и легкий, но все равно холодный ветер. Зубы практически сами собой стукнулись друг об друга, заходясь бешеным плясом. Когда ноги коснулись земли, Итуилиэль окончательно пришла в себя, вырываясь из захвата Боромира, и вместе они что есть мочи бросились к воротам Мории. Легкие нещадно горели огнем, и девушка, честно говоря, уже готова была их выплюнуть. Оказавшись внутри, она почувствовала, что крепкие пальцы ухватили ее за запястье, словно безвольную куклу утягивая дальше от входа. За их спинами с громким грохотом, поднимая столб пыли, обрушились ворота и часть стены, к ним прилегающей. Так они и оказались в ловушке Копий Мории. — Теперь у нас не осталось выбора, — обреченным голосом сказал Гэндальф, вновь зажигая яркий камень, что увенчивал его посох, и двинулся вперед. — Придется идти через бесконечный мрак Мории. В попытке отдышаться, Итуилиэль склонилась к земле, уперев руки в коленях. Свой меч, покрытый отвратительной слизью и черной кровью, она все еще крепко сжимала в руках. Ее зубы все так же жили собственной жизнью, и их стук дрожью отдавался во всем теле. — Человеческое безрассудство тебя погубит, — рядом с ней на секунду остановился Леголас, чтобы одарить ее порцией своего ледяного презрения. — А вас, эрниль, — эльфийская гордыня, — огрызнулась девушка ему вслед, свободной рукой убирая налипшие на лицо мокрые пряди. Она походила сейчас на мокрую кошку, что продолжала выпускать свои острые коготки. На плечи совсем неожиданно легло что-то тяжелое, но теплое, нагретое чужим телом. Итуилиэль почти прогнулась под весом тяжелого походного плаща, но устояла, вставая наконец в полный рост. Рядом с ней стоял Боромир. Одна его щека была в кровь расцарапана и видимо доставляла ему некоторые неудобства, потому что он периодически морщился. Меч его уже покоился в ножнах, а сам мужчина стоял перед ней лишь в рубашке и кожаной безрукавке, завязанной поперек талии. Выражение его лица было далеко от радостного. Он смотрел на нее сверху вниз так, как порой смотрел Элронд после ее проказ. Только под взглядом Владыки не хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, чтобы не испытывать сжирающее изнутри чувство вины. А ведь кто-нибудь мог пострадать от ее импульсивности. Стоило остаться в укрытии, мужчины справились бы со всем сами. Только вот чертова гордость никогда не позволяла ей оставаться в стороне. Итуилиэль убрала свой меч и сильнее укуталась в плащ гондорца, от которого пахло шерстью и совсем чуть-чуть болотом. Язык как будто приклеился к небу, не давая ей ни слова сказать — настолько неуютно она чувствовала себя под этим то ли строгим, то ли осуждающим взглядом. Девушка почувствовала что-то мокрое, стекающее по щеке. Кожу лица обожгло огнем, стоило руке ее коснуться, и она даже зашипела. На ладони, которую она тут же одернула, оказалась стертая с царапины кровь. Кажется, это ее она получила, проехавшись лицом по земле. — Храбрая Маха, — наконец сказал Боромир и положил свою тяжелую ладонь Итуилиэль на плечо. Тепло его руки обжигало даже сквозь ткань толстого плаща. Горячие струи от его прикосновения потянулись по дрожащему от холода телу, мгновенно согревая. Лицо мужчины разгладилось, а на губах заиграла улыбка. Только выглядела она почему-то грустно. От такой быстрой смены настроения девушка даже растерялась, упустив тот момент, когда гондорец, перепрыгивая через несколько ступенек, двинулся следом за Гэндальфом, свет от посоха которого удалялся все дальше в глубь шахты.***
Спустя несколько часов блуждания по темным и безжизненным коридорам и залам Кхазад-Дума, Гэндальф решил устроить привал. Хоббиты, слишком утомленные событиями дня тут же улеглись спать, сбившись в плотную кучку. Они даже забыли о еде — настолько устали. Итуилиэль вызвалась первой нести дозор и остальные, слегка перекусив, тоже уснули. Она вытащила из ножен свой меч, весь покрытый засохшей коркой крови. Выглядел он совсем непрезентабельно, хотелось его чем-нибудь очистить. Но не было ни одного свободного клочка ткани, которого было бы не жалко для этого дела. Из глубины коридора дунуло холодом, и девушка положила меч рядом, плотнее кутаясь в плащ Боромира, который все ещё был на ней. Пару раз она порывалась его отдать, но получила категорический отказ. Одежда на ней просохла не до конца, и теперь его накидки, подоткнутая теплым мехом, была единственным, что спасало ее от холода. Зубы вновь пустились в свой привычный пляс, а Итуилиэль мысленно прокляла свое умение попадать в неприятности. Заболеть ей сейчас очень уж не хотелось. Звучно хлюпнув носом, девушка подтянула колени ближе к груди, кладя на них подбородок. Так стало гораздо теплее. Позади раздался шорох, а затем рядом с ней сел Боромир. Для своего большого телосложения, ходил он удивительно тихо. — Почему не спишь? Сейчас мое время, — девушка легла на колени щекой, чтобы лучше его видеть. — Аккомпанемент стука твоих зубов не лучшая колыбельная. — Прости. Мужчина улыбнулся. Взгляд его серых, как грозовое небо, глаз скользнул по зябко кутающейся в его плащ Итуилиэль, будто изучая. И под этим взглядом она чувствовала, как начинает плавиться. Девушка отвернулась от него, пытаясь скрыть расцветший на щеках румянец. В его присутствии она слишком часто стала краснеть. — Какое имя носит твой меч? — он кивнул на лежащее рядом орудие, что слегка поблескивало в лучах горящего костра, чем заставил ее удивлённо проморгаться. Его резкие перемены не только тем разговора, но и настроения, порой вводили в ступор. — Никакое, — наконец ответила девушка и пожала плечами. — Имя оружию дают за особые заслуги в битвах, а я ни в одной настоящей не участвовала. — И хорошо, что не участвовала. — Почему? Он разом как-то весь помрачнел и уставился куда-то вверх, погружаясь в свои думы. А у нее в голове проскочила мысль, что Боромир — самый красивый мужчина, которого она встречала. Эта мысль одновременно испугала и удивила, а потом и вовсе показалась глупой. Как могла она так подумать, когда почти всю жизнь прожила в Ривенделле, где жили эльфы, наделённые просто внеземной красотой? Но потом все вставало на свои места, стоило ей взглянуть на него. На нос с горбинкой, что казалась невероятно мужественной, на густые волоски темной бороды, из-за которой он казался немного старше, чем есть, на добрый прищур глаз, что смотрели порой так внимательно, будто хотели заглянуть в душу. Боромир был настоящим. Он не прятал свои эмоции за холодными масками, как это делали некоторые эльфы. Если он смеялся, то громко и искренне, если сердился, то разносил виновного в пух и прах, не оставляя и мокрого места, если любил, то трепетно и безвозмездно. — Нет в войнах ничего хорошего, Итуилиэль, — мужчина тяжело вздохнул, а в голосе проскользнула какая-то вселенская грусть. — В них есть только смерть, боль и столько крови, что ею можно заполнить все реки и моря Средиземья. Каждый раз я вижу страх в глазах своих солдат, что веду в бой, и каждый раз нахожу его у себя. Я не боюсь умереть. Но меня приводит в ужас мысль о том, что может пострадать кто-нибудь, кого я люблю. — Поэтому ты не дал брату отправиться в Ривенделл? — Да. Боромир не боялся показаться слабым, и это восхищало. В конце концов, страхи есть у всех, но не у каждого есть мужество в них признаться. И только сейчас, услышав признание гондорца, она поняла одну очень важную вещь. Владыка Элронд пытался отговорить ее от похода не потому, что считал недостаточно взрослой. Как могла она быть такой эгоисткой и сердиться каждый раз, когда он просил остаться ее в Ривенделле, даже тогда, пять лет назад, когда она уехала в Лонд Даэр? Как могла принять волнение родительского сердца за эльфийское упрямство? — Все в порядке? — тяжёлые воспоминания покинули голову Боромира, и голос его потеплел, стоило ему взглянуть на Итуилиэль, что задумчиво кусала губу. Мысленно он протяжно взвыл от такого, какой хорошенькой она казалась в этот момент. — Да, — медленно протянула девушка, переводя взгляд с противоположной стены на него, а затем на место его ночлега, где лежало заключённое в ножны оружие. — А какое имя у твоего меча? — Тоже никакого, — он улыбнулся. — В Гондоре мечи всех, кто сражался за правое дело — равны. Поэтому и имен мы им не даём. — А как же Нарсил, знаменитый меч короля Элендиля? — в голосе проскользнуло неподдельное, практически детское любопытство. — Он был выкован не в Гондоре, а гномами в Ногроде. Когда Элендиль привез его, меч уже имел свое имя, — слова его заискрились гордостью. Не тщеславной, а скорее восторженной гордостью за свою историю и свой народ. — Нарсил — Белый свет… Итуилиэль резко закрыла лицо рукой, приглушая вырвавшийся наружу чих. Словно нахохлившийся воробушек, она сильнее закуталась в плащ, а зубы вновь пустились в свой бешеный пляс. — Кажется, ты совсем замёрзла. — Все в порядке. Холодного носа совсем неожиданно коснулась горячая ладонь. Ее тепло щупальцами захватило тело, заставив покраснеть щеки, и сделать кульбит предательское сердце. Непривычная близость мужчины сбила ее дыхание. Кажется, Боромир сам понял, как засмущал ее своими действиями и поспешил убрать руку, а с ней и желанное тепло. — В порядке говоришь? А нос у тебя скоро посинеет. — Правда? — Итуилиэль тряхнула огненной гривой и скосила к носу глаза, будто ребенок, которому только что сообщили о его существовании. Никаких признаков синевы она не обнаружила, только чересчур большое количество веснушек. Словно кто-то брызнул оранжевой краской ей на лицо. — Нет, — мужчина засмеялся. Развернувшаяся картина очень его повеселила. От его смеха, глубокого, как перекаты грома, у девушки внутри что-то потеплело, и на ее губах тоже появилась улыбка. — Холодный он у тебя. — Признаться, в гномьем королевстве довольно прохладно. Не на такой прием я рассчитывала, слушая красочные рассказы Гимли. — Это все из-за твоих внезапных водных процедур. — Не исключено, — она пожала тонкими плечами и скрылась за тканью плаща по самые уши. — Иди сюда. Прежде чем она успела возмутиться, широкая ладонь Боромира обняла ее за плечо и притянула ближе, к тёплому боку. Холодный нос совсем неожиданно уткнулся в оголенный участок шеи, и Итуилиэль почувствовала, как закружилась голова от исходящего от нее запаха. От него пахло