***
Дэйви восемь, когда на счету у Макки Уэйна уже три убийства мальчиков-подростков. Да-да, все началось с Дэйви. Он не мёртв, но им началось, им когда-то и закончится. И Макки наблюдает за Дэйвом, выжидает подходящее время. Дэйви в свободное время катает на велосипедах с новыми лучшими друзьями: пухляшом Вуди, нелепым заучкой Фарадеем и крутым Итсом. Никки теперь везде ходит с глупыми подружками и лишь изредка общается с Армстронгом, пересекаясь с ним в школьных коридорах. Все хорошо, здорово. Лето 1977 года. В воскресный выходной Дэйви с друзьями прокатывали мимо соседских районов, заезжали в местные кафе-забегаловки, рассчитывая наесться сочными бургерами, останавливались у магазина с комиксами, выбирая самый недорогой, чтоб хватило на те несколько центов, что Дэйви вчера успел заработать, раздавая газеты. Да, веселье детских, юных годов только начинается, ох уж эта беззаботная пора. — Хей, ребята! Я учусь делать фотографии. Не хотите свой снимок на память? — кричит Макки который раз проезжающим мимо его дома детям. На его шее висит большой фотоаппарат. Дэйви останавливается, остальные тоже тормозят. Он бросает велик, отряхивает помявшиеся шорты и улыбается, подзывая друзей к себе. — Конечно! А вы правда сможете дать нам фото? — спрашивает заинтересованно Дэйв. — Каждому из вас, если хотите, — смеётся полицейский, смотря на поблескивающие глаза детей. Они встают в разные позы, хохочут, валятся друг на друга. Итан складывает руки на груди, демонстрирует сильно большую, явно, доставшуюся от старшего брата косуху, надевает солнцезащитные очки, поддерживая образ опасного парня. Фарадей высовывает язык, косит глаза, толкает в бок Итса. Вуди неуклюже стоит, придумывая позу. А Дэйви же просто живёт. Просто естественный. Фотографий тогда Макки сделал множество, более сотни. Но, через неделю, отдал каждому из мальчиков по одной. Остальные же распечатал для себя, вырезал отовсюду Итса, Фарадея и Вуди, оставляя на изображениях только Дэйви. Отвратительно, просто мерзостно, когда изображениями с ним обклеены все стены той самой секретной комнаты в подвале, где Уэйн разлагал в кислоте уже мертвых, измученных мальчиков. Изображениями с дурачащимся, очаровательным, совсем маленьким, а потому невинным и искренним Дэйви обклеено место, где скопились самые ужасные чувства воедино. Где мученики испытывают страх, боль, отчаяние до тех пор, пока не умрут ужасной смертью от рук больного, поехавшего на ком-то конкретном, но отчего-то убивающего других, психопата. Завтракая, Дэйви заметил блеклую, невзрачную фотографию мальчика на коробке молока. Надпись жирным чёрным шрифтом привлекла его внимание — «Missing». Это была четвёртая жертва.***
Дэйви десять, а Макки убил уже шестерых подростков и двоих взрослых, что, естественно, насторожило полицию. Расследования начались, дела завелись. Теперь сомнений не было, что совсем рядом, поблизости, орудует маньяк-похититель, недавно забравший жизни целой семьи. А у Дэйва с друзьями все потрясающе. И они даже запланировали построить домик на дереве, обустроить собственное логово, только вот в помощи отказали все взрослые, озадачив детей. Было бы прикольно обвесить стены домика газетами с кричащими заголовками, на которых наживается желтая пресса и выпросить у уже, наверное, бывшей подруги Никки, пару интересных журналов. Да, каталоги с модными туфлями тоже неплохи, особенно если модель будет блондинистой девчонкой с выразительными голубыми глазами. Ох, воображение, фантазии о уютном домике придётся отбросить. Ну, или же сколотить все самостоятельно дружеским коллективом в восемь рук! Столько труда и усилий нужно в это вложить! Окончить посторонние домика им удастся лишь к следующему лету, и то, если повезёт управиться. Из материалов только ржавые гвозди, найденные на чердаке в банке из-под томатной пасты. Никаких досок, никаких инструментов. Зато проверить