Разговор с дьяволом ночью на кухне

      Слушай… Хочешь кое-что расскажу? Только не смейся. Хотя, знаешь, похуй, смейся. Я сейчас слишком пьян. Эта история кажется мне ужасно смешной. Грех не рассказать. Отвечаю… Есть сигаретка? Нет?.. Хэй, Давид, кинь пачку… *ловит брошенную пачку, зажимает сигарету зубами*       Шпашибо, братан. *гравированная Зиппо щёлкает, обдавая неровным огнём кончик сигареты, лёгкие заполняются дымом*       А ты чего, не куришь? Типа здоровый образ жизни, все дела? Наверное, не бухаешь, а культурно выпиваешь, да? А порох? *небрежно показывает на стол, где лежит маленький пакетик с розоватым порошком и рядом карта Пятёрочки*       Нет? Да какого хуя ты тут забыл вообще, святоша? Ха-ха. Ну ладно, ладно, я шучу. Молодец на самом деле, вот что могу сказать. Я тоже пытался, честно, но с моими полудохлыми нервами такое не прокатывает. Блять, кажется, я сиги-то курю уже сто лет. Помню, примерно в пятом классе мы с пацанами откуда-то достали пачку Альянса, он стоил тогда по восемь рублей, прикинь. Хранили её и берегли, как зеницу ока, прятали за батареей в раздевалке, в самый дальний пыльный уголок засовывали. Курили не взатяг даже, потому что не умели. Да и сигареты сами по себе были тяжёлые. Мы больше от них кашляли и воняли, чем наслаждались процессом, но не переставали это почему-то делать.       Однажды наше великое сокровище нашли. Мальчиков нашего класса поставили на ковёр. Почему именно нас, я так и не понял, наверное, кто-то сболтал. А мы мелкие, тупые, стоим трясёмся. Никто не хочет признаваться. Учителя нас уже и так, и эдак угрозами, мол признайтесь, чьё конкретно, и родителям не скажем. Уверен, что в принципе ничего бы не произошло плохого, нас всех отпустили бы с миром, но тут Женька, трусливое чмо, на меня пальцем внезапно тыкнул. Проблеял невинным голосочком: «Это Адам принёс». Я просто в текстуры провалился, побелел, позеленел, слова позабыл все. Стою, не понимаю, на хуй он так сказал. Просто ЗА-ЧЕМ? Мы ж в одной лодке, зачем меня спихивать? Скажи же, гондон, да? *затягивается, кривится, сплёвывает смачно с окна, следом кидает во тьму окурок*       Самая подстава, что я к пацанам обернулся, думал, они отрицать клевету начнут, а эти крысы глазки потупили, языки в жопу засунули. Нашли козла отпущения, называется… А я никак не мог догнать, с какого хуя именно я этим козлом стал… Понимаешь, мы учились в специализированном лицее, у многих родители были строгие, но у Евгеши нашего была только мамка, ну ещё бабка старая, которые чуть ли не жопу целовали его, холили и лелеяли. Они бы его даже не обругали, признайся он, что сиги его. Но суть была не в этом. А в том, что он на меня свалил всё. Ну совсем зря. Мои родители были конченые люди. Повёрнутые обскуранты. Фанатики. Для них узнать, что маленький любимый сыночек, которого они дрессировали, как идеальное послушное существо, взял в рот грязную раковую палочку, да не просто взял, а ещё принёс в школу и начал искушать остальных детей, было равносильно концу света.       «Позорище! Иди отмывай свой мерзкий рот с мылом!» — кричала мать. Ха-ха! Знала бы она сейчас, что никакие тонны мыла не способны очистить мой греховный рот.       «Гнусный негодник, посрамил нас перед всеми. Как ты мог! Ну я тебя проучу…» — кричал отец, приплетая потом ещё зачем-то нашу диаспору. Он выдёргивал из штанов ремень так яростно, что парочка петличек сорвалась к херам. До сих пор помню эти мерзкие щелчки и звон пряжки. Помню, как глупо я, ревущий, пытающийся тщетно оправдаться, попытался дать дёру (раньше меня ремнём не лупили, только ладонью, и я не знал, чего ожидать).       