за руку

Как мы превратили любовь в войну?

Диана ходила взад-вперёд по тёмной комнате, покачивая в руках Марту. Иногда артистке, не так уж часто остававшейся дома с детьми, казалось, что дочь снова просыпалась и была готова заплакать, — тогда она крепче прижимала к себе малышку в надежде, что тепло материнского тела успокоит, усыпит: снова услышать детский плач Арбенина не была готова. Знала: если Марта откроет глазки и зайдётся криком, сама Диана больше не сможет беззвучно глотать слёзы и разревётся вместе с дочерью. А ведь всё так хорошо начиналось!.. ...Они встретились в небольшом питерском кафе почти через полгода после того, как виделись в последний раз. Та встреча жила в памяти Дианы ароматом больших кремовых роз, которые Света оставила у её ног прямо на сцене, и жгучим разочарованием из-за того, что та уехала, не дождавшись окончания концерта. Хотя бы перезвонить не позволили вспыхнувшая обида и бесконечно маячившие перед глазами люди, приложившие все усилия, чтобы отвлечь её от мыслей о Сургановой. И вот теперь, столкнувшись — почти случайно — на нейтральной территории, они просто сели за один столик. Просто взяли что-то из еды. Просто весь вечер проговорили на отвлечённые темы, старательно огибая острые углы, и всё так же просто оказались вдвоём в одном номере отеля — том, в котором остановилась Арбенина. — Свет, — осторожно позвала Диана, теребя штору, когда они наконец-то остались наедине. — Я так и не поблагодарила тебя за цветы. Ну... тогда. — «Когда мы виделись в последний раз», — закончила она про себя. Говорить слово «последний» не хотелось — не сейчас, когда она всем сердцем хотела изменить излюбленную точку на ненавистную обычно запятую. Не сейчас, когда они впервые за бесконечное количество времени находились в одной комнате без желания уничтожить друг друга. — Извини, что я тогда сбежала, — отозвалась сидящая на кровати Света и грустно улыбнулась, глядя куда-то мимо Арбениной: — Я всегда была трусихой. — Что ты! — Та аж отскочила от подоконника, рядом с которым стояла. В два шага приблизившись к Сургановой, она протянула руку, но опомнилась, отдёрнула, лишь опустила голову неловко пробормотала: — Трусихой всегда была я. А ты — борец, герой и первопроходец! Арбенина чувствовала себя неловко. С одной стороны, между ними царило напряжение, созданное годами, проведёнными порознь, множественными отношениями каждой из них, громкими высказываниями в СМИ и полным молчанием друг с другом. С другой — даже спустя годы Светка казалась такой близкой и родной, что было странно сдерживать порывы прикоснуться, соблюдать какие-то границы. Приходилось постоянно напоминать себе, что они уже давно чужие люди. Ну, может, не совсем чужие, но... Диана вздрогнула всем телом, когда её руки вдруг коснулись холодные пальцы. Узкая ладошка сжала её широкую ладонь и потянула, усаживая Арбенину на кровать. Света смотрела настолько тепло и печально, что хотелось забыть про всё и всех, прижать её к себе, зарываясь носом в мягкие волосы, а потом, надышавшись до боли знакомым запахом, пощекотать, чтобы она засмеялась и стала вырываться, а вырвавшись, прильнула обратно, на этот раз — за поцелуем, во время которого обязательно ущипнула бы Диану за бок — в отместку. Так было раньше: беззлобные потасовки с щекоткой и слабыми щипками всегда разряжали обстановку и заряжали их. В восьмидесяти процентах случаев дурачества приводили их в горизонтальную плоскость. В оставшихся двадцати рядом либо не оказывалось кровати, либо было много людей, хотя порой их едва останавливала даже совокупность этих двух факторов. Так было раньше. А сейчас Диана позволяла себе лишь крепко держать Светину ладошку в своей, уже радуясь такому простому, но так нужному сейчас физическому контакту. — К слову о первопроходцах... — Сурганова глубоко вздохнула, прежде чем продолжить фразу, и Арбенина непроизвольно напряглась. — Ты огромная молодец, что родила. Динечка, я очень тобой горжусь — ты ведь так хотела сына... «...