дерево на прочность, так сказать, было таким же неотъемлемым шагом на пути к осуществлению задуманного, как и предстоящая кража досок из строительного магазина. Влетит Итану от брата, уж это точно. Найдя развесистое дерево, с множеством ветвей и пышной зелёной кроной друзья решили: «должно быть, то самое». Итс полез первым, не подпуская располневшего Вуди, что и на самую низкую веточку всползти не сможет, что уж там говорить, треснет под ним сухая ветка, и все — переломает себе все кости бедняга. А Фарадей, не смотря на тягу к приключениям, все же не захотел лезть ввысь будучи слепым как крот, однако же с очками — ещё более безответственно. А смелый и, видимо, самый отважный в этой компании Дэйви был готов скакать с ветки на ветку как бельчонок, являясь самым низким и худощавым из них четверых. Уже через минуту Итан был на вершине. «Лузеры!» — крикнул он друзьям сверху, хвастаясь своим достижением. Да разве кто-то из них сможет также? Дэйву кажется, что он сможет. Для него, черт возьми, и взлететь возможно при всем желании. Он хмыкает, резво цепляется ногами и руками за ствол. Все это ерунда, посмотрите, люди, посмотрите же на то, что вытворяет Дэйви Армстронг! До Итана остаётся совсем немного, не больше метра. Друг закатывает глаза, не веря в то, что малыш Дэйви, однако, может его превзойти. И вот, неаккуратно схватившись за особенно сухую, надтреснутую веточку Дэйв вдруг чувствует, как та хрустит и уже стремительно летит вниз, натыкаясь на ранее преодоленные ветки. Снизу ему кричат: «Осторожно!». Но, разве это хоть немного поможет? Лицо Итса застыло в испуге. Все в этот момент думали о том, чтобы тот не разбился о землю, не свернул себе шею или сломал позвоночник. Зачем им дерево, напомните? Дэйви приземляется на цветущую траву шумно ойкая, заходясь в рыданиях. Кажется, кости не сломаны, но тело будто парализовало, двинуться не представляется возможным. Только плач, граничащий с завыванием, кровоточащие колени и беспрерывно стекающая по локтям кровь — вот, что он видит и чувствует. И не может ничего с этим сделать. Ему стыдно за свои попытки взобраться выше, чем было бы приемлемо, стыдно за эту идею. Ребята шокировано смотрят на Дэйви и не могут вымолвить и слова. Фарадей поспешил за помощью, на ходу придумывая, как сможет отвертеть себя и друзей от наказаний за опасные игры. А Вуди присел рядом с Армстронгом, пытаясь заглянуть в его лицо, но попытки оказались тщетными, тот прячется. Итан медленно спускается, теперь уже напрягшись, стараясь не допустить ошибки Дэйва. — Как вы умудрились, мальчики? — растерялся Макки. Дэйви попытался встать, опираясь на расцарапанные ладони, но трясущиеся ноги подвели его и он рухнул, сдавленно мыча. Коп принёс пострадавшего в свой дом, отправив побледневших от страха за жизнь товарища Вуди, Итса и Фарадея по своим делам, они уж ничем больше не помогут. И уж кто знает, где Шейла и Рэндалл — быть может, уехали на свидание. Когда-нибудь (и даже совсем скоро) это заимеет свои последствия. — Упал? Ну ничего, сейчас обработаем, и все будет хорошо, — Уэйн роется в аптечке в поиске перекиси, мази и пластырей. Дэйви хлюпает носом, сидя на диване, пытаясь остановить поток слез, капающих на разбитые коленки, отчего те начинали пощипывать, доставляя неприятные ощущения. Кожа как будто разъедается солеными каплями. Он прикрывает красные глаза, надеясь не показать свою слабость полицейскому. Этот человек перед ним определенно его пример: спасающий город от преступников коп, рассказывающий потрясающие истории находу, следящий за садом, делающий красивые фотографии, любящий детей. Он подошёл бы на роль отца Дэйви, более того, заменил бы ему обоих родителей, что всегда оставляют его. Оставляют с трудностями детского периода, оставляют на друзей, оставляют на школу, оставляют на Макки. И Дэйв открытый. Но не тогда, когда дело доходит до слез. «Будь мужчиной! Хватит