Меня рывком откинуло на диван, первый удар зарядил по спине, не по заднице. На второй меня, блошку брыкающуюся, отец сдавил за загривок, и давай хлестать, приговаривая какую-то молитву. Не пресловутый Отче наш, нет, а какую-то другую на особенный случай. В тот момент в ушах пиздецки гудело и мне показалось, что отец заговорил на совершенно неизвестном языке. А может, вовсе и не отец. А кто-то другой, говорящий как бы через него, его губами. Этот голос раздавался громовыми раскатами внутри моей черепной коробки. Каждый слог оставлял за собой пылающий след. Бес-ко-не-чно, блять. И самое обидное, что моей несчастной жопе было не так тяжко, как башке. Я думал, она взорвётся, отвечаю. Но, к сожалению, не повезло…       Эй… слушай, в твоём стакане же пустыня Сахара. Подай вискарик, вон у холодильника стоит, а я колу возьму… *тёмная жидкость смешивается с янтарной, шипит, сначала наполняется прозрачный стакан с изображением какого-то знака зодиака, а затем мутный коньячный бокал, лишние капли падают на линолеум*       Ха, у меня отличная идея! Может, спрячем эту бутылку? А то и её не достанется. Пацаны вечно требуют скидываться больше, чем набухаешь, и потом всё куда-то исчезает. Они одновременно нюхают и бухают, жадные рожи, а я так не могу. Короче, хер им… Гля, вот сюда на подоконник, за фиалкой поставлю. Она будет только наша… Наша с тобой тайна. *подмигивает*       Умеешь хранить тайны? Тайна ведь тоже своего рода обещание, а обещание есть ни что иное, как обет. Знаешь, что нарушение обета является тяжким грехом? Тебя это не пугает? Нет?       Тебя ничего не может испугать, да? Ты не из этих трясущихся вечно сосунков, я вижу. Дааа. Вокруг одни слизняки. *вздыхает глубоко*       Что-то я отвлёкся. О чём говорил? Ааа… о том чудесном дне из детства. Точно-точно. Я вспоминаю его с теплотой, если честно. Именно тогда в чернозём моей поганой душонки уютненько прилегло то самое тёмное зёрнышко. Не, дело даже не в ебанутой несправедливости, и не в знакомстве с ремнём. Меня били потом ещё великое множество раз. Вот, зацени руку, это стул прилетел. А это… *задирает футболку*       …это прелестные следы от бляшки. Отец всегда плохо целился. Пара сломанных рёбер — тоже его заслуга. Кстати, гляди сюда… *показывает зигзагообразный шрам над бровью*       Это уже маман. Не помню, чем конкретно, но зарядила метко, совсем не по-дамски. Мог без глаза остаться, но стал Гарри Поттером, блять. Спасибо! *смеётся*       Да и похуй. Нет, правда, не надо делать эти жалостливые глаза. Не вздумай, дурила. Лучше пожалей моих родителей, они дико облажались. Ух, блять, как они облажались, ты не представляешь! Они, гении по воспитанию детей, стали запирать меня в комнате, прикинь. На несколько дней. Говорю же, гении. ХА! И каждый раз я должен был читать и читать горы пыльных религиозных книг, а потом пересказывать их отцу. В тот самый раз, после случая с сигаретами, они заперли меня впервые. Несчастный скрюченный Адам должен был читать Азбуку Веры или книгу с напыщенным названием: «О Сатане и вечных муках». Естественно, мелкий засранец выбрал второе, потому что звучало как название фильма.       Вот я удивился, увидев там картинки. Раньше мне такие книжки не давали. Типа, считай, комиксы. Позже я допёр, что меня должны были напугать эти мрачные гравюрные изображения адских котлов с орущими истязаемыми людишками и прочая мрачная красотень, но вышло, блять, наоборот.       Черти мне показались такими прикольными. Весёлыми. Их ничуть не беспокоили муки грешных душ, а радовали. Я представлял, как рогатые твари берут своими длинными пальцами искусные кинжалы и вонзают в мягкую уязвимую плоть. Потом скачут и скачут вокруг жалкой бежевой мягкой массы в безумном танце, их крепкие чертячьи тела, покрытые густой шерстью, отливают бронзой в свете адских костров, а под копытами хрустят черепушки. Черти вроде как находились вне страданий, они возвышались над ними, и меня это восхищало. В ту ночь обновлённый Адам не мог заснуть, одолеваемый удивительными образами. Не догадываясь, что он стал типа фанатом, ха. Как в одной заповедей Моисея, помнишь? «Не сотвори себе кумира». А Адам сотворил их себе сотни, тысячи… *последний глоток отдаётся с горечью, стакан и бокал заливаются снова*       Вообще я после много разных изображений чертей видел, возможно, даже больше, чем кто-либо. Каких только не рисуют и не придумывают, я тебе скажу. Были такие уродливые, что блевать хотелось: мелкие, несуразные, пузатые, кривые, с выпученными глазами, перекособоченными ёблами… но