Fürchtest du mich?

      Он стоял на коленях, вперя взгляд в пол. Чувствовал, как быстро билось его сердце и ничего с этим поделать не мог.       Божество окинуло его надменным взглядом, а затем неспешно обошло кругом, проводя тонкими холодными пальцами по голой спине Говарда, заставив его тем самым еле ощутимо вздрогнуть. — Страшно? — вкрадчиво произнёс Король, слегка ухмыльнувшись. Писатель ничего не ответил, украдкой лишь глянув на полы жёлтой мантии. Хотелось плакать, хотелось кричать. Хотелось убежать или, по крайней мере, жалобно просить прекратить, потому что ситуация ему явно не нравилась: как-никак полностью отдаваться в подчинение этому существу было сродни самоубийству. Но он на это согласился, решив поддать своё доверие испытанию и из-за этого убеждая себя, что сущность ему ничего плохого не сделает, а если и сделает, то потом поможет от этого оправиться.       Из своих рассуждений Говарда вырвал звук тихо опадающей на каменный пол и ещё некоторое время волочащейся за плавно двигающимся существом плотной ткани. Затем послышалось и тихое шуршание более тонкой ткани — тот явно развязывал пояс и не сильно-то торопился, будто издеваясь над своим партнёром.       Писатель всё смотрел в пол, тщетно стараясь успокоить себя тем, что божество не посмеет его убить или как-то сильно навредить.       Однако все его усилия пошли впустую, когда тот почувствовал, как сущность холодным склизким щупальцем взяла его за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Последнее, что писатель увидел перед полной темнотой, это самодовольную ухмылку и искривляющееся где-то за божеством пространство. — Возможно, будет не так больно, если будешь послушным, — всё также вкрадчиво проговорил тот. Он хотел было что-то ответить, но почувствовал, как щупальце скользнуло вдоль сонной артерии и обвилось вокруг шеи, несильно сдавливая. Писатель рефлекторно хрипло вскрикнул, поднеся руки к щупальцу, однако почувствовал железную хватку на запястьях. Затем создание начало словно бы наседать на него, заставляя лечь на холодный пол далеко не в самой удобной и приличной позе.       Вскоре божество плавно разжало щупальце, овивавшее шею и начало вести им вниз, по груди и по животу, ласково оглаживая бока и позволяя партнёру расслабиться. Затем писатель внезапно почувствовал хлёсткий удар чуть выше пупка, от которого инстинктивно втянул живот и стиснул зубы. «Дальше будет хуже» — пронеслось в голове писателя.       И в общем-то он был прав: через некоторое время он почувствовал, как его запястья держат уже не руки, а щупальца, впрочем, как и лодыжки. По итогу он оказался полностью беспомощным и обездвиженным. Эта мысль не давала ему покоя, сама будто крепко в него вцепившись, и заставила концентрироваться на происходящем, а не прятаться в столь некомфортные моменты в своей голове.       Вскоре он почувствовал как божество принялось водить по животу подушечками пальцев, едва касаясь кожи — как же хотелось, чтобы на этом он и остановился! — вызывая тем самым лёгкую дрожь и давая приятным ощущениям на время затуманить сознание. Внезапно он почувствовал как на кожу сначала осторожно надавливают острые когти, а затем и неглубоко прорезают, словно острия скальпелей.       Движения Хастура поначалу были чёткими и словно бы даже выражали полное его спокойствие — это ощущалось и в мерном биении его сердца, когда тот время от времени выгибался так, что его грудная клетка касалась живота писателя в районе солнечного сплетения. Однако довольно быстро от его спокойствия не осталось и следа: тот стал хаотично оставлять более глубокие раны, порой даже напоминающие колотые; вонзал клыки в тонкую кожу на выпирающих от глубоких неровных вдохов нижних рёбрах и оставлял следы, стремительно наполнявшиеся алой кровью. Время от времени сущность давала ему передышку, то ласково оглаживая бока, то едва ощутимо проводя по груди и животу, то касаясь кончиками пальцев пересохших губ писателя и оставляя на них следы его собственной крови.       