свободой. Почему-то ей показалось именно так, хотя этот аромат, терпкий, исходящий от кожи, вкупе с еле чувствующимися запахом пота и табака, определённо точно ничего общего с ней не имел. От осознания того, насколько сильно за последние пару недель она стала зависима о Боромира, Итуилиэль стало дурно. Она попыталась отстраниться, но мужчина держал крепко, пресекая все ее попытки на корню. — Чего доброго — заболеешь. А нам с тобой потом возиться, — голос прозвучал хрипло, с явной насмешкой, от которой выбраться из его рук захотелось еще сильнее. Хотя рядом с ним было так тепло, будто рядом с костром. — Не нужно со мной возиться, — сказала девушка, неосознанно впуская сталь в свой голос, а между бровей образовалась недовольная складка. — Ну-ну, не сердись, — нежную кожу лба царапнула жёсткая борода. Это действие заставило ее замереть в его руках. — Я же не в упрек. А вдвоем ведь и правда теплее. Она никак не прокомментировала эту фразу, понимая, что он прав. Свободная рука потянулась к полам теплого плаща, что лежали на земле, набрасывая их на плечи Боромира. Все же, ткань была достаточно длинной, чтобы хватило на них обоих. Мужчина хмыкнул, натягивая на себя плащ сильнее. — Ты прав, — голова удобно устроилась на широком плече, а глаза против воли хозяйки начали закрываться. — Спи, девочка, — его щека мимолетно коснулась мягких рыжих завитушек, а в нос ворвался все тот же невероятно сладкий запах апельсинов. Непривычное обращение резануло по ушам, но не показалось чем-то неприятным или неправильным. Оно пришлось ей по вкусу. — Но сейчас мое дежурство. — Уже нет. Последнюю фразу ей услышать уже не удалось. Пригретая теплом чужого тела и убаюканная звуками спокойного голоса, она уснула. А когда проснулась, Боромира рядом уже не было, а она лежала на своем месте, укатанная его теплым плащом, будто в кокон.***
Надо отдать гномом должное: Мория действительно была красивым и величественным городом, до того, как была захвачена гоблинами. И построили его гномы с размахом, присущим только им. Потолок зала, в который они попали, возвышался вверх почти на полсотни футов и скрывались в непроглядной темноте. Держащие их колонны были настолько толстыми, будто стволы дубов, что обхватить их можно только впятером и увенчивались причудливыми письменами на кхуздуле. Дварроудельф, так назвал этот город Гэндальф, когда в глазах путников появилось неподдельное, смешанное с удивлением восхищение. Никогда еще Итуилиэль не удавалось видеть что-то, что выглядело бы так же величественно, как Мория. Их стиль существенно отличался от эльфийского, где каждая ступенька была сделана с особым изяществом, и был грубым, будто неотесанным. Но от этого не менее прекрасным. Свернув с пути, что пролегал сквозь величественный зал Кхазад-Дума, они оказались в небольшом помещении, в котором был погребен Балин, родич Гимли. Тот выглядел настолько подавленным, когда увидел его могилу, что почти даже не слушал, как Гэндальф читал найденный им фолиант, что описывал неудачную гномью экспедицию. Боромир положил ладонь Гимли на плечо, сжав ее в успокаивающем жесте, хотя на самом не было лица. Леголас и Арагорн выглядели больше обеспокоенными, чем расстроенными, хоббиты, сжавшись в кучку, слегка подрагивали от накатившего страха, а Итуилиэль пыталась справиться со слабостью, что волнами накатывала на нее время от времени. Купание в холодное воде не прошло для нее даром, и теперь она с огромным раздражением пожинала плоды своей глупости. Как лезвие ножа острые, ее рефлексы сейчас затупились, от одолевающего тела жара кружилась голова, но она все равно продолжала твердо стоять на ногах, пытаясь не показывать своего состояния. Вот доберутся они до Лотлориэна, и она без сознания упадет в руки к целителям, чтобы пичкали ее мерзкими отварами. А сейчас она не может себе этого позволить. — …барабаны бьют в глубине, — голос Гэндальфа звучал твердо, но в нем слышалась грусть по погибшему другу. — Нам не выбраться. Тьма движется во мраке. Боромир бросил быстрый взгляд на Итуилиэль, что спиной подпирала одну из стен. Выглядела она не важно, а у него ныло сердце от какого-то неведомого беспокойства. Глаза ее были закрыты, как будто она уснула, нос периодически морщился. Руки обернули тело плащом, словно пытаясь согреть его, а волосы вновь были спрятаны под толстой тканью капюшона. — Нам не спастись, — волшебник оторвался от книги, поднимая взгляд на замершее перед ним братство. — Они близко. Тишину разорвал жуткий грохот. Полетел в колодец тронутый Пипином скелет, заключенный в тяжелые доспехи. Этот громкий звук эхом пронесся по всем залам и коридорам Мории, пока наконец не утих. — Тук, болван! — со злостью сказал Гэндальф, закрывая фолиант. — В следующий раз прыгни туда сам и избавь нас от своей глупости! Послышался бой барабанов, и в воздухе раздался воинственный вопль. Этот оркестр звуков звучал все громче, все ближе и заставил хранителей в ужасе озираться по сторонам, потому что эха создавало ощущение того, что звучит он со всех сторон. — Орки! Итуилиэль оторвалась от стены, молниеносно доставая свой лук. Дезориентированность в пространстве все еще была, но она утихла, стоило девушке почувствовать угрозу для своей жизни и жизни окружающих. Боромир сорвался с места, подбегая к тяжелым дверям, выглядывая за них и тут же чуть было не угодил под вражеские стрелы. Сердце в груди полуэльфийки испуганно перестало биться на несколько мгновений от этого зрелища, а потом застучало с новой, бешеной силой. — Назад, держитесь ближе к Итуилиэль! — раздался грозный крик Арагорна, предназначенный хоббитам. Девушка отодвинула их ближе к стене, закрывая своим телом. — Ты отвечаешь за них! Будь они в другой ситуации, она бы обязательно огрызнулась, услышав этот приказ. Но сейчас на это не было ни времени, ни, если честно, желания. — С ними пещерный тролль, — сказал Боромир, стоило им с Арагорном закрыть тяжелые дверь. Он бросил мимолетный взгляд на воинственно подобравшуюся девушку, будто пытаясь убедиться, что с ней все хорошо. Вход был забаррикадирован найденными гномьими секирами, воздух разрезал звон обнажившихся мечей. Даже хоббиты достали свои маленькие клинки. А потом были несколько долгих секунд, когда орки пытались прорваться сквозь закрытую двери, громко в нее стучась. Итуилиэль считала каждый удар своего сердца. Она не боялась, нет. Ей давно уже было неизвестно это чувство. Но внутри что-то обрывалось от мысли, что может пострадать кто-то из находящихся в этой комнате. Все они стали для нее практически родными. Даже к принцу Леголасу она привыкла, хотя выносить его заносчивость порой было невозможно. — Пустите их сюда! Остался еще гном в Мории, способный держать топор! — яростно взревел Гимли, вскочив на могилу своего родича. Рука отточенным движением достала из-за спины стрелу, а пальцы ловко оттянули тетиву, целясь. Хоббиты за ее спиной испуганно мялись. Орочьи секиры пробили щели в деревянной двери, и в них тут же метко попали первые стрелы. За ними пришлись другие, но и они скоро были усмирены. Двери с грохотом слетели с петель, а в помещении с визгом ворвались мерзкие существа. Уродливые, будто слепленные из глины неумелой рукой ребенка, они скалились, показывая свой неровный ряд гнилых зубов. По бокам от лысых голов висели длинные уши. Они были похожи на эльфийские, только не стояли торчком, а дрябло болтались при каждом их движении. Дальше все слилось в одну сплошную какофонию. Кричали орки, нападая; кричали мужчины, отбиваясь; кричали от испуга хоббиты. Лук тотчас стал бесполезным и быстро был отброшен в сторону. Итуилиэль со звоном достала свой меч, а между пальцев, крутанувшись вокруг своей оси, появился острый нож. Он как будто просил, умолял дать ему крови. И она дала. На нее напали сразу трое. Одного удалось толкнуть в сторону так, что он упал, на могилу Балина, и ему тут же раскроил голову топор Гимли. Второму между глаз метко угодил метательный нож, и он завалился прямо на хоббитов, что испуганно спихнули его на пол, а потом, будто осмелев, с боевым кличем сами ринулись размахивать клинками. С третьим ее эльфийская быстрота не помогла. На секунду у нее закружилась голова, и орк сбил ее с ног. Удар спины об каминный пол выбил из легких весь воздух. Лезвие его меча воткнулось в паре дюймов от ее головы, и не успей она откатиться, точно бы пробило ее. По телу тут же прошла испуганная судорога. Она только что была на самом волоске от смерти, и если бы не орочья нерасторопность — отправиться ей в чертоги Мандоса. Моргульское создание вновь замахнулось для удара, но вместо встречи с ожидаемой мягкой кожи, со звоном встретилось со сталью ее меча. Белоснежные губы закусили нижнюю губу, в попытках отвести в сторону острие. Позади испуганно вскрикнул кто-то из полуросликов, и это заставило Итуилиэль собрать свою силу и вскинуть меч орка вверх. У нее была секунда, прежде чем он вновь замахнется, чтобы со всей дури отпихнуть его от себя ногой и подняться. Острие эльфийского меча с чавкающим звуком вспороло ему горло, и на лицо брызнула отвратительная черная кровь. С трудом сдержав рвотный позыв, она повернулась лицом к Фродо и Сэму, что вдвоем пытались отбиться от огромного орка. Вытащив из головы уже убитого ею создания свой нож, она разбежалась, с присущей эльфом ловкостью взбираясь к амбалу на спину. Он взревел, тут же пытаясь ее скинуть, вертелся волчком, но она держалась крепко, и только волосы метались из стороны в сторону, хлестко ударяя по лицу. Зажатый в руке нож с легкостью вошел в незащищенный затылок, и орк замер, а потом повалился вперед. Девушка быстро спрыгнула с него, оказываясь на земле и тут же чуть не упала, успев однако ухватиться за стену. — Ты в порядке? — Фродо обеспокоенно заглянул в ее глаза, которые она через силу держала открытыми. — Все отлично, — она тряхнула головой, выравниваясь. Нож завертелся между пальцами, в любой момент готовый сорваться с места, а ладони до боли сжали меч. Она вновь ринулась в бой, безжалостно рубя орков и еще больше мажась в их кровь. Землю сотрясло от жуткого грохота. Внутрь, яростно разрушая стены на своем пути, ворвался огромных размеров тролль. Один из орков вел его на длинной цепи. Итуилиэль громко зашипела от острой