мне всё равно нравилось. Я считал, что это их обманчивая личина, а внутри они такие, какие открылись мне впервые. Сильные, хитрые, величественные. Кстати, можешь себе представить, насколько я охуел спустя пару лет, увидев в какой-то из книг картину Врубеля. Ну знаешь, известная картина «Сидящий демон». Тёмное сумеречное создание с длинными волосами, а на лице целая вселенская трагедия. Нытик, короче. Да, да, это, конечно, не совсем религиозное, но в копилку моих образов поприбавилось. Особенно это… как блять там было… *морщится, щёлкает пальцами*       …вроде… «Демон — дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при всем этом дух властный, величавый». Ясно?       Вот именно, ни хрена не ясно. Почему скорбный, если на других изображениях я видел, как демоны жрали младенцев, срывали живьём кожу с людей или вгрызались девкам в сиськи. Спрашивается, чего этот-то загрустил. Какая у него могла быть причина? Причём красиво так загрустил, одиноко смотря оленьими глазами вдаль, а руки свои мускулистые сложил вот таким образом… *пытается показать позу, но разливает половину коктейля, приходится налить новую порцию*       Ладно, похуй. Я к тому, что, оказалось, демоны разными бывают (ха, если бы они существовали). Когда мне было где-то тринадцать, я нашёл одно великолепное издание, где адские существа изображались с крыльями. Ммм… мои красавчики. Просто представь широкую рельефную спину, из которой прорастают сильные крылья с острыми крючками, вроде как у летучих мышей. Хотя что представлять, сейчас это демонское обличье популяризовано, но тогда я удивился.       Лёг на спину, закрыл глаза, долго представлял эти крылья. Какие они на ощупь? Укрыли бы они меня целиком? Прижали бы к идеально сложённому телу, пропахшему гарью. Может, я бы обжёгся, коснувшись демона, он же буквально должен быть очень горячим, из самих глубин ада ведь… тут-то у меня самого загорячилось. Ну дальше понимаешь, поллюции, сны влажные попёрли. Причём я толком не знал о сексе и всей этой дряни. В порнушке, которую один друган нашёл у родичей, показывалось традиционное совокупление, но мне совершенно не понравилось. Какой-то прямоугольный мужчина всовывал в какую-то округлую женщину свой волосатый хуй, и всё выглядело примитивно и тупо, как у животных. Во снах Адама же было иначе. Адский чёрт обхватывал его своими крыльями, гладил огненными руками, а восторженный Адам горел, приятно горел, долго и мучительно. И кончал.       Когда меня запирали в комнате, я ничуть не расстраивался. Успевал надрочиться вдоволь, как ни одному подростку не позволяют. Бумажные страницы на любимом книжном развороте пошли буграми от смазки и капель спермы, переплёт начал рваться, а я всё дрочил, представляя чёрные когти, царапающие мне шею, грудь, впивающиеся в живот… О, как я любил ту картинку. Тот нарисованный демон был первой моей влюблённостью. *с мечтательной улыбкой достаёт сигарету, прикуривает и медленно выдыхает*       Но я испортил его. Порвал. Замучил. Затёр мысли до дыр. И маленькое Адамово сердечко неистово потянуло в поисках чего-то нового. Тут-то и случился облом. После крылатого меня уже не вставляло ничто другое. Я пытался дрочить на чертей, но это было, как пересесть с иномарки обратно на жигуль. Пытался подрубить расширенные возможности собственной фантазии, но выходило ужасно хуёво. Меня иногда аж трясло от обиды, что просто ничего нельзя сделать, что я не горю теперь. Всё. Демон превратился в золу, и я вместе с ним.       