вести себя как девчонка! Только и делаешь, что размазываешь сопли по лицу!» — говорит отец, «Хватит плакать, терпи, дорогой, слезами горю не поможешь» — говорит мать. Говорят в те редкие моменты, когда бывают дома, бывают рядом. Дэйви подавляет это. Может, вот причина его чрезмерного доверия и легкости? В сердце есть место только для безграничного счастья. — Не закрывайся, мальчик мой, — приговаривает Макки, обрабатывая одну из коленок. Армстронг слушается, приподнимая голову. Лицо все заплаканное с размытыми дорожками слез. Уэйн хочет видеть его слёзы, хочет видеть в глазах ненависть и разочарование, хочет испоганить жизнь Дэйву, сделать так, чтобы он страдал, чтобы все то прекрасное, что сейчас у него есть, стало ничем по сравнению с тем ужасом, который ему придётся испытать. Макки хочет, чтобы этот мальчонка умер внутри, хочет прикончить его собственными руками. И так и будет, стоит лишь подождать. Ещё рано. — Почему вы смотрите? Не смотрите, пожалуйста, — шепчет Дэйви, отворачиваясь. — Это не стыдно, малыш Дэйви, — Уэйн клеит два цветных пластыря со звездочками крест-накрест на правую коленку, практически неотрывно смотря на Дэйва. Армстронг опускает взгляд вниз. Макки приступает к обработке второй коленки, слыша шипение. Он льёт слишком много перекиси, чтобы Дэйви снова плакал. И тот плачет. Уэйн извиняется за оплошность, поглаживает стройную юношескую ножку, успокаивая. — Тише-тише, прости, — говорит он и клеит крест-накрест два ярко-желтых пластыря, — вот увидишь, все заживет. Дэйви стал привыкать, так что когда Макки не смог добиться от него даже слезящихся глаз, вылив на раны более, чем пол пузырька перекиси — он, подбодрив на прощанье, отвёл того домой. — Передавай родителям «привет». И будь бдителен. — Спасибо за все. Развозя газеты Дэйви увидел на странице одной из них ещё одного пропавшего мальчика. Опять. Это странно. Ну хоть что-то в его городе происходит.***
Дэйви тринадцать и он думает, что местный похититель действительно зачастил с похищениями, потому что за последние три года пропало ещё четверо мальчишек. А взрослые и позабыли о спокойной жизни, когда отовсюду не звучали сплетни о серийном убийце и о ушедших навечно подростках. Беспокоятся о своих детях. Армстронга же это интересовало до невозможности, он таки душу готов был продать за улики, ну, или хотя бы за зацепки. Да разве же не здорово было бы иметь отношение к чему-то настолько масштабному? Разве не здорово было бы стать героем, разоблачив убийцу? Иногда кажется, что Дэйви одержим близ происходящими происшествиями. Не может выкинуть из головы фантастику. Но… Разве это нужно? Чего плохого в том, чтобы быть ребёнком? Чего плохого в любопытстве? Ну, может, слегка нездоровом любопытстве. Ничего не помешает ему развлекаться летом 1982. Вуди, Фарадей, Итс, и, само собой, Дэйв начинают увлекаться девчонками, а в особенности Никки Кашубой. Она стала красавицей, тут уж не поспоришь. Носит вырвиглазную одежду, красит веки синими тенями, жуёт жвачку и не носит бюстгальтер. Она идеальна для Дэйви. Ни одна обнаженная девушка из журналов для взрослых не могла сравниться с ней. По вечерам он с друзьями забирался на построенный, не без помощи Макки, домик на дереве, коллективно обсуждая ее с другими мальчишками, не забывая упомянуть, что, все-таки видит в ней не просто симпатичную девушку, ну и, вообще-то, может, лет через пятнадцать, потенциальную будущую жену. А возвращаясь домой он подглядывал за подругой детства, а иногда даже, когда на ночевку оставались и друзья, предлагал передавать бинокль друг другу по очереди, чтобы каждый смог все рассмотреть. Все как всегда идёт своим чередом. Убийства, однако, тоже. Приближается день рождения Никки, она, как это ни было странно, спустя годы, после того, как с их дружбой все было покончено, решила пригласить Дэйви на праздник, где обещала быть ДиДжеем. И как