боли в руке и тут же задрала рукав. Предплечье пересекала длинная царапина, из которой струились тонкие кровавые струи. Они пачкали рукав ее рубашки и падали на пол. Как же возненавидела она свою родственную душу в этот момент, когда любая нерасторопность могла стоить ей и ее друзьям жизни. Ярость заполнила каждую клеточку ее тела, ядом растекаясь по венам, и она прижала раненную руку к груди, пытаясь не обращать на травму внимания. С громким ревом тролль обрушил булаву на Сэма, но тот в последний момент успел проскользнуть под его широко разведенными ногами. Леголас пускал в него свои стрелы, но они только застревали в его толстой коже, не причиняя ему никакого вреда. Нерасторопно развернувшись, тролль направился за хоббитом и уже собирался раздавить его, но Боромир и Арагорн схватили его толстую цепь, дергая монстра назад. Чуть не завалившись на них, он развернулся, в следующий момент гондорец пролетел через всю комнату, со стуком врезаясь в противоположную стену. У Итуилиэль зазвенело в ушах от боли, что обрушилась на затылок. Она судорожно попыталась вздохнуть, прикладывая руку с зажатым в ней ножом к груди. Девушка завалилась в сторону, к стене и медленно по ней съехала, чувствуя, что ноги ее уже не держат. — Не вовремя ты решила прилечь, — раздался сверху голос Леголаса, который она еле разобрала за шумом в голове, а затем перед глазами появилась его рука. Пальцы у эльфа были длинными и тонкими, как у девушки, но невероятно крепкими, потому что когда она вложила в них свою руку, они сжались вокруг ее запястья с невероятной силой. — У тебя забыла спросить, — заплетающимся языком попыталась огрызнуться она. Эрниль, убедившись, что она твердо стоит на ногах, молниеносно развернулся, укладывая новую стрелу на тетиву. Тролль разнес булавой могилу Балина, откуда еле успел спрыгнуть Гимли. А на нее вновь напал орк. Он мерзко скалил свой зубы, будто улыбаясь. Они скрестили с ним мечи. Враг бил яростно и со всей силы, так, что ослабевшие руки еле успевали отбивать все его удары. Но в один момент он сделал непозволительную ошибку, открыв ей свой бок. И она этой ошибкой тут же воспользовалась, всадив в него меч по самую рукоять. Ей пришлось пригнуться, потому что явно взбешенный орк не собирался сдаваться. Его ятаган неуклюже пролетел в нескольких дюймах от ее головы, лишь чудом не снося. Нож, словно заколдованный, сорвался с ее пальцем и угодил прямо в прорезь шлема для глаз. Меч, весь залитый черной кровью, что каплями срывалась с него и капала на пол, вновь оказалась в ее руке. Битва захлестнула ее. Головы орков летели в разные стороны, а она кружилась между ними, словно в смертоносном танце. Один раз она даже помогла Боромиру, метнув в подобравшегося к нему сзади противника свой нож. В другой раз один из монстров зажал ее у стены, с силой сдавив горло своей огромной лапищей. Но придушить ее ему помешала угодившая в голову стрелу с темно-зеленым оперением. Она бы обязательно поблагодарила царевича, если бы у нее остались силы, для того, чтобы говорить. Она поняла, что не может дышать, когда увидела, что Фродо неподвижно лежит на полу, а из груди у него торчит копье. И вина захлестнула ее. Это ведь ей поручили следить за ними, а она не досмотрела. Губу обожгло огнем, а потом в рот втекла густая кровь. Металлический привкус мерзко осел на языке. Рана вновь не принадлежала ей. Ей бы обязательно показалось подозрительным, что все эти травмы не появились уже больше месяца, а тут вдруг возникли одна за другой. Но сейчас времени думать над этим не было. Меч яростнее стал умертвлять орков, что стояли на ее пути к Фродо. Из глаз готовы были потечь горькие слезы, она уже чувствовала, как они подступают, но не разрешила себе плакать. Она сделает это потом, если выживет сегодня. С боевым кличем, на тролля бросились Мэри и Пипин, но тут же были им скинуты. К ним на помощь кинулись Гимли и Гэндальф. Удары орудия мага чередовались с ударами его посоха и были преисполнены ярости, что он нес. Итуилиэль схватилась руками за волочащуюся по земле цепь и, держась за нее, ловко взобралась на тролля, ступая ногами по широкой спине. Словно безумный, монстр яростнее забился под ней, пытаясь отбиться сразу уже от четырех противников, потому что подоспевший Леголас выпускал в него свои стрелы. Ее ощутимо мотнуло в сторону. Одна нога сорвалась, но девушка удержалась, намотав цепь на руку. Собрав в руки все свои силы, что уже были на исходе, она подтянулась к голове тролля. — Итуилиэль! — раздался испуганный окрик Боромира, что устало привалился к одной из стен. Его голос дал ей сил. Она стояла на плечах чудовища, балансируя на них, как когда-то на досках, ещё давно, в детстве. Несколько раз она чуть ли не была скинуть вниз, но постоянно удерживалась. С чавкающим звуком меч вошел в уродливой голову. На последнем издыхании она со всей силы воткнула его, пробив толстую кожу тролля. Большая туша тут же полетела вниз, чтобы с грохотом упасть на пол, а девушка в последний момент успела с нее спрыгнуть. Когда уставшие ноги коснулись земли, то тут же подкосились. Она непременно бы рухнула куда-нибудь поверх разбросанный по всей комнате трупов, если бы чьи-то руки не поймали ее, удерживая. В нос ударил знакомый мускусный запах, почти что сбитый запахом крови, пыли и пота. Но это все еще был он, запах Боромира. — И снова ты проявляешь чудеса безрассудства, — ухо обдало волной тепла, а мочку тут же царапнула борода мужчины. — И это вместо спасибо? — она хотела бы, чтобы это прозвучало в шутку, но эти слова были сказаны из последних сил. — Что с тобой, девочка? — он отстранил ее от себя, все еще придерживая одной рукой за талию. Серые глаза обеспокоенно взглянули в зеленые. Усталые, которые то и дело хотели захлопнуться. — Я… Договорить ему не дал натужный кашель Фродо. Оба обернулись к месту, где, как они думали, лежит мертвый хоббит. Но он был вполне себе жив. На белой рубашке зияла дыра, зато под ней виднелась кольчуга. Грудь словно отпустили сдерживающие ее до этого тиски, мешающие дышать. И ей снова захотелось плакать, только теперь от счастья. — Этот хоббит не так прост, как кажется, — пряча в бороде облегченную улыбку, сказал Гэндальф. Полурослик живо расстегнул верхние пуговицы, обнажая закрытое кольчугой тело. — Митрил, — Гимли по-доброму прищурился. — Вы полны сюрпризов, мистер Бэггинс. Этот радостный момент был нарушен звоном лат спешащего к ним нового отряда орков. — К мосту Кхазад-Дума! — маг первым выбежал с места их битвы, а за ним потянулись и остальные. Возможности дать новый бой у них не было. — Бежать сможешь? — Боромир наклонился к самому лицу Итуилиэль, оказываясь с ней на одном уровне. Сил чтобы ответь у нее не было, и она просто кивнула. Широкая ладонь спрятала в своих объятьях ее пальцы, сжимая, а затем гондорец потянул ее за остальным. Она еле перебирала ногами, уже не осознавая где она и куда бежит. И только тепло от руки Боромира все еще заставляло оставаться в сознании. Орки вылезали из всех щелей, словно тараканы. Их была целая армия. Тысячи тварей гналось за ними и еще столько же возникало впереди. С громкими улюлюканьями, они настигали их, почти что наступая на пятки. — Быстрее! — крикнул Гэндальф. До моста оставалось всего ничего. К оркам присоединились гоблины. Они спускались с потолка, сползали вниз по колоннам. Зал кишил ими. И вскоре братство было заключено в плотное кольцо. Итуилиэль, что еле держалась на ногах, Боромир затолкал к себе за спину. С другой стороны ее закрыл Арагорн, бросив на подругу беспокойный взгляд. Они были в ловушке, из которой им вряд ли удастся выбраться. Орки и гоблины скалились, смеялись и от души злорадствовали над ними. Никакие клинки и никакие стрелы не смогут им сейчас помочь. Только чудо. И оно произошло. Твари, будто испугавшись их, вдруг начали разбегаться, и вскоре в зале они остались совсем одни. Девушка попыталась выглянуть из-за плеча гондорца, но покачнулась и вцепилась в его руку своими двумя. Словно ребенок, что испуганно спрятался за его спиной. — Что за новая напасть? — сказал он. Дышал он тяжело и все вглядывался куда-то вдаль, где забрезжил свет. Его ладонь совсем неожиданно нашла сзади пальцы девушки, крепко, будто в успокаивающем жесте, сжимая их. Обоим стало спокойнее от этого невинного жеста. — Это балрог — демон древнего мира. Итуилиэль почувствовала, как липкий страх обволакивает ее. Никогда она не сталкивалась с балрогами, только читала о них в книгах. — Это враг не под силу никому из вас, — эти слова Гэндальф почти что прошептал, а потом выкрикнул: — Бегите! И они снова побежали. Боромир держал ее руку крепко, практически таща за собой. — Быстрее! — поторопил маг, вбегая в небольшой коридор. На ступеньках она чуть было несколько раз не навернулась. В глазах с переменами темнело, и она почти что выпадала из реальности. А потом гондорец чуть не свалился в обрыв, коим увенчивалась длинная лестница. Ее он ловко успел толкнуть назад, и, словно безвольная кукла, Итуилиэль упала на спину, а его самого успел поймать Леголас. И потом они снова бежали. Легкие уже горели огнем. Она чувствовала: еще немного и сознание просто ее покинет. Бесконечные лестницы ее просто убивали, но Боромир каждый раз умудрялся спасать девушку от падения. Преодолев, кажется, сотню ступеней, перед ними образовался овраг, перебраться через который можно было единственным способом — перепрыгнуть. Первым через него ловко переправился Леголас. За их спинами с треском начали крошиться стены, и со всех сторон полетели орочьи стрелы. Следом прыгнул Гэндальф. Лихолесский принц вытащил из-за спины лук, начиная отстреливаться. — Я не смогу, — шепотом сказала девушка, а из груди вырвался жалобный стон. Она была не в том состоянии, чтобы прыгать. — Ты должна, — голос Боромира прозвучал строго и не требовал возражений. — Я прыгну первым и поймаю тебя. Обязательно поймаю. Подхватив под грудки Мэри и Пипина, он прыгнул следом, но потом часть лестницы обвалилась, и обрыв стал еще больше. — Давай, Итуилиэль, — Арагорн сзади слегка подтолкнул ее, на что она быстро замотала головой. — Не могу, Эстель! У меня нет сил! — Соберись, иначе мы все здесь умрем! — Прыгай, Итуилиэль! — крикнул Боромир с другой стороны. Она крепко