Папочка

      Короткие домашние шорты, белая футболка, заманчиво обнажающая бледные ключицы, худые ноги, смущенно топчущиеся на месте, растрёпанные пепельные волосы и потерянный взгляд, в котором отчетливо читается сомнение.       — Я выгляжу… — неуверенным тоном начинает Паша.       — Шикарно! — Ярик разворачивается к нему, его пальцы перебирают перламутровые пуговицы белоснежной хлопковой рубашки, поправляют заботливо отглаженный Рыжей воротник. — Ты выглядишь шикарно! — радостно повторяет он, окинув друга восхищёным взглядом.       Паша с сомнением поджимает губы и качает головой. Он так не считает.       Ярик в белой рубашке с закатанными рукавами и двумя растегнутыми пуговицами сверху, узких джинсах, с очками без стекол на носу и нарисованными усами выглядит весьма… сексуально?       Паша нервно сглатывает вставший поперек горла ком, невольно засмотревшись на рельефную вену, проступающую через татуировки на предплечье. Горячо. Ярик без сомнения горячий парень, вот только разве ему скажешь просто так об этом?       — Ну, иди сюда, — зовёт Яр, поманив молодого человека пальцем, и Паша послушно подходит ближе, бросает робкий взгляд на свое, как ему кажется, неказистое отражение в зеркале.       — Что, — сухо спрашивает Паша, на что Яр кладет руку ему на плечо и прижимает к себе.       Аксёнов щекой прижимается к обнажённому участку кожи на чужой груди, вдыхает легкий аромат его одеколона, и думает о том, что Ярик действительно настолько горячий даже на ощупь.       — Я не смогу, — ноет Паша, пока внутри все трепещет от того, что чужие пальцы перебирают волосы на его затылке, — можно я буду сидеть молча?       — Почему? — беззлобно спрашивает Ярик. — Если будешь молчать, я тебя накажу, — в шутку улыбается он.       Паша вздыхает.       — В угол поставишь, папочка? — ехидно уточняет он.       Ярик удивлённо вскидывает брови.       — Чё?       Паша моментально покрывается краской, и гордо вздёрнув нос, отвечает, мол ничего. Но Ярик внезапно будто меняет планы на съёмку видео.       Широкие горячие ладони забираются Паше под футболку, мягко, но с напором, подталкивают к дивану.       Сухие губы прижимаются к тонкой коже на шее, самое уязвимое место. От прикосновения Паша вздрагивает, ощутив, как пол уходит из-под ног, цепляется руками за рубашку парня и утягивает его за собой на диван.       Время будто замедляется, как только спина касается мягкой поверхности, Паша оказывается прижатым чужим весом.       — Мм… Что ты делаешь? — интересуется Аксёнов как бы невзначай, словно не чувствует, как влажный горячий язык зализывает свежий укус на шее, как короткие ногти царапают нежную кожу чуть выше паха и как в бедро упирается возбуждение парня.       Он вскрикивает, когда его вжимают в диван и горячо шепчут на ухо:       — Ставлю в угол.       Паша слабо стонет, выгибаясь навстречу жарким прикосновениям, трясущимися руками расстёгивает Ярику рубашку. Тот снова жадно целует его, увы, вновь не в губы. Задирает футболку и прикусывает кожу в районе ключиц, зажимает пальцами соски.       — Скажи это ещё раз, — бормочет Ярик, вновь прильнув к раскрасневшемуся уху. Кусает мочку, тянет на себя, выбивая из груди парня очередной слабый стон.       — Что сказать? — хрипит Паша.       — Ты знаешь, — тихо рычит Ярик, стягивая с парня шорты вместе с нижним бельём. Рукой обхватывает чужой возбуждённый член, делает пару резких движений и безжалостно останавливается в ожидании. — Повтори, что ты сказал.       — Я… ах… Я назвал тебя п-папочкой… — Паша вновь стыдливо краснеет, тянется к чужой ширинке и получает по рукам свободной ладонью.       Ярик облизывает пересохшие губы, едва кивает. Паша чувствует, как он трётся об его бедро, чувствует даже через грубую ткань джинс, как он возбуждён. Почему ему нельзя коснуться?       Пашины руки опускаются Яру на бедра, большими пальцами он надавливает на тазовые косточки, закусив губу, без стеснения смотрит на промежность, а затем поднимает на Ярика томный взгляд, продолжая терзать искусанную губу.       — Блять, — говорит Сафронов, обхватывая ладонью покрасневшее от возбуждения лицо парня, давит на челюсть большим пальцем, заставляя приоткрыть рот. Паша послушно исполняет, в свою очередь обхватывает палец влажными губами и принимается посасывать его, нарочно причмокивая, чтобы подразнить.       