такое пропустить? Дэйви дали шанс один на миллион! Меньше всего, конечно, хотелось опозориться, ляпнув что-нибудь не то, случайно рассказать о том, что он делает по ночам, думая о ней или ошибиться с выбором подарка. А ведь действительно, чего бы она хотела? Вряд ли Никки до сих пор грезит о новенькой кукле Барби или о розовом самокате с ленточками. Им больше не по шесть, все-таки. Что вообще любят девочки? Цветы и конфеты? Нет, Никки не такая, ей нужно что-то особеннее сорванных, безжизненных цветков, которые уныло увянут в вазе не пройдёт и трёх дней. Конфеты? А что может быть проще? Кто не любит сладкое? Но голова опять идёт кругом. Сколько вариантов есть: мармелад, шоколад с изюмом и без, зефир, леденцы, драже и много-много чего другого. С утра праздничного дня Дэйви в панике забегал, так и не придумав ничего лучше, чем по пути к подруге купить что-то пресловутое. Все не то. Он вылетает из дома, подхватывая велосипед, встречая собранного на службу Макки. — Куда спешишь, Дэйви? — полицейский растягивает губы в улыбке. Дэйв взволнован и много мельтешит, не может собрать все свои мысли в кучу. Чувствовать такое из-за девчонки, вот бред. — О, влюблен, малыш Дэйви? — Уэйн подходит ближе, приглашая Армстронга на свой участок. — Могу дать парочку советов, если ты разрешаешь. Дэйви смотрит на копа с надеждой. — Ч-черт, как вы вообще поняли? — он нервно посмеивается, краснея от неловкости. — Знаешь, а я ведь тоже когда-то был в твоём возрасте. Я бы сохранил его для тебя, — размышляя говорит Макки. — Эти подростковые обжимания, переживания. Это было давно, лет двадцать пять тому назад, но как не запомнить столь невероятное, лучшее в жизни время, согласен? Живи, пока можешь, живи как хочешь, пока у тебя ещё есть эта возможность. — Э-э-э… Хорошо, я к вам прислушаюсь, — неуверенно отвечает Дэйви, неоднозначно воспринимая последую фразу. — Девушки — с ними бесконечные хлопоты, уж поверь мне. Наверное, поэтому у меня до сих пор нет жены и собственных детей. Так что, для начала, будь уверен в том, что выбрал «ту самую». — Я не знаю, честно, это все слишком сложно для меня. Даже выбрать ей подарок, — Дэйв смущенно прикусывает губу. Не часто ему приходится говорить о чем-то подобном со взрослыми. — Подари что-то от сердца. Не важно что, Дэйви, главное правильно преподнести. — Вы правы, думаю, — он поднимает глаза, но тут же отводит взгляд. — И, пожалуйста, запомни: не заходите дальше поцелуев, это никогда не заканчивается положительно. Ты к такому ещё не готов. — Я не д-думал! Не говорите об этом! — вскрикивает он, не желая слушать подробности того, что и так случится разве что в очередной его влажной фантазии. Тем же днём Дэйви приходит на мероприятие с тремя кассетами, на которых записаны «Duran Duran», «Дэвид Боуи» и «Queen», с пестрыми стикерами и с новенькими журнальчиками, сверкающими глянцем. Все это напоминает ему о былом, когда играть и дружить только с Никки было обыденностью, когда все это их связывало. Она приветствует его, вытягивая руки для объятий, Дэйв прижимается к ней, чувствуя себя как в одном из слащавых снов, где они с Кашубой болтают обо всем в мире, наблюдая закаты и восходы, переглядываясь, сцепляя ладони в замок, явно символизирующий заезженную, но от того не перестающую быть романтичной фразу «Вместе навсегда». Дэйви бы хотелось этого. Никки заглядывает в небольшой праздничный пакетик и потрясенно смотрит на друга. — Надо же, ты не забыл. Я удивлена, что ты помнишь, — она хихикает, поправляя кислотно-зеленый бант на высоком хвостике, расположенном на левой стороне. — Это было важно для меня. И я бы хотел, чтобы ты помнила обо мне. О нас, — он делает все так, как рекомендовал ему Макки. И у него получается. — Я буду помнить, Дэйви. Всегда буду помнить. И через пару дней становится известно о ещё одном пропавшем мальчике.***
