кай

бодрячком окровавленный богомол пробирался сквозь джунгли. он думал, лианы похожи на морских угрей, только сухих и тугих, а не скользких, гладких, но они бороздили его руки, и ноги, и даже лицо, как тяжёлые хлысты – останутся шрамы. что я сделал тебе, боже? пот стекал по его телу крупными каплями, как если бы он двигался под дождём, но святому богомолу не было жарко. не было знойно, не было душно, только липко; он хотел утонуть. смелый богомол шёл двенадцатый час подряд, не давая себе времени перевести дух, ибо он молод и храбр и помнит имя твоё. где то место, которое ты уготовил мне? но он шёл, спотыкаясь и не падая, а значит, нет для него места, и он вынужден жить. позволь мне ещё раз услышать твой голос. что-то завизжало, дёрнулось, вспорхнуло, раскачивая лиану; ушмыгнуло. живущий богомол заметил на ветке кислотную лягушку. ветка была похожа на корягу. вспомнив, что такое болота, милый богомол заплакал. ты дашь мне всё, что я захочу, и мне жутко. тебя не было здесь, он не слышал твоих шагов, не видел ни спины, ни рук, но среди похороненной хворостом и зелёными разлагающимися угрями земли ему открылся остров чёрной, как бездна, грязи, и он упал, поджав под себя руки, переминая между пальцев безумие. может быть, чёрный ворон найдёт его здесь? в глазах застыла розовая, как язык больного, морская звезда. как ветка в ночи. будет ветрено, друг. блаженный богомол обмазал грязью локти и поднялся. ты была прямо здесь, он знает, даже если ты молчишь. кай, может, стоит поискать бобров. он собрал хворост в кучу, похлопал себя по карманам. где мой дом? хлип вздох чирк чёрт- полыхнул огонь. я не нашёл ни одного камня, ты знаешь, меня удручает. двенадцать двадцать четыре восемь холода никогда не придут. плачущий богомол огладил колено и закрыл глаза. и долго плавилось, стекая смердящими каплями, его измождённое багровое тело.