зажмурилась, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, и отошла назад, чтобы разогнаться. Под ногами зашевелилась мелкая крошка, а потом она почувствовала щемящее чувство полета, пока сильные руки не сомкнулись на ее талии, а нос не уткнулся в твердую ткань кожаной безрукавки. — Молодец, девочка. Большая ладонь в успокаивающем жесте прошлась по спине, обжигая сквозь ткань не хуже огня. Арагорн ловко перебросил Сэма, следом прыгнул Гимли, которого от падения в пропасть спас Леголас, ухвативший его за бороду, и последними, спрыгнув с повалившейся вперед лестницы, на их стороне оказались Странник и Фродо. А потом, когда выход наружу уже забрезжил впереди, из-за плотной стены огня показалась огромная черная фигура, увенчивающаяся сверху большими рогами. Это и был балрог. Он шел за ними по пятам, дыша горячей струей пламени. Они быстро преодолели тонкий мост, оказываясь на его противоположной стороне. И в ужасе осознали, что Гэндальф не пошел за ними, а повернувшись лицом к демону произнес: — Ты не пройдешь! Балрога охватило пламя, и мага окутало струей плотного темного дыма. С яркой вспышкой скрестили свой посох волшебник и свой огненный меч — демон. — ТЫ НЕ ПРОЙДЕШЬ! — взревел Митрандир, и посох ударил по камню моста, руша ту его часть, где стоял балрог. Чудище полетело вниз вместе с его обломками, но в последний момент волшебника зацепил его хлыст и потянул за собой во мрак. С громким криком Фродо было ринулся к нему, но Боромир успел схватить его, останавливая. — ГЭНДАЛЬФ! — Бегите, глупцы. И именно в этот момент Итуилиэль поняла, что сознание покидает ее. Веки налились тяжестью, закрывая малахитовый свет ее глаз, а ноги подкосились. Она улетела в беспроглядную темноту.***
— Как ты себя чувствуешь, Итуилиэль? — мягкая рука Арвен прошлась по костру ее длинных волос, что беспорядочно разметались по белоснежной наволочке. Они слегка поблескивали, намоченные выступающим ночью на лбу потом. — Лучше, — пересохшие губы еле размокнулись, а голос, что вырвался из груди, совсем не походил на ее. Этот был каким-то шелестящим и как будто надорванным. — Можно воды? Эльфийка поднялась с места и подошла к кувшину. Где-то в далеке суетливо шуршали водопады, а на улице, совсем рядом, под балконом девушки, раздавались мягкие голоса на синдарине. В комнату сквозь полупрозрачные занавески лился солнечный свет. Она утопала в нем; не было ни одного свободного уголка, куда бы яркие лучи, шутя, не заглянули. Белых губ коснулась прозрачное стекло стакана, а языка коснулась живительная влага. Она струями влилась в рот, протекая дальше, в горло, смачивая его. — Что с твоим лицом, Арвен? — усталые, будто листва деревьев зелёные, глаза остановились на ее опухшем лице. Краснотой налились прекрасные глаза-васильки, такие грустные сейчас, будто произошло что-то по-настоящему плохое. — Неужели ты плакала? — Ты чуть не умерла этой ночью, — нижняя губа предательски дрогнула, а в правом глазу, будто бриллиант, сверкнула слеза. — Но ведь не умерла, — ослабленный рот попытался изобразить некое подобие улыбки. — Любишь ты все преувеличивать. — Как же ты ещё легкомысленна, Итуилиэль…
— …Итуилиэль, — лба коснулось что-то мокрое. По вискам покатились холодные струи, слегка успокаивая разгоревшийся внутри жар. — Очнись, девочка.— Откуда у тебя кровь, Итуилиэль? — Владыка смотрел на нее строго, со всей высоты своего роста. Солнце медленно начинало уходить за горизонт, прощальными лучами озаряя округу. В небе яркими огоньками зажигались звёзды. Красивые, как самые прекрасные драгоценные камни в украшениях Арвен. — Я упала, — содранные до мяса костяшки были спрятаны за спиной, а голова была понуро опущена вниз, изучая носки новых сапог, что подарили ей Элрохир и Элладан. Невероятной красоты, сочного красного цвета, как самые спелые яблоки в саду Ривенделла, с изящными узорам, выполненными золотыми нитками. — Врать очень плохо, дитя. Особенно когда не умеешь этого делать. — Но я не вру! — голова взметнулась вверх, а рыжие кудри забавно подпрыгнули ей в такт. Взгляду Владыки показались покрытые засохшей корочкой крови нос и губы. Под глазам сливовым цветом расцветал фингал, а на оголенной шее скрывалась длинная царапина. — На синдарине, Итуилиэль, — голос мужчины прозвучал строго, а губы недовольно поджались. — Я не вру, — вновь сказала девочка, уже спокойнее. Кулак взметнулся к лицу, пытаясь вытереть покатившуюся из носа каплю крови, но лишь сильнее размазала ее по лицу. — А костяшки ты тоже в падении изодрала? Поняв свою ошибку, она быстро спрятала руку за спину и вновь пристыженно опустила голову. — Расскажи мне правду, Итуилиэль. И тогда, возможно, наказание твое будет не таким строгим, — голос его потеплел, а сам эльф наклонился ближе к девочке, мимолётным движением поднимая вверх острый подбородок. Его руки были холодными, как вода в реке Бруинен. — Сладкого меня лишите? — буркнула девочка, носком сапога выписывая какие-то ей одной известные узоры на полу. — Правду, Итуилиэль. — Оно само появилось, — звучно хлюпнув носом наконец сказала она. — Я честное слово не знаю как. Мы просто сражались с на деревянных мечах с Арандилем, а потом, потом… Она вытащила вперёд руки и закусила губу, чувствуя, что та начинает мелко подрагивать от накатившей обиды. — …потом вот. — Почему ты не сказала раньше? — Я думала, вы мне не поверите, — первая соленая капля сорвалась вниз, стекая по щеке. — Они постоянно появляются. Синяки и царапины. И я всегда их прячу. Это же ненормально, да, Владыка? — Да, — задумчиво протянул мужчина, складывая руки за спиной. — Вы теперь изгоните меня из Имладриса? — хлюпнув носом, девочка утерла слезы с лица. — Я все понимаю и не буду упрямиться. Арандиль сказал, что вы возненавидете меня за это, сказал, что это Валар меня прокляли, потому что я не должна была родиться. — Какое же ты ещё глупое дитя, Итуилиэль.
— Итуилиэль, вернись к нам, — шершавые пальцы огладили висок, спускаясь к подбородку. Жар был ещё так велик, что она просто не могла раскрыть глаз. — Очнись, Весна— Очнись, Весна! Ты опять не правильно ставишь ногу, — лезвие острого меча коснулось ее носка, отодвигая его немного в сторону — Хватит меня так называть, — девочка, почти уже девушка, огрызнулась. — У меня есть имя, Элладан. — Да, есть, — Элрохир, что сидел недалеко от них, под сенью раскинувшейся яблони, по-умному покачал головой. — И оно означает Весна. — Дочь ранней весны, — поправила его девушка и тут же испуганно дернулась, еле успев отбить прилетевший со стороны удар. — Не отвлекайся, Итуилиэль, — специально сделав акцент на ее имени, сказал Элладан. — Скажи, Элрохир, какого там, в большом мире? — ловко парируя удары одного эльфа, спросила она у другого. — А ты с какой целью интересуешься? — Уж не собралась ли ты поскорее уехать от нас? — Когда-нибудь мне придётся отсюда уехать, а я совсем ничего не знаю о мире за пределами Имладриса, — девушка пожала хрупкими плечами, и тут же, громко ойкнув, полетела на траву. Удар вышиб из лёгких весь воздух. — Это нечестно! — В бою все средства хороши, — оправдал свою подножку Элладан. — Ну так что там, с миром-то? — приподнявшись на локтях, она по очереди взглянула на каждого близнеца — Когда-нибудь ты узнаешь, милая. — И больше никогда не захочешь с ним расставаться.
— Я знаю эту девушку, — прозвучал знакомый голос совсем рядом. — Что с ней? — У нее лихорадка. В дороге мы пытались сбить ей жар, но она никак не может очнуться. — В лагере у нас есть лекарь. Он поможет ей, до того, как мы доберёмся до Лотлориэна, — прохладная рука в мимолётном коснулась ее горячего лба, слегка остужая его. — Наденьте на них повязки! Выдвигаемся!***
Первое, что она почувствовала, когда очнулась — мягкое поглаживание ее ладони. Сначала она подумала, что это Арвен. Она всегда так делала, когда Итуилиэль просыпалась после долгой болезни. Но пальцы ее названой сестры были нежными и тонкими, как и вся она. А эти были шершавыми и необычно горячими. — Только солнышко зайдет… Тьма на землю упадет… Кто ты, где ты — я не знаю, Но мигай, звезда ночная![13] Глубокий голос, со слегка заметной хрипотцой, бормотал слова детской колыбельной где-то совсем рядом. Казалось, протяни руки и коснешься. Слабость во всем теле не давала ей пошевелиться, как будто оно принадлежало не ей. Но лёгкая припекающая боль разбитой губы и жжение раны в руке тут же разубедили ее в этом. — У тебя красивый голос, — прозвучавшие слова ее сначала испугали, будто были сказаны не ей. Настолько незнакомыми они слышались. А потом она поняла, что это последствие болезни. Пальцы покинули ее ладонь. Боромир поднялся со своего кресла, наклоняясь ближе к лицу девушки, чьи глаза были все так же закрыты. — Шутить вздумала? — щеки коснулось теплое дыхание, а губы защекотало кончиками светлых волос мужчины. — Совсем немного. Малахитовые глаза резко раскрылись, встречаясь с двумя темными тучами напротив, и тут же зажмурились. Свет в комнате хоть и был неярким, потому что на улице вечерело, но все равно неприятно резанул по зрению. Он находился слишком близко. На непозволительном расстоянии, но при этом невероятно волнительном. Боромир волновал ее и, кажется, сам того не замечал. — Великий Эру, и правда очнулась! — в его голосе прозвучала неподдельная радость, а потом горячая ладонь коснулась лба. — Жар идёт на спад. Лежи, я позову лекаря. — Постой, — она успела поймать его за руку до того, как он ушел достаточно далеко. Ее тонкие пальцы утонули в его ладони, кажущейся невероятно приятной на ощупь сейчас, когда ее не скрывала кожа перчатки. — Сколько я проспала? — Четыре дня, — послышался тяжёлый вздох, а потом Боромир сел в кресло рядом с кроватью, все так же не выпуская маленькой руки. — Мы уже отчаялись, думали, ты больше не очнешься — настолько плохо выглядела. Но потом нас встретили в лесу эльфы Лотлориэна. Их командир сказал, что знает тебя. — Халдир? — Да. В их лагере был лекарь, он очень помог тебе. А потом они проводили нас до самого Лориэна, — его палец мягко огладил ее ладонь, посылая вверх по телу табун мурашек. — Владычица Галадриэль и Владыка Келеборн проявили к нам небывалое великодушие и разрешили остаться настолько, сколько нам будет нужно. — А что… что с Гэндальфом? — голос ее дрогнул. Она и сама знала ответ на свой вопрос, но зачем-то хотела в этом убедиться. — Я схожу за лекарем, — пробормотал Боромир, судорожно поднимаясь с места. — Его… больше нет, да? — Да.***