Дэйви пятнадцать и скоро от него ничего не останется. Он следующий. Лето 1984 года стало точкой невозврата. Дэйви слишком много знает, Дэйви рушит жизнь Макки, и так не должно было быть. Все было бы по-другому, если бы Дэйви не заострил внимание на своих догадках, не стал распутывать клубок кровавых нитей. Все было бы по-другому… Его фотографии в подвале, сотни его фотографий, полуразложившийся труп тринадцатого мальчика в ванной, от которой несло блевотной вонью, забитый в угол, едва живой четырнадцатый мальчик, падающий в обморок от обезвоживания. Это было интересно. Он герой. Но стоило ли это того? Макки Уэйн — его милый и добрый сосед. Но только пока Дэйви не узнал. Пока не узнал правду. Нужно было покончить с этим. Макки Уэйн оказался монстром. В ту ночь, когда все вышло на поверхность произошло чересчур много всего: Никки одарила Дэйва поцелуем. Но он был равнодушен, потому что голова перегружена другим. Потому что ему страшно. Потому что он не герой. Он жертва. На этот раз он — цель. Полиция немедленно занялась поисками больного ублюдка, творившего жуткие извращения, прикрываясь званием, скрывая в своем образцовом доме жестокие преступления. Дэйви с трудом сомкнул глаза. Потому что это не конец, серийный убийца на свободе. Кто поможет? Макки больше не придет спасать его от ненастий, Макки торжественно принесет ему смерть. К его носу грубо прижимают тряпку, пропитанную хлороформом, пока он от неожиданности брыкается, изо всех сил стараясь оттолкнуть чужие руки, позвать на помощь. Дэйви клонит в сон, а руки будто наливаются свинцом, тело немеет и веки смыкаются. Он не герой. Не герой. Проснувшись в машине с затонированными черной краской окнами, связанный по рукам, с кляпом во рту он пожалел, что втянул в это остальных. И сидящий рядом Вуди в не менее трудном положении тому подтверждение. Дэйви в это ввязался, никто из его друзей не должны страдать по его вине. Стоит растоптать в себе импульсивность, что не оставляет места для здравого мышления. Его должны убить сегодня. Ни кого-то другого. Его. Но Вуди проиграл первым. И теперь Дэйви ненавидит себя. Он доковылял до машины, с трудом ощущая раненую ногу, которая, кажется, немеет. В красном свете фар виднеется тело Вуди с перерезанным и до сих пор источающим кровь горлом. Глаза Дэйва мутнеют от слез. Это просто не может быть правдой. Это кошмар. Его хватают за шкирку, вжимают лопатками в капот машины. Футболка мокрая от пота. Ни за что в своей жизни Армстронг больше не сыграет в прятки. Он нервно дышит, задыхается от страха. — Простите. Простите, простите, простите, — повторят, повторяет и повторяет, стараясь не смотреть в горящие безумием глаза напротив. Их лбы соприкасаются и Дэйви чувствует слабость и накатывающую паническую атаку, справиться с которой он просто не в состоянии. Макки злобно скалится, кажется, что готов съесть того заживо, наброситься, слово сведённый с ума голодом зверь. Он смотрит пристально, гипнотизируя, не разрешая, теперь уже, прятаться. Он надеется, что его извинения каким-либо образом пойдут ему на пользу, но Макки поступит с ним нещадно. И почему из всей округи его главной мишенью стал Дэйви? Чем этот мальчишка отличается от других его же возраста? Он носит шорты, любит летние приключения и заглядывается на сиськи. Обычный, совершенно стандартный мальчик. И все же другой. Где ещё найти такого миролюбивого и действующего по не подводящей интуиции подростка? Где найти такого светящегося ребёнка, находящего во всех и во всем море положительных качеств, имеющего такую проникновенную чуткость, какую редко можно выявить даже у взрослого мужчины? Он совершенно обычный, но отчего-то не воспринимающий людскую поверхностность, выбирающий правильных людей. И единственный раз, когда его чутьё его подвело оказался убийственным для лучшего друга Дэйва - для Вуди. Дэйви хочет, чтобы это ему распороли горло. Ну, или просто хочет, чтобы его оставили прямо