которого я не смогла тебе подарить», — замерло в воздухе, оставшись несказанным, но осязаемым. О, они обе помнили Светины напрасные попытки забеременеть. В те времена, когда болезнь, чуть не забравшая её жизнь, ещё не перечеркнула их надежды... — Хотела сына, а получила ещё и дочь — в подарок, — хрипло усмехнулась Диана. — Так что их двое на одну меня. «Судьба у тебя такая, Диан Сергеевна, — подумали в унисон. — Всех у тебя должно быть двое: снайперов, детей... А ты в одиночку пытаешься со всем справляться». «А я не могу больше одна! — мысленно воскликнула Диана. — Не могу...» — Ты теперь никогда не будешь одна, — будто в ответ на Дианины мысли покачала головой Света. — Вы теперь втроём — это больше, чем один и два. — Свет, я не справляюсь с ними сама, — жалобно протянула Арбенина, решив позже разобраться со Светкиной альтернативной математикой. — Мама помогает, конечно, она переехала ко мне, но... Но это всё равно очень тяжело. А у меня ещё концерты... И молоко, которое надо сцеживать, чтобы дети питались и у меня не взорвались сиськи... Сурганова, не сдержавшись, фыркнула, но тут же постаралась вернуть сочувствующее выражение лица. Но Диана, заметив перемену её настроения, внимательнее всмотрелась в серые глаза: на их дне всё ещё плескался смех, прогоняя остатки грусти. — Галина Анисимовна очень любит вас, — мягко произнесла Света. — Думаю, ей в радость помочь тебе и провести время с внуками. А что касается... — Оборвав предложение на полуслове, она скользнула многозначительным взглядом по груди Арбениной. — Тебе очень к лицу материнство. — Лицу-то как раз здорово достаётся: у меня давно не было таких глубоких мешков под глазами, — как можно беззаботнее отмахнулась Диана, хотя на самом деле от Светиного взгляда стало потихоньку просыпаться почти забытое чувство — ощущение собственной желанности. Так, как её хотела Сурганова, её никогда никто не хотел. Арбенина всегда кожей чувствовала желание, волнами исходящее от Светы. Даже сейчас, когда оно только разгоралось, Диана уже ощущала привычные покалывания по всему телу и невероятное влечение. — Ну, может, не только к лицу, — с очень знакомой хрипотцой согласилась Сурганова. Поцелуй — их первый за слишком долгое время, чтобы считать, — затянулся настолько, что Диана едва не задохнулась. Света заново исследовала её рот, по-хозяйски проходясь языком по дёснам и прикусывая губы, так что, когда она отстранилась перевести дыхание, Ди чувствовала себя так, словно её уже трахнули. Разделись в рекордно быстрые сроки — чтобы скорее возобновить поцелуй, инициативу в котором перехватила Арбенина. Сурганова позволила ей отыграться за напористый старт, но всё равно оказалась сверху, ловко уложив Диану на подушки и осторожно обхватив пальцами набухшие соски. От первых же проглаживаний та едва не заскулила, поэтому Света быстро заменила пальцы своими губами и мягко слизнула микроскопическую капельку молока, выступившую на поверхность. Диана запрокинула голову, пальцами одной руки зарываясь в Светины волосы, другой — стискивая простынь. Но, в отличие от губ, с Дианиной грудью Сурганова была очень нежна, прекрасно зная о её чувствительности. Арбенина ещё никогда не получала оргазм от того лишь, как ласкают её грудь. Конечно, одним только этим оргазмом она не ограничилась: у них со Светой впереди была вся ночь, на протяжении которой они снова и снова признавались друг другу в любви: припухшими губами и проворным языком, влажными от смазки пальцами и приоткрытыми в стонах ртами, поцелуями на внутренней стороне бедра и жалящими засосами на шее — «моё». Они заснули друг на друге, обессилевшие настолько, что не были в состоянии даже укрыться. Едва натянув одеяло по пояс, они в одну минуту отправились в царство Морфея — разумеется, держась за руки и боясь оторваться друг от друга хоть на мгновение. И действительно: после того вечера, перетёкшего в жаркую ночь и ослепительно счастливое утро, они забыли о расставании. Дианино лицо прояснилось и даже синяки под глазами как будто уменьшились, хотя теперь ей оставалось ещё меньше времени на сон. Она стала часто ни с того ни с сего улыбаться, а в различного рода интервью нет-нет, да и мурлыкала что-то про любовь и семейное счастье. У Светы в машине появились два детских креслица, а сама она перестала пропадать