Лотлориэн был прекрасен. Его нельзя было сравнить ни с одним городом, в котором побывала Итуилиэль. Он был похож на Ривенделл, но в тоже время существенно от него отличался. В нем было больше света, но он был холодным, похожим на яркий свет звезд, что каждую ночь показываются на темном полотне неба; в нем стояла тишина, и только песнопения эльфов, похожие на музыку ветра, да шорох трущихся друг об друга листьев разрушали ее. Лесные эльфа Лориэна жили на деревьях. Изящные домики, что они называли флэтами, удачно скрывались в их раскидистых кронах и были практически незаметны для незнающего глаза. Из их окон, выполненных в особой причудливой форме, всегда лился свет, и он же горел в свисающих со стволов фонарях. Благодаря ему, издалека можно было подумать, что лес окружен миллионами светляков. Тонкие изящные мостики, сверху укрытые витыми арками, соединяли устилающие деревья площадки — таланы — между собой. По ним можно было попасть в любой уголок города, что с самой высокой Карас Галадона выглядел, как на ладони. — Тебя хочет видеть Владычица, Весна, — раздался позади Итуилиэль мягкий голос ее старого знакомого — Халдира. Она мягко обернулась на него, все так же крепко держась за ограничивающие открытую площадку перила. Слабость в теле все еще была слишком сильна. Облаченная в непривычное для себя платье, что белым водопадом струилось до самого пола, она чувствовала себя в нем не очень уютно. У нее были открыты плечи, что хоть и скрывались слегка огненными прядями, но все равно обдувались порывами прохладного воздуха, а ноги постоянно путались в длинном подоле. Хотя Боромир сказал, что этот наряд ей очень идет, чем заставил молочные щеки покрыться розовым румянцем, а острые ушки, совсем неожиданно, затрепетать. — А Капитан Лотлориэнской стражи теперь работает посыльным? — ее губ коснулась мягкая улыбка. Голова усеянная рыжим беспорядком волос наклонился к плечу, а глаза смотрели на эльфа так лукаво, будто принадлежали маленькому ребенку, а не взрослой девушке. — Никто так и не укоротил твой острый язык, бестия, — мужчина обреченно покачал головой. — Очень жаль. — Эрниль Леголас несколько раз пытался, но ты же знаешь: я просто так не дамся, — она медленно отошла от перил, подходя к Халдиру. Годы совсем не изменили его мужественно лица и не затупили сталь в его ясных и, как летнее небо голубых, глазах. Все такой же холодно-отстраненный, он смотрел на нее с высоты своего роста с легким прищуром. За спиной торчали его неизменные помощники: лук со своими сестрами-стрелами и два острозаточенных клинка. — Да уж, знаю, — его широкая ладонь совсем неожиданно коснулась плеча. — Пойдем, я провожу тебя. Мягко подхватив ее под локоть, эльф повел ее к переходу, а затем вверх по лестнице. Они шли медленно, на пути время от времени встречая жителей Лориэна. Те вежливо здоровались ними, изредка бросая заинтересованные взгляды на Итуилиэль. Наконец, впереди показалось жилище Галадриэль и Келеборна. Оно было куда больше обычных флетов и располагалось на верхушке самого высокого мэллорна. Покатая крыша уходила далеко за пределы жилища, словно огромная птица, что раскрыла свои мощные крылья. Высокие резные арки, огороженные перилами, располагались по всему периметру этого дворца, и из них лился яркий, почти что слепящий свет. — Дальше мне нельзя, — Халдир остановился у входа, мягко отпуская руку девушки, что восторженным взглядом осматривалась по сторонам. Голос его стал тише на несколько тонов, но звучал все так же твердо. — Я буду ждать тебя здесь. Она покорно кивнула, даже не вздумав перечить в этой священной обители, и сделала шаг внутрь. «Сколько бессильной ярости в твоей душе, дитя», — мягкий голос, похожий на спокойное течение реки Андуин, прозвучал внутри ее головы. Итуилиэль испуганно дернулась, осматриваясь по сторонам, но в комнате не было никого, кроме нее. — «Отпусти ее, иначе грозишь в ней захлебнуться. Не гневись на судьбу за то, что подарила тебе твою гванур фэа. Это не проклятье — это дар.» С балкона внутрь вплыла, по-другому не скажешь, ослепительной красоты эльфийка. Ее будто окутывал свет. Белоснежные, словно первый снег, волосы струили вниз, доходя до скрытых платьем бедер, а из-за них виднелись ее острые уши. Ее глаза, практически серебряного цвета, смотрели так внимательно, будто заглядывая в самые потаенные уголки души, а губы, розовые, словно нежный бутон розы, были растянуты в мягкой улыбке. — Владычица Галадриэль, — она не сразу поняла, что ей нужно почтительно склонить перед ней голову — настолько она была впечатлена ее красотой. По сравнению с эльфийкой, она показалась себе гадким утенком, недостойным даже смотреть на нее. «Не нужно очернять себя, дитя», — будто прочитав ее мысли, сказала женщины. Точнее, губы ее были сжаты. Голос вновь прозвучал в голове. Она проплыла за ее спину, останавливаясь где-то позади. — «Внешность это всего лишь оболочка. Главное то, что творится внутри. У тебя храброе сердце и сильная фэа, а это важнее любой, даже самой ослепительной красоты.» — Простите мне мое малодушие, Владычица, — голос ее дрогнул на этих словах, и она обернулась к эллет. Ее тонкие пальцы в нежном жесте касались бутонов увядших цветов, а губы беззвучно что-то шептали, пока цветы вновь не наливались свои ярким цветом. «Не извиняйся, Итуилиэль. В конце концов, я не по этому попросила Халдира тебя проводить. Не откажешься ли ты выпить со мной чаю?» — Я вся в вашей воле, Владычица. Женщина как-то неуловимо сверкнула в ее сторону глазами и рукой указала на вход в соседнюю комнату. Маленький округлый столик на четырех изогнутых ножках была накрыт на двоих. С балкона, на котором он стоял, открывался чудесный вид на раскинувшийся внизу лес. Сочно-зеленый, он приветливо сверкал в лучах заходящего солнца. — Не злись на Валар, что связали твою фэа с другим человеком, — она впервые вслух услышала голос Галадриэль. Чашка в ее руке даже неуловимо дернулась от неожиданности. — И не злись на того, из-за кого получаешь все свои раны. Прими это, позволь своему сердцу отпустить обиду. — Я стараюсь. Но порой чувствуя себя такой бессильной, ведь вся моя жизнь держится в чьих-то чужих руках, — Итуилиэль опустила глаза к темной жидкости в своей чашке, задумчиво смотря на плавающие по кругу чаинки. — Не забывай, что и его жизнь в твоих руках, милая. — Вы знаете кто это, Владычица? — она резко вскинула голову, глядя на лицо Галадриэль, на котором на несколько неуловимых мгновений проскользнуло хитрое выражение. — Скоро ты и сама узнаешь, кто он, дитя. Ведь сердце твое уже приняло его, и лишь ум противиться вашей связи. — Получается, что я знаю его? — Всему свое время, Итуилиэль. Всему свое время.***
— И почему тебе достался такой шикарный флэт, а нам шатер? — возмущенно пыхтя трубкой, сказал Пипин. Свесив свои короткие ножки через перила вниз, он внимательно смотрел на девушку, что старательно затачивала себе новые стрелы из найденных веточек. Дни их пребывания в Лориэне медленно сменяли друг друга, складываясь в недели, и тянулись нерасторопно. Арагорн, Леголас, Гимли и Боромир почти все свое время тратили на составление плана их дальнейшего маршрута, пропадая в своем жилище почти все свободное время. Итуилиэль, совсем окрепнув после болезни, чаще всего находилась с хоббитам. Пользоваться оружием ей пока не разрешали, но она все равно время от времени захаживала на тренировочное поле, наблюдая за боями стражей Лотлориэна. — Зависть — плохое чувство, мой дорогой друг, — она хитро стрельнула в его сторону глазами и вновь вернулась к своему занятию. — Это не зависть, — подняв вверх указательный палец сказал Мэри. Он подпирал спиной одну из стен ее жилища и тоже курил. — Это обычный интерес. — Ну раз вам так интересно, — она положила нож на бедро и подняла вверх ладонь, поочередно загибая на ней пальцы. — Я тяжело болела — это раз. Я девушка — это два. — И невыносимая зазнайка — это три, — покачал головой Пипин. — Вы, хоббиты, оказывается очень остры на язык, — она рассмеялась и рукой коснулась выпавшей из косы пряди волос, убирая ее за ухо. Рукав ее платья легко съехал вниз, открывая полуросликам вид на уродливую царапину, пересекшую ее предплечье. — Вот это да, — Мэри даже вытащил изо рта трубку, во все глаза уставившись на нее. — Откуда она у тебя? — Из Мории. Один из орков ранил, ничего страшного, — быстро натягивая рукав обратно пробормотала Итуилиэль. — У Боромира есть точно такая же, — заявил Пипин, на что его друг часто замотал головой. — Ты врешь. — А вот и не вру. — Не могут у двух людей быть одинаковые царапины. — Значит, могут. — Хватит, — слегка повысив голос сказала девушка. С лица ее разом пропало все веселье, уступая место ещё большей бледности. — С чего ты взял, что у Боромира такая же рана? — Так он же перевязывал ее в дороге, — пискнул Пипин, сжавшись. — Она определенно точно была на другой руке, — отрезал Мэри. Мысли стремительно завертелись в голове, молниеносно сменяя одна другую. Вспомнилось все, что когда-то показалось лишь незначительным совпадением. Тогда, у входа в Морию, это ведь она в кровь расцарапала себе щеку, а рана оказалась и на лице Боромира. Или его разбитая губа, где виднелась почти затянувшаяся царапина. Точь в точь такая же, как у нее. Она стремительно поднялась с места. Лицо ее попеременно то бледнело, то краснело, а в один миг в глазах вспыхнула нешуточная ярость. — Мы расстроили тебя? — практически прошептал Мэриадок, глядя, как шустро она скрылась за дверью своего флэта. Колыхнулась от такого напора закрывающая проход шторка. — Мне нужно подумать, — с тумбочки быстро был схвачен меч, и Итуилиэль вновь показалась снаружи. Зеленые глаза метали страшные молнии и сейчас затянулись темной пеленой, а голос срывался на звериный рык. — Если кто-нибудь будет меня искать — я на тренировочном поле. — Но тебе нельзя! — долетел вслед голос одного из хоббитов, но она его уже не услышала. Быстро перебирая ногами, она преодолела все многочисленные лестницы, оказываясь у подножья дерева, на котором раскинулось ее жилище. Она