Тайное зёрнышко давно пустило корни, а теперь появился первый росточек. Я вёл себя по-ублюдочному, злобно и раздражительно. Очень долгое время. Отвечаю, я был самым мразотным подростком на свете, и осознавал это прекрасно. Когда отец стегал меня, в голове крутилось: «Да, так и надо. Правильно. Я заслужил». И в обычной жизни продолжал лезть на рожон. Стоило кому-нибудь высказать что-то не так, посмотреть как-то не так, я лез в драку. *открывает и закрывает подпружиненную крышку зажигалки*       Мне было пиздецки скучно, и я просто развлекался. Одному чуваку поджёг волосы. Другому вывихнул палец. Пальцы вообще прикольно выкручивать, они очень забавно хрустят и загибаются наверх или вбок. А особенно было забавно смотреть на рожи этих идиотов, попавших мне под руку. Почему идиотов? Да потому, что они все ссали пожаловаться, сообщить кому-то. Я творил хуйню абсолютно безнаказанно. Ха. Меня исключили только в десятом классе. При-кинь! Ну…немножко вспылил, пережал партой руку какому-то придурку, а она — хрясь. Легко так, как веточка… Вызывали ментов, разбирались муторно, но пострадавший обвинять меня не стал. Боже… ну что за ущерб… *потирает шею*       После отец чуть меня не задушил. Сука, жалко, ему не хватило духу. Я всегда знал, что он слабак, а его ненависть - не больше, чем дерьмо, прилипшее к моей ноге. Он кричал: «Сатана тебя уже ждёт с распростёртыми, выродок!» Мне стало смешно, и я, блять, захохотал. Хотя смеяться было тяжело и хрипло после пережатого горла, но я не мог остановиться, глядя на отцовское сизое лицо, вспухшее, с красными гусиными глазами, его кричащий перекошенный рот, ну прямо как у тех грешных мучеников на картинках.       Кровь полилась сквозь пальцы. Я даже не помню момент батиного удара. Мне не было больно, я продолжал смеяться. Потом лежал на кровати с разбитым носом и всё смеялся. Так весело и эффектно я прощался со своей проклятой комнатой… *очередная докуренная сигарета летит с высоты*       А. Нет. Не совсем. Я ещё думал об объятиях Сатаны, о том, что могло бы меня ждать по ту сторону. К тому моменту в вероотступнике Адаме не осталось принудительно запиханных в голову иллюзий, он окончательно разуверился во всём. Он выкорчевал из себя все тонны прочитанных нравственно-богословских норм, стёр намертво. Не верил, что попадёт в ад или рай, и лишь воображал, как воображают о несбыточном, о даче на Карибах или о Майбахе с личным водителем, например. Ха, а ты думал, что Адам специально грешил, мечтая оказаться в руках своего возлюбленного дьявола? Ошибаешься. Я не сатанист и всё такое, никогда не хотел им быть, ха-ха. Суть таилась в чём-то другом. Я не понимал, в чём. Думал и думал, и с каждой мыслью о дьявольских объятиях моё тело умягчалось, а во внутренностях начинали шебуршать чёрные черви.       Дьявол мне снился и раньше, но тогда он разрушил четвёртую стену. Он меня коснулся. *снова трогает шею*       Он был со мной ласков. Шептал мне что-то, а вместо слов вырывались лепестки пламени, жгли мне уши. Давал мне потрогать себя, и я, переполненный нежностью, ощупывал его мускулы, его вибрирующие жилы. Они казались такими реальными, жёсткими, а кожа невообразимо бархатной. Потом мой любимый посадил меня к себе на колени. Спросил: «Как ты себя вёл, Адам?» Я ответил, сгорая от стыда: «Плохо. Очень плохо». Дьявол покачал головой понимающе, провёл по моей щеке кончиками острых, как лезвия, когтей. Затем взял меня за волосы на затылке и медленно уложил животом на свои твёрдые, объёмные бёдра. *половина стакана виски залетает в желудок залпом*       Ффф… Боже… Адам был такой ничтожный, голый и холодный на этой приятной кровавой коже. Он был отвратителен и не заслуживал даже наказания, но дьявольская рука всё равно шлёпала его мелкие ягодицы, сладко и больно, пока от него не осталась жалкая лужица. Я проснулся со стоном, весь болезненно потный, напряжённый. Засунул руку в трусы, пару раз дёрнул и мощно кончил. Поднялся и размазал сперму по книгам. Вот теперь точно адьё. *отвлечённо смотрит на настенные часы*       А сколько вообще времени? Не пойму. Часы сломались. Ещё темно, а придурки уже набухались и заснули? Они же по полграмма снюхали. Говорю же, не надо бухать, когда употребляешь. Совсем никого не слышно… Боже, какие они все хлипкие. Я вот совсем не хочу спать. Ты тоже? Ну и отлично, сейчас лучше не придумаешь момента приступить к самой весёлой части истории.       