Я долгое время жил во тьме. Я привыкал к ней, и в конце концов тьма стала моим миром. Декстер Морган.
Угрюмый стук холодных капель разносился глухим эхом по пещере, обречённой на вечную мглу, по пещере, у которой никогда не было и не будет возможности выбраться из безнадёжной темноты. Если бы можно было бы описать эту бездну как человека, то, вероятно, душа этого человека прогнила и стала ничтожной. Настолько ничтожной, что само нахождение в ней могло свести с ума, превратив в такое же убожество. Мальчишка изо дня в день находился в этой пещере, теряясь в каменных стенах, впитывая мрак и противную влажность сырой земли, в некоторых местах уже замшелой, никуда не годной. Обезображенное лицо юноши посерело, некогда густые темные волосы потускнели, сделав его вид крайне печальным. Картина отдавала унылостью и безнадёгой, будто художника самого мучили его внутренние демоны, медленно пожирая его грешную душу, закусывая ясным рассудком, не оставляя после себя совершенно ничего. — Обито, — раздался голос, подобный дверному скрежету. — Этот мир ничего не спасёт. Он прогнил изнутри. — Нет! — мальчонка перешёл на крик. Крик, теряющийся в горьких слезах. Слёзы текли из глаз и из носа, оставляя мокрые следы. Обито захлёбывался в них, заходясь в страшном кашле, дерущем горло и приносившим только ужасную боль. — Ты не понимаешь? Ты, твои друзья и все надежды на людей ничтожны, как и эта пещера. Одно лишь твоё нахождение в этом месте и невозможность из него выбраться подтверждают мои слова. Ты — никто. Твоё существование незначительно и теряется песчинкой в вечном кругу неудач и грехов человечества. Ты тоже прогнивший. Единственное, что ты можешь сделать — помочь мне изменить мир, быть верной пешкой в этой игре, — закончил Мадара. Обито пытался не слушать, не поддаваться давлению, но уже начал сомневаться. Долгий плач помутнил разум, голова трещала, а горло пересохло и саднило. Слёзы всё ещё скатывались по щекам, обжигая их. Мальчишка тяжело дышал и хрипел. Он молчал, и этой тишиной всё больше погружал себя глубоко в омут.***
Горькая история Обито не могла закончиться так просто, не успев распуститься цветком, или же, в данном случае, беспамятно сникнуть. Дни в неприветном подземелье тянулись адски долго, заставляя юного пленника донельзя терзаться, спасаясь от беспощадных теней, желающих выкрасть всё тепло его сердца. Сердечная теплота с каждой минутой пребывания Обито во мраке бесчувственных стен угасала, растворяясь в ледяном воздухе, который ошпаривал кожу так, словно тысячи остроконечных осколков льда впивались в неё, разрывая нежную плоть в мясо. Отсутствие правой руки каждую секунду напоминало о той боли, которую пришлось пережить при обвале. Он вспомнил и о том, как ни секунды не думая отбросил своего приятеля в сторону, приняв весь удар на себя. Нет, он не жалел себя. Обито искренне грелся той мыслью, что его друзья живы. Они продолжали жить. Жить в мире без него. Мгновение. Кулак мальчишки со всей силы врезался в деревянное изголовье кровати. Громкий стук. Резкая боль мигом охватила костяшки. Мелкими струйками начала сочиться алая кровь, стекая по тому же изголовью, окрашивая дерево и простыни красным. «Обещай мне, Обито. Обещай, что не сдашься.» Забытая некогда фраза ударила ему в голову. Она начала с безумством повторяться, как будто пытаясь извести юнца. «Обещай мне, Обито. Обещай, что не сдашься.» Ещё раз. «Обещай мне, Обито. Обещай, что не сдашься.» И ещё раз. «Обещай мне, Обито. Обещай, что не сдашься.» Простые слова сокрушительно давили на неокрепшую психику, оставляя глубокие и рваные раны, которые болят больше всего, от которых образуются ужасно уродливые рубцы, которые напоминают о трагическом изломе, нарушении привычных порядков внутри невинного ребёнка. — Нет. — будто сам не веря себе, просипел Учиха. — Я вернусь. Я не мёртв. Я не поддамся. Рука напомнила о себе неприятнейшей болью. Отпрянув, Обито положил кисть на оставшийся глаз, вытирая слезинки по привычке. Кровь размазалась по лицу, смешиваясь со слезами и болью. После этого случая Обито отбросил все сожаления, прикладывая усилия для того, чтобы выбраться оттуда. Из этой лощины смерти, отдающей противной гнилью и влагой. Его цель — сдвинуть этот чёртов камень, символизирующий угнетение и одно из главных препятствий Учиха. Днями и ночами, привыкая к новому телу, выискивая все его сильные и слабые стороны, продолжались усердные тренировки. Мальчишка истязал себя ими, но упорство брало верх над болью и слабостью. Мадара временами наблюдал за ним, моментами удивляясь его стойкости. Но план был продуман до конца, поэтому он, не беспокоясь, сидел и наслаждался затишьем перед бурей. Надеждам, вскоре разбившимся о суровую и жестокую реальность, надеждам, превратившимся в ненависть.***
Я была бы рада сказать, что будущее мальчика переливалось радужными красками, но никто не поверил бы в это. Всё было предрешено ещё при обвале. Не верили и Зецу, явно наслаждавшиеся страданиями юнца. Они заваливали Обито глупыми вопросами, ехидно хихикая. Интеллектом мутанты обладали незаурядным, а характером раздражающе наивным и беззаботным. Но юному Учиха приходилось проводить с ними всё время, выслушивая очередной бред.— Мальчишка из клана Учиха — дурак, Не выйти ему из пещеры никак!