шустро пересекла перекинутый через небольшой ручей мост и наконец оказалась на большом поле, скрытом со всех сторон деревьями и раскинувшемся на полмили вперед. По бокам стояли стойки, сверху донизу занятые самым разнообразным оружием. От ножей до секир, от луков до метательных топоров. Все оно лежало ровными рядами, слегка поблескивая в лучах стоящего в зените солнца. Чуть подальше, ближе к кромке леса, стояло с десяток мишеней с небольшими красными точками посередине. На поле всегда кто-то был. Воины Лотлориэна каждый день оттачивали на нем свое мастерство. В воздухе слышались звуки скрещивающихся мечей, свист выпускаемых стрел и громкий смех стражников. — Смотрите кто к нам пожаловал, — из толпы эльфов, самого разного роста, телосложения и внешнего вида, отделился один, заприметив зашедшую на поле Итуилиэль. Его длинные светлые волосы были заделаны сзади в хвост, что было довольно привычным делом для Лотлориэнских воинов, а красивые голубые глаза смотрели на нее с плохо скрываемой насмешкой. — Здравствуй, солнышко. — Ещё раз меня так назовешь, Румиль, и не досчитаешься зубов, — рявкнула девушка, чем очень позабавила замолчавших при ее появлении эльфов. Они дружно рассмеялись, глядя на нее, будто на забавную зверушку. Ее приходам на их тренировочное поле они уже не удивлялись. — Ух, какие мы грозные, — брат Халдира улыбнулся и прокрутил в руке свой меч. — И с кем бренниль хочет сразиться? — Да хоть с тобой, белобрысый, — она вытащила свой меч, откидывая ножны в сторону. — Не боишься платьице замарать, милая? — подначил ее парень, подходя ближе. — А ты уже сдаешься, Румиль? — Ни в коем случае. Эльф нанес удар первым, сделав стремительный выпад вперёд. Она ловко от него увернулась, и меч лишь вспахал землю. Усмехнувшись, он вновь замахнулся, но и сейчас лишь разрезал воздух. Словно волчонок она вертелась по полю, каждый раз ловко уворачиваясь от оружия Румиля. Ее противники обычно всегда были в несколько раз большее нее, поэтому у нее было преимущество — она могла вот так уходить от любого удара, тем самым изводя того, кто их наносит. Очень скоро весёлый запал эльфа подошёл к концу, а на смену ему пришло раздражение. Он никак не мог позволить, чтобы его удела какая-то полуэльфийка. Девчонка ловко пыталась утомить его, но он тоже был не так просто. Поэтому когда она в следующий раз попыталась проскочить под его рукой — поставил ей подножку. Итуилиэль полетела вперёд, пропахивая носом землю, но быстро откатилась в сторону, спасаясь от его следующего удара, и неловко поднялась на ноги. Платье ужасно мешало, и она уже несколько раз пожалела о том, что так стремительно покинула свой флэт, не переодевшись в нормальную одежду. Тогда то их бой и завязался по-настоящему. Из защиты она перешла в нападении, в каждое свое движение вкладываю все ту ярость, что бурлила внутри и требовала выхода. Раз. Ей пять. Она получает свою первую настоящую рану. Не пустяковую царапину, что пройдет за несколько дней, а самую настоящую рану. Она вспорола кожу на бедре и ужасно жгла при каждом движении. Два. Ей семь. Она похожа на хулигана, который только что вышел из драки. Ее тело — одна сплошная гематома. Она не может ни лежать, ни сидеть, потому что каждое касание к телу приносит ужасную боль. Три. Ей четырнадцать. Она ломает руку в трёх местах во время обеда. Два месяца приходится провести, соблюдая строгие указания врача. Четыре. Ей двадцать. Спину ей пересекает страшная рана, в которой обнаруживается орочий яд. Она проводит в лихорадке почти неделю, то просыпаясь, то вновь уносясь в бредовую дрёму. Ей приходится яростно сражаться за свою жизнь, и несколько раз она чуть не умирает. Владычица Галадриэль была права: она ненавидела свою родственную душу. Она ненавидела того, кто принес ей столько страданий. И если им окажется Боромир, она просто этого не вынесет. Лезвие оружия Румиля задело ее плечо, вспарывая ткань платья и совсем чуть-чуть — кожу. Зашипев от боли, девушка на секунду открыла свою защиту и только чудом успела остановить меч противника прямо напротив своего лица. Ее глаза, будто покрытые болотной тиной, со злостью уставились в его ясные голубые, в которых вновь плескалась насмешка. — Закончили, — раздался позади строгий приказ капитана Лориэнской стражи, а вскоре и он сам появился в поле их зрения, входя в импровизированный круг, образованный эльфами, что смотрели на это представление. — Что за цирк вы тут устроили? — Ничего такого, Халдир, — Румиль опустил свой меч и свободной рукой вытер выступивший на лбу пот. — Я попросила его сразиться со мной, — упрямо вздернув голову сказала Итуилиэль. — Это, кажется, не запрещено? — Лекарь запретил тебе, а ты его ослушалась. Мало тебе было четырех дней беспамятства? — Ты не моя нана, Халдир, — огрызнулась девушка, нахмурив свои темные брови. — И хвала Эру! — сверкнул сталью в своих глазах эльф. — Терпеть твой вздорный характер чаще, чем раз в неделю мне не хочется. Он повернулся к ней спиной, обводя тяжёлым взглядом остальных воинов. Они выглядели пристыженными под его строгим взглядом. Как дети, что ждали наказания от своего родителя. — Возвращайтесь к своим тренировкам, — а затем вновь обернулся к ней, махая рукой куда-то в сторону. — А ты, бестия, будешь объясняться перед ними. На противоположной стороне поля за ними наблюдали Арагорн и Боромир. Оба были необычайно хмурыми, посылая в ее сторону взгляды один строже другого. Мысленно простонав, она подобрала с земли свои ножны, убирая в них меч, и направилась к мужчинам. — Лекарь сказал… — Я твоего мнения не спрашивала, — грубо оборвала попытку гондорца поговорить с ней, чем необычайно его удивила и прошла мимо. Ярость все ещё бурлила в ней. Накатывала волнами, накрывала с головой. Права Владычица Галадриэль и тогда, когда сказала, что она может в ней захлебнуться. — Остановись, Итуилиэль, — твердо бросил ей в спину Арагорн. — Твоего тоже. — Оставь ее, — мрачно сказал Боромир, буравя взглядом тонкий отдаляющийся силуэт, и положил руку на плечо дернувшегося в ее сторону Странника. — Ей нужно успокоиться.***
Вода стекала со спины тонкими струйками, согревая подрагивающее от холода тело. Она и сама не знала, почему ей было холодно — в ее комнате было тепло, хоть на улице и стояла глубокая ночь. А из малахитовых глаз текли слезы. Крупные капли падали в прозрачную воду в бадье, растворяясь в ней. Она все стирала их, пытаясь скрыть следы своей слабости от самой себя, но они лились снова, будто заколдованные. Грудь сотрясали частые всхлипы. Она вся тряслась им в такт. Зубы с яростной силой стучали друг об друга. А вода в бадье было обжигающе горячий. Так паршиво она себя ещё никогда не чувствовала. Так паршиво и так бессильно. Влюбиться в человека, что принес ей столько боли, столько страданий. Как она могла? Как могла предать свои собственные принципы? Она ненавидела себя за это. И Боромира. Ненавидела и любила одновременно. В груди что-то больно кольнуло. Кажется, так болит сердце, заливаясь горькими слезами вместе с ней. Может мудрая Галадриэль и здесь была права, сказав, что ей нужно отпустить? За спиной раздался судорожный вздох. Она замерла, кажется даже забыв, как дышать, и бросила взгляд через плечо. — Убирайся ко всем чертям. — Я не уйду, — голос Боромира прозвучал твердо. Свинцовые тучи его глаз внимательно осмотрели ее. Тусклый свет рыжих волос, намоченных водой, разметался по тонким плечам, что она обхватила руками в попытках согреться, и сейчас не скрывал ее спину. Он сжал кулаки, чувствуя расцветающую в них ярость. На самого себя, на Валар, на тех, кто сделал это с ней. Тонкая белоснежная спина, укрытая мелкими веснушками, словно покрывалом, была сплошь усеяна бледными шрамами. Они же виднелись на ее плечах, руках и, он уверен, они покрывали и ее грудь. Такое красивое и нежное тело было изуродовано его ранами. Боромир тяжело вздохнул, делая шаги к бадье, и опустился рядом с ней на колени. Сухая ладонь коснулась самого страшного шрама, что вдоль пересекал и его позвоночник тоже. Она неуловимо вздрогнула от этого движения, понуро опуская голову. Он чувствовал ее боль, что комом копилась внутри все эти годы. Чувствовал и понимал, какого это. В конце концов, он чувствовал себя точно так же, за исключением того, что из-за нее у него было не так много шрамов. — Так значит это правда, — наконец сказал он, сглатывая образовавшийся в горле ком. Он был в растерянности. Впервые в жизни он действительно не знал, что сказать. — Да, — просто ответила она и вдруг развернулась, неуклюже расплескивая воду за пределы бадьи. Несколько капель попало и к нему на одежду, но ему было плевать, по-большому счету. Подтянутые к груди колени скрывали ее нагое тело. Но даже так он видел, насколько она прекрасна. Даже такая заплаканная, с покрасневшими глазами-изумрудами, и с потухшим огнем в мокрых волосах. На впалых щеках ещё поблескивали слезы, и он, несмело протянув руку, стёр их. А она следила за каждым его движением, время от времени хлюпая носом. — Прости меня, — большой палец нежно коснулся уже почти зажившей губы, мягко проводя по ней. Итуилиэль забыла, как дышать. Она внимательно смотрела на его лицо, полное немого сожаления. Сердце внутри кричало, билось о грудную клетку и готово было выпрыгнуть наружу. — Прости за всю ту боль, что тебе пришлось вынести. Их глаза встретились. Буря и шторм. Небо и земля. Такие разные, но такие одинаковые. Оба — свободолюбивые гордецы, что предпочли звон мечей мирной семейной жизни. В конце концов, любовь понятие эфемерное и только оружие всегда будет верно тебе. Возможно, именно поэтому оба до сих не связали себя узами брака, считая это чем-то не очень приятным и крайне глупым. Но Боромир уже готов был сдаться, признавая, что эти мысли были так смешны, так по-ребячески наивны. Потому что почувствовал, как сильно бьётся в груди его сердце, стоило взглянуть на Итуилиэль. Как рвется оно прочь, в сумасшедшем желании обладать. Пальцы медленно поползли вверх. Мягко очертили линию скул, прошлись по виску и коснулись кромки волос. Она закрыла глаза, наслаждаясь такой нехитрой лаской, что тяжестью отдавалась где-то внизу живота. Ощущение было новым и пугающим, но неимоверно приятным. Он аккуратно заправил мешающую прядь