И снова в жилах стынет кровь.

— Не смей. — Мой цветочек, что же ты? — Он ластится и пытается поцеловать. Она отворачивается и пытается оттолкнуть. Противно. Она ненавидит его. От его касаний хочется содрать с себя кожу, после поцелуев — выблевать желчь, потому что кроме неё в желудке ничегошеньки не было. С тех пор как они — он — бросили всех — предал их — прошла пара дней, в течении которых девушка через развалины пыталась вернуться в место, что она звала домом, пока маньяк след в след шёл за ней. Омерзительно счастливый, даже после того, как она высказала все ему в лицо. Будто не желая слышать, будто её крики и гнев пустой звук, будто её воля — просто забава. Он просто тянулся вытереть слёзы ярости и бессилия рукавом пальто с её щёк, пока она замирала от отвращения и страха пронзающих все тело. Ужасно. — Я ведь так люблю тебя, милая. Она хочет закричать, но сил нет. Сколько не обвиняй и ругайся на него, он даже не признаёт вины, ведь для маньяка его любовь важнее остального. Любовь. Она проговаривает это про себя и криво усмехается, зло, с отвращением, сдерживаясь от того, что б рассмеяться в голос. Это не любовь — одержимость, помешательство, мимолетная хотелка — что угодно, но не любовь. Когда любят не делают больно, не заставляют ненавидеть. Он помутившийся рассудком, больной. Язык даже человеком назвать его не поворачивается. Маньяк. Прозвище подходит ему в самый раз. Она не выдерживает. — Ты мне противен. Слова льются с шипением, пропитанные ядом и горечью. Как приятно наконец громко вслух произнести их. Как приятно видеть шок на его лице, видеть, как на этот раз замирает уже он. И с нескрываемым торжеством она смотрит как фиалковые глаза пронзает холодом и застывает в негодовании бледное лицо, вслушивается в сталь и тихую угрозу в голосе. — Что же ты говоришь, ангелочек? Не будь такой злой, всё что я делал было ради тебя. Смешно. На лицо лезет ухмылка. Как же смешнотвратительно. — Ты помешанный психопат. Ты не способен любить. Чужие ладони сжимают плечи с такой силой, что ей кажется, будет у неё затрещат кости, а спина вжимается в стену. Она впивается погрызенными ногтями в ладони и сдерживает стон боли. — Почему ты говоришь это? Ты делаешь мне больно. — Потому что я ненавижу тебя. Он вздрагивает и разжимает свою хватку, чем она пользуется и вскакивает с места, в порыве отбежать, вернуть себе хоть немного пространства. Но бледная рука хватает её за ладонь и с силой тянет назад. Мошенница падает прямо в объятия Маньяка. Сердце замирает от страха. —Мне очень грустно, что мой цветочек так думает обо мне. Но ты моя, помнишь? Я никогда тебя не отпущу. — Он обвивает руками её талию и шепчет на ухо. — Никогда. Она мелко дрожит и бьётся, будто в конвульсиях, пытается вырваться, пока глаза щиплет от слёз и гнева. Он перехватывает её руки и прижимает ближе к себе. — Я никому не позволю навредить тебе. Ты расцветёшь для меня. Горло сжимает от слёз. — А после я сорву тебя. Она давит крик.