Короче, я сбежал из дома. Здесь нет ничего интересного, даже банально, если ты ребёнок в семье тиранов, у тебя не очень много есть жизненных вариаций. Аллилуйя, я уже не был ребёнком, возможно, раньше, чем следовало, перестал им быть. Кулаки мои заточились, шёрстка проросла во всех нужных местах, а в мозгу воцарился холодный порядок. Я охотно покинул отчий дом, захватив с собой рюкзак и десять тысяч рублей, которые чудом смог откопать в заначке родителей. Эти умники давно додумались попрятать все драгоценности и бабки. И, конечно же, кресты и иконы. Клянусь, на их месте я бы сделал точно так же, потому и не обижался. Сущая правда, мальчик Адам не испытывал никакой обиды к родичам, стоило двери захлопнуться, как он забыл их лица и не вспоминал. До сегодняшнего дня, ха. Я вспомнил отцовское лицо, странно, да? *угрюмо чешет лоб*       Тогда мне было заебись. Я облегчился. Сначала погулял по друганам, потоптался то с одними, то с другими. У гаражей, у пивнухи, у лавочек, везде, где были сборы. Веселился, бухал, ну как обычно бывает. Все почему-то праздновать меня склоняли. Адам, пей, радуйся, башляй! За новую свободную жизнь, Адам! Ну же! Кто-то сначала на ночёвку оставлял, а потом потихоньку все сливаться стали. У одних дверей, обещанных мне стать очередным случайным ночлегом, я проторчал несколько часов, так и заснул в падике. Озябший, злой.       Снова и снова. Поломанные крылышки Адама стали обтирать обхарканные стены и полы чужих подъездов. Просыпался я и не понимал, где нахожусь. Всё выглядело ебучим затянувшимся сном, а я чувствовал себя не человеком, а подъездной лампочкой, пустой и звенящей, пыльной, хрупкой. Пальцы и вонючий рот, в который засовывались последние сигареты, мне не принадлежали, живот сводило от голода до боли, ноги продолжали куда-то вести, без единой мысли. Нет, правда, на какое-то время я потерял способность мыслить напрочь.       Не знаю, сколько ещё это могло бы продолжаться, но в одном из моих очередных пристанищ до меня снизошёл ангел. Да, да, самый настоящий. Помню, как сейчас, стою, ссу себе привычно в мусоропровод, оборачиваюсь, а там стоит он, в белой майке, седой, но не старый. Крепкий такой чувак, с татухой Богородицы на здоровом плече. Вот он меня за шиворот хватает, и об стенку каааак звезданёт. Я ослабший, полуживой, не могу сопротивляться, но ангелу похуй, его нога считает мои рёбра, мнёт слипшиеся больные внутренности. Очухался я уже на улице, прямо у мусорки, мордой в каких-то липких ошмётках. *усмехается, наливает виски, уже без колы, выпивает залпом*       Мда… интересно получилось, думаю. Ду-ма-ю. Понимаешь? Я думать начал. Ангел мне мозги вправил, и маховик вновь заработал. Я поднялся, проблевался ничем и побрёл, точно по хлебным крошкам. По невидимому свечению, практически левитируя. И знаешь, куда я припёрся? В жизни не поверишь. Ха-ха. К ебучему Евгеше. Ну, помнишь, тот самый одноклассник. Мой Иуда.       Евгешка. Женька. Убогий трусишка. Мелкий доходяга. Как же он меня бесил все эти годы, уууух. Вечно такой тихонький, примерный, отличник хуев, но я-то знал, помнил и не забывал ни на секунду, что он гнилой ублюдок. Что он ничем от меня не отличается, мы оба помечены. Только мою метку пламенную все вокруг видят, а его нет. Один я вижу.       Женька. Мой чертёнок.       Он охуел, увидев меня за порогом. Я думал, ему придётся скорую вызывать, честно. Бабка его из другой комнаты кричит слабенько: «Это хто там?» Женька отвечает: «Никто» и выходит на лестничную площадку, прикрыв дверь за собой. Молчит, бледный, смотрит на меня, а я тоже хуй знает, чё говорить.       Выдавливаю наконец: «Мне некуда идти».       «Ты себя видел? Иди в больницу», - отвечает.       «Есть сигарета?» - говорю, а потом вспоминаю, что Евгешка, как и ты, не курит.       Стою глупо дальше, сплёвываю кровь, смотрю на тёмное стекло двери, выходящей на общий балкон. Чертёнок тоже смотрит. Вспоминаем оба тот ебучий день.       Нет, это самое дерьмо случилось не на его этаже, а чуть ниже, где я его успел нагнать. Тогда-то я и узнал, где он живёт. Не помню, если честно, за каким хреном я за ним погнался, чем этот гавнюк меня опять вывел из себя. По-моему, я просто мимо его дома проходил, а он на меня высокомерно глянул. Сука, ну почему он всегда глядел на меня с таким презрением. Я ж даже не трогал его в школе, хоть и хотелось, но я сдерживался почему-то. А тут не выдержал, погнался, хотел легонечко поколотить, научить манерам, пока никто не видит. Поймал за шиворот, словно котёнка, и давай наклонять, типа он мне кланяться должен за мою милость.       