волос за острое ушко. Такое маленькое — меньше, чем у обычных эльфов, — но такое красивое. Нежное, почти невесомо трепещущее от каждого его прикосновения. Она медленно открыла глаза, почувствовав тяжёлое дыхание на своих губах. Боромир был неимоверно близко. Настолько, что они почти что касались носами. Несмелый взгляд зелёных глаз скользнули вверх, трусливо сталкиваясь с тем темным желанием, что плескалось в его расширенных зрачках. А потом вновь вниз, к тонкой полоске сжатых губ. Они манили к себе, просили коснуться их, умоляли разрешить большего. Итуилиэль сама преодолела все то небольшое расстояние, что их разделяло. Она смелая девочка, что ей стоило первой поцеловать мужчину? Его губы были мягкими и теплыми. Совсем не такими она их представляла. Колючие волоски его бороды невесомо царапали ее тонкую кожу. Ее смелость пропала сразу же, стоило не почувствовать ответа на свое негласное разрешение к чему-то большему. Она отстранилась. Глаза Боромира были закрыты, словно от удовольствия, а лицо выглядело таким расслабленно-спокойным. От обиды нижняя губа попала в плен белоснежных зубов, что безжалостно кусали ее. Лицо неожиданно обхватили широкие ладони, притягивая ближе. Его рот совершенно жадно смял ее. Он целовал напористо и так умело, что от удовольствия сжались пальцы на ногах, а она отвечала. Совсем по-детски, потому что никогда раньше этого не делала. Плотно сжатых губ неожиданно коснулся кончик горячего языка. Он невесомо провел по ним, будто прося раскрыться, и они раскрылись. Из открытого окна ощутимо дунуло ветром, заставляя распаренную водой кожу сплошь покрыться мурашками. Боромир оторвался от нее, поблескивающими в темноте глазами осматривая тяжело дышащую девушку. Она была прекрасна, его нимфа. Пальцы зарылись в кудрявый беспорядок волос, ощутимо оттягивая их назад, открывая взору молочную шею. Такую тонкую и красивую. Горячие губы коснулись нежной кожи в невесомом поцелуе, а из груди Итуилиэль вырвался неконтролируемый стон. Такой пошлый и такой непривычный, что щеки покрылись стыдливым румянцем. Губы спускались ниже, зубы иногда мягко прикусывали. Мужчина почти что рыкнул, касаясь холодного плеча, и носом уткнулся ей в ключицу. — Останови меня, — за своим собственным желанием, что так непривычно завладело юным телом, набатом отдаваясь в голове, она с трудом услышала эти слова, сказанные твердо, но с плохо скрываемой мольбой. — Останови меня, девочка, иначе я за себя не ручаюсь. Вместо ответа она еле слышно всхлипнула, когда Боромир ощутимо прихватил зубами нежную кожу плеча и затем нежно провел по ней шершавым языком, будто извиняясь. Руки выскользнули из огненной гривы, спустились ниже, уходя под остывшую воду и сомкнулись на пояснице, вытягивая девушку вверх. Зашуршала стекающая с оголенного тела вода, послышался стыдливый вздох Итуилиэль и в следующий момент она уже стояла перед ним в полный рост. Полностью открытая, сияющая в лучах выглянувшей на небо луны, и неимоверно прекрасная. Мешковатая походная одежда скрывала всю прелесть ее нежного тела, что сейчас предстало перед его потемневшим от желания взором во всей красе. Руки судорожно пытались прикрыть небольшую округлую грудь — белоснежную, увенчивающуюся темными ореолами сосков. Тонкая линия талии плавно переходила в узкие, но невероятно крепкие от перекатывающихся под ними мышц, бедра. А маленькие, дрожащие от холода коленочки, с силой были сжаты. — Прошу, не смотри на меня так, — вместо упрямого язвительного тона, он услышал еле уловимый писк, настолько не вяжущийся с ее гордым характером. — Как? — Будто собираешься съесть меня. — Девочка, ты просто не представляешь, насколько сводишь меня с ума, — их губы встретились в яростном противостоянии, из которого оба хотели выйти победителями. Его ладони мягко перехватили ее запястья, вынуждая открыть его взору грудь, и потянули их вверх, чтобы сомкнуть за собственной шеей. Холодные пальчики зарылись в золото его волос, слегка оттягивая их. Мужские руки легли на бедра, нежно поглаживая их, а затем поднимая вверх, вынуждая их обладательницу обхватить его за талию ногами. Узкие щиколотки скрестились за его спиной, а лица наконец оказались на одном уровне. Итуилиэль нехотя оторвалась от этих желанных губ, что стали для нее долгожданным глотком воды. Она смотрела на него тяжело дыша, будто после долгого бега. Внимательно вглядывалась в добрый прищур его глаз, будто надеясь что-то найти на их дне. Одной рукой все так же держась за шею Боромира, второй она мягко коснулась его сурового лица. Холод ее пальчиков заставил слегка дернуться и прижать девушку ближе к себе. Подушечки мягко очертили суровый лоб, прошлись по щекам и наконец остановились у самого основания шеи. Прикрыв зелень своих глаз, она подалась вперед, словно слепой котенок наугад тыкаясь в мужчину. Ее слегка шершавые, но развратно мокрые губы коснулись самого уголка крепко сжатого рта, затем пошли в сторону, прокладывая дорожку влажных поцелуев к уху, пока острые зубки не сжались на его мочке. Подавив вырвавшийся их груди громкий стон, он в несколько шагов дошел до ее кровати, скромно стоящей в углу комнаты, мягко укладывая девушку на нее сверху. Соприкосновение спины с холодом простыней заставило ее выгнуться, словно кошку. — Ведьма, — его губы беспорядочно покрыли поцелуями нежное лицо, собирая каждую веснушку, что маленькими огоньками светились на нем. — Прекрасная нимфа, — шершавые, покрытые мозолями пальцы коснулись соска, мягко сжимая его. — Моя девочка. Будто ненормальный, он касался каждого доступного места на ее теле, словно в бреду шепча: «Моя». А она стонала под ним, извивалась, словно змея и, кажется, совершенно не была против.***
Утро вступило в свои права внезапно. Затянуло сонно отпирающийся Лориэн в свои объятья, прогнало ночь из каждого его уголка. Солнце ласково заглянуло в каждое окно, играючи щекоча показывающиеся из-под одеял части тела. Итуилиэль сладко потянулась, прежде чем раскрыть глаза. Взгляд уперся в деревянный потолок, украшенный витиеватыми рисунками каких-то неведомых ей цветов. Легкая слабость во всем теле приятно тянула в мышцах, а на губах сама собой расцвела счастливая улыбка, стоило ей вспомнить все события этой невероятно долгой ночи. Голова повернулась в сторону, в надежде увидеть красивое лицо Боромира, мирно посапывающего, подмяв под себя ее подушку. Но взгляду предстали только пустые простыни. Ни намека присутствия на них мужчины, как будто его тут никогда и не было. Она резко села в постели, прижимая к груди легкую простынь. Может все лишь было лишь сладким плодом ее воображения? Девушка резво подскочила с кровати и, спотыкаясь об полы простыни, подбежала к висящему на стене зеркалу. На ее шее кровавыми бутонами сияли оставленные гондорцем засосы, окончательно уверяя ее, что это был не сон. Нехороший червячок предчувствия закрался в сердце. Она быстро надела на себя платье, порванное на плече после боя с Румилем. Не удосужившись ни спрятать следы на своей шее, ни причесаться, она вылетела из флэта. Чуть не навернувшись несколько раз на лестнице, она наконец оказалась внизу, чувствуя, как холодеет внутри от открывшейся картины. Шатров, что когда-то были расставлены для братства, не было. Не было и их вещей. Не было и их самих. Она почувствовала себя брошенной. Ее, словно какое-то мешающееся недоразумение, решили оставить в Лориэне. Выбросили, будто ненужную деталь. — Ты проснулась, — голос Халдира за спиной заставил ее резко обернуться. Он выглядел спокойным в отличии от нее, у которой на глаза наворачивались слезы. — Где… где они? — пытаясь справиться с рвущимися наружу рыданиями, спросила она. — Уже далеко отсюда, вероятно, — эльф безразлично пожал плечами, но взгляд его неожиданно потеплел, видя ее совершенно детскую растерянность. — Я должна… — она судорожно закусила губу, о чем-то задумавшись. — Я догоню их. Попрошу у Владычицы лошадь. Точно. Сорвавшись с места, она рванула в сторону лестницы, намереваясь добраться до своего жилища, чтобы собрать вещи, но была остановлена. Руки капитана Лотлориэнской стражи перехватили ее поперек талии, удерживая на месте. — Пусти меня, Халдир! — яростно закричала она, забившись в его рука. — Пусти немедленно! Я должна! Должна! Что именно должна, сказать она не успела. Из груди вырвался всхлип. За ним еще один и еще. А по щекам покатились крупные горошины слез. Она уже не предпринимала попыток выбраться, только старательно пыталась справиться с рыданиями. — Тише, Весна, тише, — он развернул ее лицом к себе, позволяя уткнуться в жесткую ткань формы стражей. Широкие ладони мягко заскользили по спине. — Успокойся, бестия. Все не так просто. — Что это значит? — выдавила она, сквозь череду всхлипов, чувствуя, как болит внутри брошенное сердце. Как плачет внутри вывернутая наизнанку душа. — Боромир просил передать тебе. Настойчиво отстранив ее от себя, он вручил ей письмо. От застилающих глаз слез вся картинка расплывалась, но она взяла его, чувствуя, как трясуться руки. — Прочитай его и ты все поймешь, — Халдир несмело коснулся ее лица, смахивая с него слезы. А потом в его взгляде вновь сверкнула сталь, словно и не было этого момента слабости. — И даже не думай сбежать. Мои стражи тщательно охраняют каждый выход из леса. Зашуршала бумага разворачиваемого письма, а взгляд быстро заскользил по строчкам, написанным красивым, явно мужским почерком.Моя прекрасная Маха, прости меня за всю ту боль, что я причинил тебе и за ту, что причиняю сейчас. Никогда я не надеялся, что мое черствое сердце сможет полюбить, но ты, прекрасная нимфа, смогла растопить в нем лед своим светом. Ты как солнце, что ворвалось в мою жизнь, неожиданно согревая ее своим теплом. И единственное, чего я хочу, — чтобы твой свет никогда не угас и не потускнел. Если со мной что-то случиться, я хочу быть уверен, что рядом с тобой будут те, кто смогут помочь, ведь твоя жизнь в моих руках. А моя — в твоих, и я бы не смог представить никого, кому смог бы ее доверить больше, чем тебе. Мое сердце отныне принадлежит тебе, моя девочка. Береги его. Я очень надеюсь, что когда-нибудь смогу еще взглянуть в зеленый огонь твоих глаз, что свели меня с ума, а пока лишь буду трепетно хранить их образ у себя в голове.