Колкие насмешки раззадоривали юношу, но он и не думал сдаваться. — Закройте рты! Идиоты! — крикнул Обито, и вскочил с кровати, бессмысленно размахивая руками. Ему казалось, что все-таки эти чудливые существа не так бесполезны. Изредка, помимо глупых разговор и насмешек, они могли помочь ему в тренировках. Конечно по-своему, но помощь — есть помощь. Тренировки давали о себе знать, мальчишка стал крепче и сильнее. Не только телом, но и духом. Многим людям могло бы показаться, что такого человека нельзя сломать, что такой человек выстоит огонь и воду, и добьётся своего. И, возможно, они были бы правы, но лишь отчасти. Будучи в конохе он тренировался, правда, по-другому. Тогда целью было обойти своего соперника. Простое ребячество. Хоть Какаши и был раздражающим, сейчас Учиха начинает скучать по нему. Интересно, как отреагирует Хатаке на его «воскрешение». И не только он. Вся его команда. Не терпелось увидеть шокированные лица Какаши и Минато-сэнсэя, неверящие и мокрые от слёз глаза Рин, её крепкие объятия. Так вот, о цели юного страдальца. Теперь его цель — возвращение к друзьям. В особенности к Рин. Она была его солнцем, ярким и прекрасным, озаряющим его путь, той самой надеждой, той самой мотивацией. Нохара лучшее, что случалось в его жизни. Обито не хотел терять Рин. Больше, он готов был защитить её ценой своей жалкой жизни. Испытать любую боль, что есть на свете. Абсолютно любую, кроме боли потери той, ради которой жил. Из болезненных рассуждений его вывели Зецу.— Прибери души бардак, Не сдавайся ты, слабак.
— Закройтесь! Я достигну того, что хочу. Любой ценой, — голос с каждым словом становился тише. Но это угасание не было плохим знаком. Обито говорил чётко и уверенно.— Докажешь, дурак, нам это на деле, Раз хочешь ты так, чтоб мы обомлели.