Это свыше сил Ярика. Он изнемождённо стонет, сильнее сжав чужую челюсть.       — Да черт возьми, блять, почему ты такой бесстыжий, — вновь говорит Яр, которому сложно теперь держать себя в руках и не позволять мелкому дотронуться лишь из вредности.       — Пожалуйста, — отвечает Паша, думая о том, как же невероятно сейчас выглядит властвующий над ним Ярик, и как же жалок он сам, — пожалуйста, па…папа, — выдыхает наконец он, и именно в этот момент стеснение покидает его окончательно.       Яр с тихим рычанием обхватывает его за бедра, притягивая к себе ещё ближе, Паше кажется, уже некуда, но это не так, далеко не так.       У Ярика широкая ладонь, которой он с лёгкостью обхватывает сразу два члена, и, о боже, Паше наконец можно до него дотронуться. Одно плавное движение указательным, средним и большим пальцами, на них оказывается вязкая смазка.       — Мм, — мычит Ярик, после чего Паша, черт бы его побрал, Паша облизывает свои пальцы, медленно, пошло причмокнув, не разрывая зрительного контакта. И когда взгляд Ярика темнеет, когда движения его руки становятся резче, а рот чуть приоткрывается, Паша нагло проводит тем самым большим пальцем по чужим губам, заставляет парня наклониться ниже, и наконец сминает его губы в поцелуе.       Влажно, сексуально, тягуче, они целуются долго и неторопливо, пока покрытая черными узорами татуировок рука продолжает надрачивать одновременно обоим. Тонкие пальцы перебирают влажные от пота волосы на затылке Ярика, сжимают пряди, словно Паша боится, что тот передумает, отстранится, бросит его одного наедине со своей похотью на произвол судьбы. Он прекрасно понимает, что Ярик так не сделает, но все равно продолжает стягивать его волосы в кулак, боясь отпустить.       Он рефлекторно разводит ноги шире, и Ярик так сильно сжимает его обнаженное бедро свободной рукой, до побеления собственных костяшек, до красных царапин от ногтей, что Паша невольно вскрикивает, кусает чужую нижнюю губу и тотчас же слизывает выступившую каплю крови. Поцелуй приобретает металлический привкус, это не должно приносить удовольствие, но оба смакуют этот вкус с особым удовлетворением.       Оба члена трутся друг о друга, дополнительно стимулируемые влажной от смазки ладонью. У Паши медленно сносит крышу, он чувствует, нет, он знает, что он уже почти, уже на грани, на самом краю пропасти, ведущей в бездну и на вершину одновременно. Его руки быстро забираются Ярику под растёгнутую рубашку, от поясницы вверх по его спине, он стремительно погружается в то самое состояние, когда ты сделаешь всё, что угодно, скажешь всё, что угодно, лишь бы подтолкнуть себя к разрушительному оргазму.       — Бог мой, это всего лишь дрочка, — содрогающимся шепотом бормочет Паша, на мгновение оторвавшись от чужих губ. Его веки опущены и подрагивают, дыхание сбитое и неровное, на щеках рдеет румянец.       — Всего лишь дрочка? — спрашивает Ярик внезапно ледяным тоном, он даже замирает на секунду ради убедительности, и Пашу вдруг охватывает вполне реальный страх.       — Нет, нет, я… Я не то… Я не это хотел сказать! — его глаза широко распахиваются, а в голосе слышится испуганная дрожь. — Прошу, умоляю! Продолжай… Я так хочу кончить… — и он вновь льнет к покрасневшим от поцелуев губам Ярика, обхватывает его поясницу ногами, смачно царапает спину под рубашкой, делает все, чтобы вновь заслужить ласку.       И он ее получает.       Они кончают буквально друг за другом. Первым, конечно, не выдерживает Паша, когда слышит горячее хриплое «давай, мой мальчик» себе на ухо. Бешеный оргазм накрывает его сокрушительной волной, выбивая из реальности на несколько восхитительных секунд, ибо все его тело рассыпается на мелкие кусочки, и он бурно изливается в чужую теплую руку. Практически следом Ярик присоединяется к нему, закусив губу и тихо простонав его имя.       Они проводят секунды две-три в оглушительной тишине, у обоих перед глазами все плывет, а в ушах стоит белый шум, ровно до тех пор, пока Ярик первым не нарушает молчание довольной ухмылкой:       — Ты действительно назвал меня папочкой?