Писатель дышал тяжело, оставленные его партнёром раны неприятно покалывало, в воздухе витал еле уловимый запах железа. Он отчётливо ощущал, как крупные каплицы крови сливались и стекали по животу, неприятно щекоча. Порой создание уже грубо ласкало его, задевая раны и размазывая кровь по бледной коже, чем заставляло тихо постанывать от боли. Однако самым неприятным было то, что тот иногда проводил языком по повреждениям и сдирал клыками больше по неосторожности, чем намеренно, только что появившиеся скопления свернувшихся кровяных телец.       Говард уже еле держался, вздрагивал то от резкой боли, то от отвращения, но впал словно в оцепенение и ничего не мог возразить, так что не сопротивлялся, когда почувствовал, как щупальца обвиваются вокруг его талии, а затем и груди, больно впиваясь присосками в кожу и сдавливая рёбра. Божество властно притянуло его к себе, наклонившись к шее своего партнёра. — Хастур, — слабо прошептал Говард. Тот прислушался, остановившись. Писатель чувствовал его неровное еле тёплое дыхание на коже. — Хватит, — продолжил он дрожащим голосом и почувствовал, как по его щекам потекли горячие слёзы. Уже не будучи в силах себя контролировать, он тихо всхлипнул, окончательно поддавшись эмоциям.       Хастур опешил, молча разжав щупальца. К его удивлению, писатель вовсе не отпрянул, не ударил его, а прильнул к нему, уткнувшись в плечо.       Божество неуверенно обняло его в ответ. Мысли в голове перемешались, а изнутри начало разъедать непонятно откуда взявшееся чувство вины. Он окончательно осознал, что неправильно понял, чем же всё-таки для людей является страх. И к нему пришло понимание того, к чему эта ошибка привела: тот, кого он любил, сейчас плакал от ужаса и боли, робко и с некой надеждой прижимаясь к навредившему ему существу, ожидая, что тот в кои-то веки успокоит его и перестанет наконец мучить. — Тише, больше не буду, — неуверенно проговорил Король, ласково проводя вдоль хребта своего компаньона. Тот в ответ на каждое прикосновение вздрагивал. — Прости, — ещё тише произнёс он. Лавкрафт поднял голову и, приобняв его одной рукой, начал оглаживать плечо второй. — И что тебе в голову взбрело, м? — более-менее спокойно начал писатель. Помолчав с минуту, Хастур постарался выдать что-то более-менее честное: — Я не знал, — скомканно начал он. — Я запутался. И ошибочно полагал, будто понимаю, как у вас принято выражать эмоции. — Если бы ты хотел выразить ненависть, то у тебя неплохо вышло, — Говард в ответ коротко усмехнулся и прижался щекой к груди своего партнёра.       Сущность не знала толком, что такое ненависть, так как не со всеми определениями чувств она сталкивалась, слушая родную речь писателя, посему начала спешно пытаться описать, что же она чувствует. Однако описание вышло таким странным и запутанным, что Говард еле как понял, о чём Король толкует. Понятно было одно — он действительно так вёл себя не со зла и далеко не из желания причинить вред. Конечно, это не устраняло магическим образом последствий в виде нанесённых увечий и расшатанной психики, но по крайней мере делало ситуацию чуть более ясной. — И что теперь будем делать? — задумчиво спросило божество.       Писатель ненадолго задумался, не зная, что ответить. Уходить от Короля он однозначно не собирался — уж больно много времени они провели вместе, так что он успел к нему привязаться и почти уже даже привык к его выходкам, хоть порой они и заканчивались печально. К тому же, жизнь без этого странного создания была бы намного более скучной.       Вдруг он понял, что раз божество признаёт нехватку собственных знаний, можно постараться её заполнить, покуда то готово учиться. — Во избежание недоразумений было бы недурно больше говорить об эмоциях, — после продолжительного молчания произнёс Лавкрафт. — И хоть я и не образец в этом плане, могу попробовать объяснить, как принято выражать чувства у людей. — Я… пожалуй соглашусь, — ломано ответил тот. Сущность понимала, что выбора у неё особо нет, если она не хочет потерять своего партнёра — ведь что бы тот ни говорил, терпение его не безгранично. А один раз испытав боль от потери того, кого он любит, Хастур не хотел вновь возвращаться к тем ощущениям. Говард коротко улыбнулся, вновь обняв своего компаньона и уткнувшись ему в плечо, тем самым, вероятно, вырвав его из своих рассуждений, потому что почувствовал, как тот вздрогнул. Затем тот крепче обнял его в ответ, на сей раз бережнее прижимая к себе.