на репетициях группы, хотя раньше для неё было нормально чуть ли не дневать и ночевать на работе. Ей больше не надо было бежать от себя — она теперь бежала к себе, к своей семье. К своей Диньке и их малышам. Однажды им даже удалось вырваться на отдых куда-то глубоко в Ленобласть. Целая неделя практически наедине друг с другом — роскошь, обычно недоступная ни молодым родителям, ни артистам в разгар рабочего процесса, ни конкретно Диане со Светой. Умудрившись совместить в себе всех, они ухватили возможность провести время в компании друг друга и, оставив Мартёмок на Галину Анисимовну и няню, умотали отдыхать. — Свет, когда мы в последний раз гуляли? Вот так, не скрываясь, не боясь, что нас увидят вместе? — спросила один раз Диана, прогуливаясь по осенним тропинкам и пиная опавшие листья. — Не помню, — честно ответила Света, сжимая Динкину ладонь. — Но я и не боюсь, что нас могут увидеть. Зато ты... — У меня дети, — устало, но всё же ощетинилась Арбенина. — Я же тебе объясняла: в нашем мире... Я не хочу, чтобы их потом травили из-за того, что их мать лесбиянка. — А ты думаешь, никто ничего не узнает, если мы так и будем жить и воспитывать их вместе? Когда они вырастут... — Света вдруг затормозила, заставив Диану удивлённо поднять глаза и застыть от непонимания странной эмоции, застывшей на лице любимой. — Или ты не хочешь, чтобы это продолжалось? Ты думаешь, что к тому времени, как они начнут что-то понимать, мы уже... — Кузнечик, о чём ты говоришь?! — замахала руками Арбенина, подскакивая к Сургановой и тут же впечатывая её в себя. — Я тебя больше никогда не отпущу! Мы будем вместе, мы будем жить вместе, когда Мартёмки вырастут, когда пойдут в школу, когда закончат её... Всегда! — Правда? — глухо выдохнула Света, прижимаясь к Диане. — Конечно, правда! Светик, я больше никогда... Так было первые пару месяцев. Может, два с половиной. А потом начались ссоры. Сначала мелкие стычки на фоне постоянной усталости и ревности, которую всё труднее было подавлять, потом всё более крупные скандалы — когда рядом нет детей. Арбенина психовала из-за того, что Света задерживалась на работе, уходила на ночь глядя из дома, не дождавшись, а потом Сурганова обрывала её телефон звонками и сообщениями. В другой раз Света устраивала Диане взбучку из-за слишком откровенного флирта с каким-нибудь мужиком, они кричали друг на друга — иногда шёпотом, чтобы не разбудить детей. После они, конечно, мирились — шумно и по несколько часов, как раньше, но вновь по крупице проступающее напряжение копилось, росло, грозясь лопнуть и обрушиться на них непереносимым потоком. А сегодня... Сегодня Арбенина снова приревновала Свету. Пока Сурганова была в душе, Диана увидела, как экран её телефона моргнул входящим сообщением. Решив выяснить, кто может писать Свете сообщения в одиннадцатом часу ночи, она разблокировала телефон и прочитала: «Я дома. Приезжай, как сможешь, — всегда жду!». Незнакомый номер не только не вносил ясности в происхождение этого сообщения, но и усиливал подозрения, что что-то здесь нечисто. Всего за пару минут убедив себя в том, что это сургановская любовница, Арбенина встретила «виновницу торжества» с налитыми кровью глазами. — Собираешься куда-то? — тихо — подозрительно тихо — спросила Диана, наблюдая за тем, как Света ищет фен, которым обычно никогда не пользовалась: зачем он нужен, когда волосы короткие и быстро сохнут самостоятельно? — С чего ты взяла? — даже не обернувшись, спросила Сурганова. Чистая невинность в голосе Светы окончательно довела Арбенину до состояния белого каления. — С того, что какая-то блядь в десять вечера приглашает тебя к себе, а ты только вылетела из ванной, а уже спешишь к ней! Что, решила подмыться дома, чтобы там времени не терять? — набирала обороты Диана. Света остановилась как вкопанная, так и не найдя фен, и медленно повернулась к тяжело дышащей женщине. — Ну-ка повтори? — ледяным тоном потребовала она. Арбенина не заметила, как зло блеснули глаза Сургановой, и зашипела: — Я сказала: с того, что ты летишь к какой-то бляди... Договорить она не успела: щёку ожёг хлёсткий удар. — Диана, ты совсем свихнулась со своей