Но тупой Евгеша никак не среагировал. Какой же тупой, боже… Он не просил остановиться, весь задеревенел, смотрел ледяными глазами, вызывая ещё больше гнева. И эти его надменно сжатые челюсти на невинном личике… до тошноты. Униженный Адам уебал его о стенку, носом брызнула кровь, и черные черви внутри закопошились снова. Адам отпустил себя, стал животным. Он превратился в демонического огненного льва. Примерно представляя, что делать, он содрал штаны с несчастного, просунул мокрую лапу между бледных ягодиц, смазал наспех пушистый промежуток. То ли слюной, то ли кровью, было неважно. Но и тогда Евгеша не проронил ни слова, только бесконтрольно вскрикнул, когда в него что-то попыталось впихнуться. Львиная лапа зажала шумный рот, и член забился в холодное нутро глубоко и больно для обоих. Фу, блять, как это было мерзко. И как приятно. Ебать чертёнка, кончать в чертёнка. Сука, Адам… какой же мерзкий выродок… *ломает сигарету в пальцах, скалится*       Ну вот, понимаешь, да? После этого прошло достаточно времени, в школе мы друг на друга не смотрели, а тут здрасьте! К вам в гости приполз самый настоящий кусок дерьма… На что я рассчитывал, хуй знает, но Женька был бы не Женька, если бы он меня прогнал. Он же тупоголовый! Как там говорится… оскорблённой добродетели не дано карать грешников. Их можно лишь прощать. Глупо, да? Женька простил, отмыл, накормил меня, уложил спать. Раны лечить я не дал, мы ж, блять, не в мелодраме какой-то. Я спал, кажется, сутки, вспоминая, как приятно стать человеком.       Мне, можно сказать, повезло, Женькина мама скончалась около года тому назад от болезни, вроде, а бабка была лежачей и дышала на ладан, она толком и не понимала, что в хате появился незнакомец. Паразит быстро впитался в чужую двухкомнатную квартиру, растянул свои щупальца среди лакированных пыльных шкафов, антресолей, прошловековых ковров.       Адам, отражённый пятнами в мутном зеркале; многогранный и безжизненный, как бесконечные хрустальные рюмки; уродливый, как старые мягкие игрушки. Он спокойно выдохнул, наивно полагая, что нашёл дом.       С Евгешей мы почти не разговаривали. Он бегал туда-сюда, то школа, то забежать прибрать за бабкой, то на подработку какую-то. Пока я провисал в бессмысленном вакууме, чертёнок жил в противоположном измерении, и всё вокруг него двигалось со скоростью света. Блять, отвечаю, он, будто Шива, имел четыре руки, успевал делать кучу вещей одновременно. Готовил ещё вкусно, суп, котлеты… Пиздец. Я на него смотрел с таким лицом… *строит изумлённо-высокомерную гримасу*       Лучше б не смотрел… стоило только моей избитой плоти подзажить, стебельки тьмы начали колоть изнутри, звать и дёргать творить вещи, которые творить почему-то не хотелось. Евгеша, блять. Он будто специально делал всё идеально, вынуждая моих демонов пробуждаться. Они хотели вывернуть Евгешу наизнанку. Я делал попытки как-нибудь уколоть этого сверхчеловека. Например, скажу, какой борщ получился отстойный, или укажу на фотку матери и говорю: «Ты в папашу, что ли? А, ты ж не знал его…» ну и всякими другими бытовыми неприятностями добрасывал. Думаешь, Евгеша начал реагировать? Нихуя. Терпения в нём покоилось святые горы. Ночью он забивался в уголок своего старого диванчика и никогда не поворачивался. Я мог долго лежать и смотреть через отражение зеркала в шкафу на его оголённое плечо, на маленькое торчащее ухо (одно у него было оттопырено, а второе нормальное, забавно смотрелось). Ну вот, блять, сколько я мог так выдержать? Отвечаю, я держался изо всех сил, но это ебучее чёрное пламя внутри, оно так сильно жгло, до тошноты. В какую-то сраную тихую ночку я поднялся отлить, и уже к себе на надувной матрас не вернулся. *глаза широко открываются, рот искажается, выдавая чужой голос*       Адам, Адам, что же ты делаешь. Не ложись к нему, не трогай его.       