Когда она несколько раз перечитала это письмо и подняла взгляд вверх, Халдира рядом уже не было. Она снова была одна. Только внутри теперь, вместо яростно бьющегося сердца, зияла пустота.***
Шесть дней прошли, словно в тумане. Итуилиэль больше не приходила на тренировочное поле. Она вообще больше не выходила из своего жилища. Целыми днями она только и делала, что лежала на своей кровати, бездумно глядя куда-то в потолок. Боли не было больше. Ей было грустно, одиноко, но никак не больно. Она простила Боромира на третий день ее одиночного пребывания в Лориэне, понимая, что он прав. Она не знала, правда ли он пытался сохранить ее жизнь или переживал за свою, что зависела от взбалмошной полуэльфийки, но знала, что по-отдельности и правда было безопаснее. Так и просуществовала она почти неделю в Карас Галадоне, пока ночью с шестого на седьмой день сердце не кольнула неизвестная тревога. Она была такой сильной, буквально пожирающее ее изнутри, и схватила ее в свои стальные тиски так крепко, что девушка еле смогла сделать вдох. Она задыхалась, тонула в этом чувстве, понимая одно. Что-то случилось с Боромиром. Или скоро случиться. Не было времени долго думать или составлять план, и вот она уже стоит посреди Лотлориэнской конюшни, облаченная в свою привычную походную одежду. Заплетенные в неумелую косы волосы скрывались под складками капюшона, ножны, с заключенными в них острым мечом, висели на поясе, а за спиной торчали лук и полный колчан стрел. Город давно погрузился в сон. Даже лошади мирно посапывали в своих стойлах. И только красавица луна не спала, внимательно глядя на нее со своего места. И почему-то именно сейчас девушка подумала, что все это так глупо. Что если с ним все в порядке? Что если она все себе напридумывала? Но сердце упорно твердило обратное, не соглашаясь с мозгом. «Ты сомневаешься, дитя», — она испуганно дернулась от голоса в своей голове и обернулась. Владычица Галадриэль стояла у самого входа в конюшню. Все такая же прекрасная и сияющая. — «И это правильно. Так и должно быть.» — Что же мне делать? — прошептала Итуилиэль, смотря, как на губах эльфийки появляется мягкая улыбка. Плавно двигаясь, она подошла к ней, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. «Ты должна это решить сама. Я не вправе делать за тебя выбор, только могу подсказать правильный путь.» — Подскажите, прошу вас, — ладонь Галадриэль легла ей на щеку. От этого прикосновения внутри стало спокойно и по-родному тепло. «Прислушивайся к тому, что велит тебе сердце, потому что любовь она не здесь», — пальцы в успокаивающем жесте коснулись лба, а потом спустились к груди, туда, где под слоем одежды раздавался мерный стук. — «Она здесь.» Кажется, Владычица все поняла по ее взгляду, вмиг ставшему решительным, и подошла к одному из стойл, отворяя его. Оттуда, с готовность стуча по земле копытами, вышел белоснежный конь. И только на лбу его сияла черная звезда. — Неужели это… — Итуилиэль восторженно ахнула, видя искру понимания в его больших умных глаза. «Да, дитя. Сулмелдир — меарас[14] и самый быстрый конь, что я могу тебе дать», — эльфийка ласково огладила животное по загривку. — «Они движутся по Андуину к Осгилиату. Торопись, милая, если не хочешь опоздать. Не беспокойся насчёт стражи, Халдир знает, что я разрешила тебе покинуть Лориэн.» — Спасибо за вашу доброту, Владычица. «Полно, Итуилиэль», — кончиком пальца она подцепила ее подбородок, что вместе с головой почтительно склонился вниз. — «Не позволяй свету внутри тебя погаснуть и помни: Великий Рог зовет, когда ему требуется помощь.»***
Она пересекла Сарн Гебир только к вечеру третьего дня. Двигаться приходилось на износ. Они останавливались только тогда, когда Итуилиэль от усталости начинала выскальзывать из седла или Сулмелдир отказывался двигаться дальше, требуя отдыха. Умный конь. Он был достаточно неприхотлив, требуя лишь пару часов сна и воды. Будто чувствуя напряжение своей наездницы, он скакал так быстро, как только мог. За все это время у нее в кровь расцарапалась ладонь, а сразу после этого скулу обожгла тонкая царапина. Это все, что она смогла узнать о состоянии Боромира. Лучше, чем ничего, хоть этого и было непозволительно мало. К утру четвертого дня они пересекли северную границу Гондора, оставляя позади столпы Аргоната. Величественные статуи Исильдура и Анариона уходили на четверть мили вверх. Они были похожи на живых — настолько умело сделали их гондорские мастера. Через час они оказались на западном берегу Нен Хитоэля, где решили сделать остановку, когда услышали его. Звук рога волной прошиб ее тело насквозь. Девушка так и замерла, не донеся яблока до рта, чувствуя, как пробирает ее животный ужас. Великий рог зовёт, когда ему требуется помощь. Говорят, что у рыжих нет души. Но Итуилиэль точно знала: у нее она есть. Иначе, что внутри зашлось судорожными рыданиями после этого звука? Что заставило пустить Сулмелдира быстрее, выжимая из него максимальную скорость, прося, умоляя его успеть? «Ты только держись», — кричало сердце, в бешеной попытке выбраться из грудной клетки. А руки крепче, до побеления костяшек, стискивали поводья то ли в попытках сдержать рвущиеся наружу рыдания, то ли пытаясь удержаться в седле, из которого так и хотелось выскользнуть, без сознания падая за жёлтую траву. У кромки леса, из которого донёсся громкий звук рога, они остановились. Она со всей имеющейся силой натянула поводья, поднимая коня на дыбы в попытках остановить, понимая, что дальше им не проехать. — Возвращайся домой, Сулмелдир. Спасибо тебе за все, — она мимолётно коснулась ладонью морды животного, а в следующую секунду сорвалась с места. Lara Fabian — Adagio Итуилиэль бежала изо всех сил, совершенно не чувствуя боли в задыхающихся от такого темпа лёгких, ловко перепрыгивала через стволы поваленных деревьев. Она летела туда, куда звал ее рог. Туда, куда звало ее сердце. И тогда она услышала звук рога во второй раз. Прозвучал он не менее яростно. Ноги понесли ее сильнее. Она так боялась не успеть. А потом услышала голос Боромира. Он велел кому-то уходить. И поняла что она уже близко. Настолько, что уже видела его мощную фигуру, сражающуюся сразу с несколькими урук-хаями. Губы были плотно сжаты, а глаза пылали непередаваемой ненавистью. Она остановилась, молниеносно доставая из-за спины лук. На тетиву легла стрела и тут же просвистела в воздухе, попадая в прорезь шлема ближайшего к Боромиру орка. Мужчина так и замер, увидев ярко-красное оперение, и глаза его расширились. В них появилась такая щемящая душу боль, когда он обернулся, взглядом выхватывая тонкую фигуру у кромки леса. Он не видел ее лица, спрятанного в темноте капюшона, но точно знал, кто это. И, черт возьми, как же ему хотелось ошибаться. Она ловко отстреливала одного орка за другим, когда поняла, что стрел в ее колчане больше не было. Тогда ставший бесполезным лук был яростно отброшен в сторону, а в руку привычным жестом лег меч. Итуилиэль выпрыгнула из своего укрытия и тут же смертоносной воительницей обрушилась на ближайшего к себе урук-хая. Где-то позади кидались в противников камнями Мэри и Пипин, а недалеко от них Боромир рубил врагов направо-налево. Она с явным удовольствием вытащила измазанный черной кровью меч из тела убитого орка, когда почувствовала адскую боль чуть ниже ключицы. Из груди вырвался болезненный крик, и она еле смогла удержаться на ногах, воткнув в землю острие меча. На рубашке липким пятном расплылась кровь, струйками стекая ниже. Итуилиэль обернулась. Боромир упал на колени, не в силах выдержать боли, а с губ сорвался хриплый стон. Но в следующий момент он с ещё большей яростью бросился на своих врагов, все так же с лёгкостью одолевая их одного за другим. Лишь лицо его неуловимо морщилось при каждом движении. Один из орков подобрался к ней сбоку. Удар его заключённой в латы ноги пришелся ей в бок. Тело пронзила ужасная боль, когда она упала на землю. Слетел с головы капюшон, выпуская наружу огонь ее кудрей. Рот раскрылся в немом крике. Она задыхалась. — Итуилиэль! — раздался грозный окрик Боромира, но она ничего не могла ответить. Кажется, это был конец. Из последних сил рука метнулась к голенищу сапог, доставая оттуда нож, который в следующее же мгновение попал в открытый участок шеи подходящего к ней орка. Она перевернулась на живот, пытаясь подняться на четвереньки. Следующая стрела угодила Боромиру в живот. Он закричал, дернувшись от боли назад, и вновь припал на одно колено, а Итуилиэль лишь с силой сжала зубы, чувствуя, как текут по щекам слезы. Невероятна боль пригибала ее к земле. Не смогла. Не спасла. Дрожащие ноги плохо держали ее, когда она поднялась, прихватив оружие одного из убитых ею орков. Она плакала, но все равно яростно им размахивала. А недалеко от нее поднялся с колен Боромир. У него не было сил, но он дрался на последнем издыхании. А потом она окончательно упала. Ноги подвели ее, подкосились. Следующая стрела пришлась на середину груди. Итуилиэль свернулась калачиком на холодной земле, чувствуя, как пробирает тело болезненная дрожь. С громким воинственным кличем кинулись со своими клинками им на подмогу Мэри и Пипин, но тут же были подхвачены на руки урук-хаями. Они бились в их руках, кричали. Но громко стуча латами орки покинули поляну. Остался только один. Тот вновь поднял свой лук, видимо собираясь добить Боромира. — Нет! — она и сама не поняла, как из нее вырвался настолько мощный крик. Усталый взгляд мужчины нашел ее, полный бессильного ужаса. И в нем загорелась такая боль, а следом за ней — разочарование. В себе, в собственных силах, в ней… потому что не осталась в Лориэне. Орк обернулся на нее, удивленный, видимо, что она ещё жива. И тут же навёл оружие на нее, мерзко ухмыляясь. Но был сбит подоспевшим на зов рога Арагорном. Он повалил его на землю, и между ними завязался такой яростный бой, что оружие высекало искры. Итуилиэль несколько раз глубоко вздохнула, поднимаясь на четвереньки. Совсем чуть-чуть. Ей нужно преодолеть совсем немного, чтобы добраться до Боромира. Из уголка рта нежной струйкой вытекала кровь. Каждое движение доставляло нешуточную боль, от которой хотелось завыть, заплакать и окончательно упасть. Но упрямства ей было не занимать. — Зачем ты сюда пришла, девочка, — в его глазах — двух грозовых тучах — стояли слезы, что дождем готовы были излиться из них. — Потому что люблю тебя, — ладони обхватили колючие щеки, а губы коснулись губ. Привкус металла на языке раздражал, но ничего нельзя было с этим поделать. — Потому что была так глупа, думая, что мне нужна свобода. Кровь в перемешку со слюной потекла по подбородку, падая на ткань одежды. Каждое слово давалось с таким трудом, будто в горло ей засыпали песок, а руки от напряжения мелко подрагивали. — Мне не нужна моя свобода, если в ней не будет тебя. — Храбрая Маха, — его рука смахнула катящуюся по лицу слезу, а шершавые пальцы огладили ее впалую щеку. — Не существует слов, что выразят насколько ты прекрасна, Итуилиэль. Она зашлась рыданиями, уткнувшись в жёсткую ткань его рубахи. Тяжёлая ладонь легла на затылок, а пальцы зарылись в огненную гриву. Такую мягкую. Пахнущую апельсинами. Такими же сладкими и сочными, как она сама. Теперь он точно знал насколько были правдивы его мысли тогда. Она чувствовала, как боль медленно покидает ее тело, а вместе с ней уходит и жизнь. Медленно, будто нехотя, отпуская кусочек за кусочком. — Глаза… — губы его еле разомкнулись, чтобы сказать такое простое слово. Итуилиэль все поняла. Подняла зареванное лицо с его груди, давая ему последнюю возможность насладиться зелёным огнем ее глаз. — Прекрасны… А потом взгляд ее потускнел. Потух пожар в ее волосах. И она просто упала, забывшись вечным сном. Но сама она никогда не будет забыта. Память о ней будет жизнь вечно в сердцах всех, кто когда-то ее знал. Память о девочке-солнце с храбрым сердцем. Память о Итуилиэль — девушке, что больше никогда не будет одинока.***
А много лет спустя, когда утихнет в душе Владыки Элронда плач по утерянному ребенку, он возьмёт в руки меч, что много раз спасал упрямую Итуилиэль и свободолюбивую Весну, и даст ему имя: Онинд, что будет означать «Хранитель душ».