сейчас. Оставили одного. Как это и было почти всегда. Снова оставили одного. Ведь даже одиночество лучше новых увечий. — Простите, простите, — говорит он с хрипотцой в голосе, чувствуя давление руки Макки на шее. Тот явно не пытается душить, только лишь оставить синяки, и это удивляет. Убей или оставь. Ну же. Почему нет? — Ты сам навлек это на себя, надо было оставить меня в покое! Ты во всем виноват, мать твою! — Рычит Уэйн, сжимая руку на шее сильнее, склоняясь ещё ближе, опаляя щеку Дэйви холодным, как ему самому показалось, будоражащим табун мурашек, дыханием. — Ты вынудил меня уйти из дома, ты украл мою жизнь! Не будет тебе прощения! Дэйва пробирает дрожь, а к горлу подступает тошнота. — Простите, простите, — продолжает молить он, сам не зная, можно ли ожидать снисходительности от Макки или же умрет он тут, вдали от друзей, родителей, в неизвестном лесу, измазанный грязью, смешавшейся с кровью, липкими разводами покрывавшей его тело. Он ждет, что вот-вот и его прикончат, воткнут нож в горло, а может, заколят вовсе. В висках отдается бешеный стук сердца, отсчитывающего время до погибели. — Я так хочу убить тебя, но это будет мало для тебя! — Уэйн наблюдает за чужими рыданиями с особенным наслаждением, уже представляя, как с губ мальчишки слетит надрывный крик, когда он нагнет его, и тот, под страхом смерти, не сделает ничего. Он будет просить, умолять перестать, но на это Макки только посмеется, в очередной раз оставляя какой-нибудь кровавый след на Дэйви. Маньяк будет делать это долго, без подготовки вставляя, видя мучения жертвы, чья жизнь никогда не будет прежней. Дэйв будет хвататься руками за землю, забивая ее под ногти при новом, еще более уничтожающим толчке, в попытке снять напряжение, натягивающее его словно струну, но делая только хуже. И, блять, лучше бы Макки запланировал просто убить Дэйви. И в ту ночь Дэйви Армстронг действительно умер, по крайней мере, половина его души уже точно была утеряна, может, сожрана ненасытным Уэйном Макки, потому что после такого люди не остаются прежними.***
Дэйви шестнадцать и он не знает, что ему делать дальше. Он помнит слова, после которых Макки бросил его, почти бездыханного, проклиная: «— Ты столько времени провел, думая обо мне. Я хочу, чтобы ты продолжал думать обо мне. Хочу, чтоб ты представлял, что я с тобой сделаю, когда вернусь, а я вернусь за тобой. Ты будешь жить постоянно оглядываясь, каждый божий день будешь думать, что это день, когда я приду за тобой, и однажды… Ты окажешься прав!». Он не может этого не помнить, потому что это звучит в его голове постоянно вот уже как год. Дэйви почти не выходит на улицу, отрекается от родителей, хотя совершенно не хочет быть один, просыпается от кошмаров, зовя Вуди, Итса, Фарадея и Никки, забывая что друзья в последние дни прошлого лета разобрали домик на дереве и вместо школы разъехались по разным колледжам в соседние штаты, а Кашуба же съехала вместе со своей семьей, решая держаться подальше от столь опасного городка. И теперь Дэйв и сам запутался, было ли его детство настоящим, потому как воспоминания плывут, оставляя в четкости только страшную ночь. Он думает о том, что было бы, если бы он не ввязывался в это. С ним бы случилось тоже самое, но небытие бы спасло. Какой смысл жить без Вуди и остальных, без Никки, с тяжелым грузом вины в ожидании того самого дня, Когда Макки вернется за ним. Армстронг ощущает его прикосновения по всему своему телу, корит себя за смерть Вуди и захлебывается в грязном прошлом, не зная, что такое «жить», а ведь когда-то у него это получалось лучше всех. Он не может дышать, справляться с паранойей и тревожностью, не может быть свободен. Уэйн Макки все ещё скрывается где-то, его все ещё не нашли. И он обязательно, точно, обязательно, нападет на него в тот самый день, когда Дэйви и впрямь будет этого ожидать, но тогда уже, после, продолжения не будет.