Нет, трогай, трогай его всего. Срывай ромашковую кожу. Он твой. Смотри, даже не шевелится. Он подчинён тебе. Маленький гадкий извращенец. Искуситель. Чертёнок. Ему понравилось в тот раз, он хочет ещё. Слышишь, как он тяжело дышит? От него несёт развратом. Всё это время он специально так ложился, чтобы ты видел его задницу и хотел войти. Спускай трусы, не парься. *мотает головой, отгоняя наваждение, закуривает*       Ну я и не парился. Сплюнул, вставил. Трахал тихонько, долго, зажимая рукой его поскуливания. Было пиздецки хорошо, я отдавал ему своё пламя, жёг его спину, кишки, и мне становилось легче. Там и заснул и спал так, прижавшись к его подрагивающему телу, до самого последнего нашего совместного дня… Знаешь, чё самое смешное? То, что мы с ним ни одного ебучего раза не обсудили происходящее. Я просто его трахал, преимущественно по ночам, не глядя в глаза, не целуясь, ничего не делая гейского, если ты понимаешь, о чём я. Сладкий бесстыжий чертёнок разрешал делать с ним всё, что придёт в мою больную голову. А приходило разное. Как-то я взял нож… *смеётся*       Да-да… точно так же на меня посмотрел Женька, увидев меня с ножом. Да ты не бойся, ничего такого я не собирался делать. За кого ты меня принимаешь, в самом деле? Я лишь хотел повеселиться. Покайфовать. Ты вообще представляешь, какие глаза у человека, когда к нему подносишь нож? Забавные. Чувствительные. Влажные. А когда проводишь кончиком по гуттаперчевой коже, в полной тишине стучащее сердце становится слышно, словно церковный колокол. Внутри дрожащего тела творится хаос, пляшут черти. Какие-то жалкие царапинки, но зато сколько несравнимых эмоций. А до чего же кайфово слизывать кровь, ты не представляешь. Кровь, похожую по вкусу на металлически-сладковатое мыло. На ромашковое мыло, которым мылся Женька.       Возможно, проведи мы времени больше, красные полосочки бы на его теле распространились, как чумные язвы, покрыли бы с головы до ног. Так мне эта забава нравилась. Секс после этого был особенно развязным и адски горячим. Но… *стучит кулаком по столу и тут же успокаивается*       Женя… Женя. Женя. Он всё испоганил! Тупое неблагодарное сыкло. Я же хотел, как лучше, хотел облегчить его нелёгкую долю. Чтобы мы остались вдвоём, понимаешь? Жили вместе долго и счастливо, вот эта вся хуйня, как полагается. Я же от него с ума сходил, а он… он, блять, не оценил моего подарка.       Получилось знаешь чё? В один чудесный однообразно серый день я играл в комп, периодически отжимался и тягал ржавую советскую гирю. Слышу внезапно кряхтение, доносящееся из бабкиной комнаты. Обычно старуха вела себя тихо, изредка только по ночам чего-то прикрикивала, но мы были заняты своими делами. А тут давай кряхтеть и хрипеть во всё горло. Я сначала не обращал внимания, потом вспомнил Евгешины слова, мол, если услышу странное, звонить в скорую с домашнего, либо ему на мобильник. Телефончик на холодильнике записал — сама предусмотрительность. Ну, я пошёл к бабке, впервые, прикинь. Открываю дверь и сразу понимаю. Пиздец. Смертью воняет, а бабуся, похожая на крошечную жёлтую мумию, коньки отдаёт.        «Лариса!» - говорит, переведя на меня стеклянные глаза. «ЛАРИСА! Ларочка, доченька…» На секунду меня ознобом пробрало, я к телефону дёрнулся, но вовремя остановился.       Ну… поразмыслил, то есть… ей всё равно помирать, не сегодня, так завтра. Зачем процесс оттягивать? Бедный Евгеша уже заебался, утку и пелёнки зассаные под ней меняет каждый день, кормит с ложечки часами. Но мой Женька-то молодой, он живой. Ему жить надо нормально, а он всё скачет, как в жопу ужаленный, то на дорогущие лекарства надо, то ещё на что. А зачем? Правильно, незачем. Бабка же его любила, наверняка, не превратись её мозги в курагу, попросила бы закончить муки для себя и для внучка. Короче, я решил чуть-чуть помочь, постелить старушке комфортную дорожку в иной мир. Стоял сначала смотрел, было интересно, каково это, наблюдать пришествие смерти, но потом ушёл. Отвлёкся. Забыл. Вспомнил, когда мой чертёнок домой вернулся. Апельсины принёс, помню. *недовольно водит по внутренней стороне щеки языком*       Долго он в комнате бабки сидел. Очень долго. Я не мешал. Честно думал, что он погорюет, но по-философски отнесётся к случившемуся… но… блять. Не угадал. Простой примитивный Адам никогда не мог угадать реакцию своего чертёнка. Что-то изменилось. В нём. Везде. В глазах этих уёбищных советских игрушек, из которых текла смола.       