ревностью, — всё так же холодно резюмировала Света. Диана уже вскинулась, чтобы ударить её в ответ, но споткнулась о полный презрения взгляд. — Давай-давай, ударь меня, желательно по лицу, чтобы моя — как ты сказала? — «какая-то блядь» ужаснулась моему виду и не стала со мной трахаться. Ну, чего ты застыла? Но прежде, чем Арбенина успела отмереть, Сурганова метнулась к своему телефону, схватила его и скрылась в коридоре. Через минуту Диана услышала громкий хлопок дверью, а когда выбежала в прихожую, обнаружила отсутствие обуви, шапки и пальто Светы. Через пару мгновений из детской раздался оглушительный плач. На удивление, проснулась одна Марта, и даже её рёв не смог разбудить брата. Взяв малышку на руки, Диана стала её укачивать и уговаривать уснуть, что-то напевала, что-то говорила. И только когда она притихла и засопела, Арбенина поняла, какая же она дура. Во-первых, номер не был определён, а значит, кто-то просто мог нечаянно отправить сообщение на случайный номер, ошибившись в одной цифре, и абсолютно чужое послание досталось Свете. Во-вторых, она ведь даже не видела его, когда вышла из ванной. Следовательно, даже если она хотела увидеться с кем-то и ждала от этого человека смс, она не могла знать, что он уже дома и готов с ней встретиться. В-третьих... Господи, это же надо быть такой идиоткой, чтобы выгнать из дома Сурганову! Слёзы сами собой побежали по щекам, когда Диана поняла: если Света действительно ушла, она не вернётся. Они говорили об этом не раз, и Света говорила о том, что ещё одного разрыва она не выдержит. Это будет конец. А если это конец их отношений, то это и её, Арбениной, конец. Отчаяние захлестнуло с головой. Диана чувствовала себя ничтожно маленькой и больше всего на свете боялась остаться одной — и, получается, снова всё проебала. Профессионально, ничего не скажешь. Стало нечем дышать. Арбенина постаралась как можно тише втянуть воздух, чтобы хотя бы прочистить нос, и снова чуть не разбудила дочь, которая слегка дёрнулась в её руках и задышала чаще. — Тш-ш, — взмолилась Диана, снова забывая про себя и про Свету. Она решила, что проще не дышать, чем разбудить кого-то из близнецов, но тут краем уха услышала, что дверь тихонько приоткрылась. — Динь, что тут у вас? — едва слышно спросила Света, просачиваясь в тёмную детскую. У Дианы защипало в глазах, но она сжала губы и кивнула на Марту: — Проснулась. Укачиваю. — Это я её разбудила, когда дверью хлопнула, да? — забеспокоилась Сурганова и подошла ближе, заглядывая в лицо девочке. Арбенина беззвучно покачала головой, улыбаясь сквозь слёзы, но, почувствовав на плече невесомую ладошку Светы, всхлипнула. — Динь! Ты чего? Тоже ревёшь, что ли? — Теперь Сурик обеспокоенно всматривалась в Динкино лицо. Дорожки слёз блеснули лунным светом, проникающим в окно, и Света неслышно всплеснула руками. — Динечка! Клади Марту в кроватку, она уже спит. Пойдём, родная, пожалуйста! Арбенина аккуратно положила малышку в колыбель, на цыпочках вышла за Светой в коридор и сразу же, как только за ними закрылась дверь, сгребла её в объятиях. — Свет... Кузнечик... Никогда больше не уходи, пожалуйста! Прости меня, дуру такую, я виновата, я ебанутая, но я не смогу без тебя, я не смогу... — горячо шептала Диана, гладя её по волосам и по спине, тыкаясь носом ей куда-то в щёку и продолжая просить и умолять остаться в её доме и её жизни. — Динька, дурочка, ну куда я уйду от вас! Перестань, успокойся! Всё хорошо, я здесь... Ты шапку забыла в моей машине — я вспомнила и сходила забрала: тебе же с утра на съёмки ехать, я ещё спать, наверное, буду. Диня, моя хорошая, моя родная, хватит... — За шапкой? — не поняла Арбенина, понемногу успокаиваясь. — А то, что я... — Да, ты поступила некрасиво, но я же знаю, что ты от большой любви ревнуешь... И ты же не ударила меня... — Свет, прости... Я больше никогда... Света ласково вытерла Диане со щёк слёзы и поцеловала в нос. — Конечно, никогда. А теперь пойдём спать: тебе рано вставать. Пойдём? Она протянула руку, и Динка схватилась за неё, как утопающий за соломинку. Каждый раз Света просто брала её за руку. Диана знала: значит, всё хорошо. Всё хорошо.