На издевательства Обито лишь фыркнул, продолжив свой путь, чтобы не быть поглощённым тьмой. Он вновь хотел обрести своё солнышко. Своё солнышко — Рин Нохара.***
Ступор. Мимолётность самого страшного кошмара. Кровь, брызнувшая на лицо, по которому уже стекали слёзы непонимания и сожаления. Глаза девочки полные раскаяния о своём безрассудном действии, они были стеклянными, уже блестевшими от прозрачных слёз. Одна такая покатилась по бледной щеке, стекая вниз и исчезая в сырой земле. Её лицо, застывшее в немом крике, потускнело. Боль резко отдала в горло. С кровавым кашлем вышло тихим хрипом имя — Какаши. Последний лепесток прекрасного цветка, не успевшего до конца распуститься, опал. Рин рухнула на холодную землю подле Хатаке, сражённого, словно от удара катаной, подразумевавшего собой ощущение горечи и скорби, омрачающих юное сердце. Мальчишка свалился на колени, опираясь на руку, которая была по локоть в чужой крови. Противная жидкость прилипала к одежде, окрашивая её в оттенки алого, распространяясь тошнотворным запахом, от которого кружило голову, вызывая рвотные рефлексы и отвращение. — Рин, — сипел, будто задыхаясь, сдерживая отчаянные визги и крики печали, юноша. Юноша, уничтоживший то, что обещал защищать другу перед смертью. Картина являлась душераздирающей до невыносимости. Боль, боль и ещё раз боль, пронзающая сердце, разрывающая его на мелкие кусочки, подобно атомам. Обито не понимал, что произошло минутами позже, время будто замерло. Слёзы лились ручьём, стекая по бугристому шраму. Момент смерти Рин прокручивался в голове снова и снова, её лицо, её слезы, её глаза, наполненные мольбами о прощении. Глаза обоих заиграли красными красками, завертелись томоэ, образуя новый уникальный узор. Для кого-то такой узор покажется красивым украшением великих и известных глаз, силой, которую дал обладателям всесильный прародитель. Но никто и не хочет понять, что нужно пережить. Никто не захочет впитать всё до мельчайшей крупицы ощущения пустоты и рези в сердце, когда-то любящем нечто настолько сильно до скрежета зубов. Глаза, которых все боятся, а из-за этого ненавидят, познали боль потери самого ценного в жизни. Они тоже любили, они тоже хотели дарить тепло! Но нещадно обожглись, сгорев дотла, спрятав в себе всю любовь до последней капли внутри, и закрыли на тысячи-тысячи замков, щеколд и преград. Страшное проклятие обладателей глаз преследовало их веками, сжирая всё хорошее, что есть в человеке. Какаши упал наземь с глухим ударом. Это заставило Обито прийти в себя, вернуться в горькую реальность, где для него нет смысла жить. С уст сорвался пронзительный вопль, безысходный и жалкий, сердцебиение участилось, а в глазах читалась ненависть ко всему на свете. — Не прощу! — кричал что есть мочи Учиха. Ослепленный гневом, он рванулся, совершенно не задумываясь ни о чём, в приступах панической атаки и злости. Все эти чувства поглотили его. Новое тело среагировало на эмоции. Из мальчишки пробились острые и сухие ветви, символизирующие его душу. Они угрожающе торчали, первоначально испугав АНБУ Киригакурэ, которые на тот момент догнали молодых шиноби Конохи. — Кто это?! Подкрепление?! — шокировано вопил вражеский отряд. И они ринулись в атаку. Учиха убивал безжалостно, абсолютно не сожалея им, этим мерзким ниндзя Тумана. Древесные техники были сильным оружием, которое впивалось внутрь кожи противников, раскрываясь ещё более тонкими и острыми ветками, они доставляли ужасную мучительную смерть. Обито, подобно разъярённому зверю, нападал на каждого, кто попадался под руку. Совершенно на каждого. Поле боя. Уже пустое, не осталось никого из того отряда. Все были убиты руками маленького мальчика, сердце которого накрыла небывалая буря, сметающая на своём пути все амбиции и мечты. Вокруг Обито разлилось море крови, которое переливалось медно-багряными красками под лучами луны, а та в свою очередь отражалась в лужах, окрашиваясь в алый цвет. Луна выглядела безумной и кровавой. Из-за обилия крови чуялся мерзостный запах железа, сводивший мозг с ума от своей отвратности. Голова гудела, вдыхая гадкий смрад, окутавший воздух. В отвратительном воздухе витало мерзкое тепло, прилипающее к коже, заставляя хотеть смыть всю эту грязь с себя. Слёзы застилали лёгкой пеленой глаза мальчишки, они смешались с чей-то кровью на его лице, медленно стекая вниз. Он на дрожащих ногах добрался до девочки, лежащей в собственной тёмно-алой жидкости. В груди зияла глубокая дыра, оголяющая рваную плоть розовато-красных оттенков. Личико Рин застыло в безмолвном ужасе, дорожки слёз уже высохли, сверкая маленькими кристалликами соли, подбородок тоже был в крови, уже запёкшейся и не такой свежей. Обито свалился пред любовью всей его жизни. Тело покрылось мурашками, испуганно подрагивая. Руки с трепетом потянулись к покойнице, приподнимая и аккуратно укладывая бездыханное тело на колени. Девочка, бывшая его последней надеждой, солнцем и путеводителем в непроглядной тьме, лежит, укутанная вечным сном. Обито видел кровь, лужу крови его любимой, и не мог уже от отчаяния и пустоты выговорить ни единого слова, но безграничная и невероятная ненависть наполняла всё его существо, искореняя всю надежду, которая будто уже догорала в печи мрака. Он долгое время жил во тьме. Он привыкал к ней, и в конце концов тьма стала его миром.