Уже не Евгеша вернулся в наш уродливый, но успевший наполниться любовью уголок, а какая-то скомканная тень. Чёртова тень! Тело её было огромное, оно не помещалось в дверном проёме. Оно меня душило своим присутствием, морозило. *нервно чешет шею*       «Почему ты не позвонил?» - шипела тень.       «Я не знал…»       «Ты не умеешь врать, Адам…»       «Слушай... успокойся, она бы всё равно умерла…»       Мелькнули молнии, град начал падать с потолочных пенопластовых плиточек. Он стучал гнетуще по моей голове, свистел ледяным вихрем в волосах.        «У-хо-ди. У-хо-ди…»       «Никуда я не уйду».       Но… я ушёл. Понимаешь, всё происходило задом наперёд. Слова произносились в анаграмме. И мои мысли, они звучали на непонятном языке, они находились как бы вне меня. Нихуя не было понятно, что происходит. То есть каждое моё действие предопределялось заранее, не требовалось никакого разрешения. «йавилаворп!!! ясйарибу!!!» Дверь захлопнулась. Вот так я и ушёл спиной, изгнанный из рая. *каляшяет, выдыхает, молчит какое-то время, смотря в одну точку*       Расколотый оставленный Адам. Не понятый, в скорбном недоумении, сидящий вдали от мира, сложив ладони, типа в молитве. Какая-то его часть пыталась понять, пыталась найти силы объясниться. Перед собой, перед ним, всё одно и тоже. Вернуться к прежнему состоянию, простить глупого Женьку. Обнять его плечи, поцеловать заживающие порезы. Нужно было столько сделать ещё вместе в нашем новом мире.       Ха, я пиздецки отчаялся. Прикинь, пришёл к своему старому дому, стоял смотрел на белоснежный пластиковый балкон, за гранью которого жили жрецы. Я хотел ворваться, пропитать своей тьмой их намоленные стены, использовать и выплюнуть, а затем полезный, нужный, вернуться к своему Евгеше. Хорошо, что мой план пошёл по пизде.       Давид, да, тот косой придурок, сосед мой, он увидел меня и надоумил на кое-что другое. Ну, ты знаешь. Собственно, потому-то я и здесь, а мог бы сейчас разрушать святыню. Может, убил бы только отца, а может, обоих зарезал. Сжёг бы все книги, хуй знает.       А тут Давид, слишком хорошо осведомлённый о особенностях ситуации, предложил использовать беспокойную беспринципную Адамову душонку для куда более подходящих целей. Пообещал золотые горы. Спиздел, конечно, но зато благодаря этой лжи я не наделал необратимых дел, ну и бомжом снова не стал. Хату снял в центре. Одежонку прикупил, видишь? Какой-то известный бренд. Не знаю какой, мне похуй, если честно. *смотрит на нерабочие часы*       Прикинь. Я забыл про Евгешу. Некоторое время о нём не вспоминал вообще. Его тень будто провалилась под землю, очень-преочень глубоко, я больше его не чувствовал. Вот скажи, кто из нас оказался в аду? Я или он? Или ты? Может, ты и есть он. Не разберу. *достаёт бутылку, внимательно оценивает содержимое, не убавившееся ни на каплю, открывает почти полную пачку сигарет, усмехается*       Охуенно, чё могу сказать… *молчит вечность, встаёт к подоконнику*       Так, значит? Прикольно. Неожиданно… Слушай, пока ещё есть немного времени, скажи, а ты знаешь, что с ним произошло? Точнее, как? Он просто спрыгнул с окна? Раздумывал или сделал это сразу? Он же такое сыкло, наверное, долго сомневался… Интересно… он думал обо мне? Хотя бы на сек... Боже, какая я сентиментальная размазня, оказывается, самому тошно. Не такой, как он. Нет, он не боялся. Он всегда делал то, чего я от него не ждал. Ха. Додумался, тоже мне, мученик… Кстати, а ты в курсе, что Иуду осуждают не только за предательство, а за то, что он совершил суицид? Странно, да? *ставит ногу*       Женька, блять, глупый ты мой. Я тебя не осуждаю. Слышишь? Я тебя за всё простил, но себя… Может, хоть ты простишь меня... а, Жень?