Когда, мечтою гордой вдохновлённый, Вступает муж в жестокую борьбу И, неудачи испытав лихие, Разочарованный, клянёт судьбу, Жена любовно кроткими речами Ему бальзам на раны сердца льёт. Жизнь мирная дарит такими днями, Каких жизнь бурная нам не даёт. Генрик Ибсен, «Катилина»
Адда осталась очень довольна тем, что Радовид не дал ей заскучать и без малейших затруднений организовал для неё на палубе «Оксенфурта-Третогора» всевозможные развлечения. Закончив с обедом, королева попросила позвать к ней местных купцов и ювелиров. С большим пристрастием Адда рассматривала роскошные ткани – парчу, бархат, шёлк - из которых запланировала заказать у модистки себе новые платья, а кое-что она даже отложила мужу на кафтан; затем принялась подбирать золотые и серебряные нити для вышивания - своего любимого увлечения, за которым она проводила свободное время; после – с восторгом примеряла яхонтовые ожерелья и перстни. Покуда Адда с горящими глазами перебегала от одного купца к другому, Радовид времени даром не терял: король решил разобраться с многочисленными письмами чиновников, полученными намедни. На все обращённые к нему вопросы жены он отвечал твёрдым согласием, хоть и слушал их краем уха и весьма смутно представлял, о чём они были. Позднее владыка обнаружил, что заслугами его супруги оксенфуртское купечество знатно обогатилось. Потом Адда велела пригласить на корабль музыкантов, которых в полдень уже слышала на городском рынке. Поначалу артисты развлекали королевскую чету пением и игрой на дудочках, волынке и барабане, но потом к ним присоединилась сама монархиня. Адде было, чем величаться: природа наделила её богатым и мелодичным голосом, а потому те, кто слышали её пение в первый раз, всегда бывали невольно поражены. Вот и сейчас она пела превосходно, наполняя каждое слово теплотой и искренностью, чем очень тронула слушающих её моряков и солдат. Но не так впечатлял её вокал, как удивляла легкость, с которой Реданская королева выступала перед экипажем и стражниками. Впрочем, перед ними ли? Радовид не спускал с жены глаз и в который раз убеждался в исключительности Адды. Обязанности, которые налагал на неё статус, не только не приглушили её задора, а, наоборот, в четырежды его распалили. – Радовид, давай вместе! – скомандовала Адда, закончив своё сольное выступление. – Споём что-нибудь забористое! Прям как на наших старых-добрых пирах! Король сперва решительно отказался, но Адда знала, что хитрит он для подданных. Королева была уверена, что сам Радовид втихомолку только и ждал её приглашения. - Его Величество поёт? – перешептывались между собой музыканты. – Право, не знаю, поют ли такие серьёзные люди. - Ах! – воскликнула Адда и засмеялась с лёгким упрёком. – Мой король, я ведь просто хотела сказать, что без твоего участия наш маленький концерт будет неполным. Мне кажется, что подданные должны знать о талантах своего монарха. - Ну хорошо. Я сегодня исполняю все твои капризы, Адда. Исполню и этот, - не без иронии заметил Радовид. – И что же мы будем петь? Кто-то предложил излюбленную на королевской галере песню про моряка, который после долгого промысла воротился наконец к своей возлюбленной. Такой вариант единодушно поддержали все, в том числе и Адда. - Я, правда, не знаю слов, но ты, Радовид, начни пока сам. Я постараюсь подхватить на втором припеве. Все затаили дыхание, с напряжением ожидая первого звука… Как это будет? Началось! Радовид пел хорошо: звучно и выразительно. Поначалу, конечно, он держался несколько скованно, лишь слегка помогая себе щелчками каблуков. Но вскоре его облик обрёл характерную гордую прямоту и уверенность. Восхищённая реакция подданных побудила короля петь ещё громогласнее, а жестикулировать всё активнее. На втором припеве ему пару составила Адда, а к концу песни супруги даже пританцовывали. От такого концерта на корабле разразилась настоящая буря из рукоплесканий. - Об этом скоро будет судачить вся Редания, - заметил король, глядя на то, сколько народу в порту привлекло их пение. - Пусть себе судачат! Всё равно никто не поверит! – и Адда тихонько захихикала. – Но я вижу, что тебе самому очень понравилось. Ты просто светишься от счастья! - Не без твоей помощи, дорогая, - сказал Радовид, слегка зарумянившись. Жена, как обычно, видит его насквозь! Ни одна его мысль, ни одно потаённое желание не могло укрыться от королевы Редании! После всего этого настроение на палубе королевской галеры было как никогда оживлённым. Подданным оставалось только дивиться тому, как преобразил свирепого короля приезд супруги – никогда ещё они не видели своего владыку таким беззаботным и благодушным. «Загляденье, да и только. Но надолго ли?», - размышляли горожане, столпившиеся в порту, чтобы понаблюдать за такими чудесами. Время пролетело незаметно и уже близилось к ночи.***
Когда Радовид с Аддой спустились с палубы, чтобы отправиться на прогулку, солнце ещё пылало красным углём сквозь ветви деревьев и черепичные крыши и слегка окрашивало багровым цветом дорогу. Перед ними всё было ясно и спокойно. Сначала они, взявшись под руку, пошли по улочке вдоль порта, чтобы затем завернуть на городскую площадь. Королевская охрана, элитные гвардейцы, держались несколько поодаль, но всегда наготове. Они знали, что сейчас монарху не следует мешать. - Я очень рада, что ты послушал меня, Орёл мой, - с благодарностью сказала Адда, рассматривая вечернее небо. Радовид внимательно оглядел местность: никого из посторонних, ни одной лишней тени. В его голове по-прежнему мелькали острые, беспокойные мысли, но усилием воли он заставил себя потушить их. - Это напоминает мне наши ночные прогулки по саду возле дворца, - тихо сказал король. - Среди цветущих яблонь, зеленеющих кустов роз и лилий мы с тобой вдвоём наслаждаемся сладостным благоуханием. А над нами небо, полное звёзд… - Радовид на секунду умолк, не сводя глаз с красивого лица Адды. – Временами здесь невыносимо одиноко. Мне тебя очень не хватало, - и он бережно взял её ладонь своими крепкими пальцами. - Одиночество – это самое тяжёлое, - задумчиво отозвалась королева. – Я порой жду, что ты выйдешь из-за дерева в саду или вот-вот отворишь дверь нашей опочивальни. Цепляюсь за воспоминания, а потом преодолеваю вёрсты, устремляюсь с надеждой к тебе… Не знаю, чтобы со мной было, если бы не твои письма! - Твои письма, дорогая, я знаю наизусть, - и они улыбнулись друг другу, с наслаждением припоминая свои согревающие бумажные послания. Супруги не шли, а будто порхали на незримых крыльях; всё говорили, задушевно и тихо, не замечая времени. Радовид с трепетом ощущал покорную мягкость Аддиных ладоней, нежно обнимавших его локоть. Ему было очень весело, и сердцу его стало широко и свободно в груди. Показалась корчма – сегодня вокруг неё как прежде не толпились солдаты (которых, видимо, кто-то успел разогнать), а весь кутёж умещался в четырёх кирпичных стенах «Алхимии». Когда Радовид с Аддой проходили мимо, некто внутри кабака затянул густым мужским голосом любимую песню всех реданских кутил и выпивох:ГОрилочку пью, пью, Ведь я её лЮблю, А кто ж её будет пить, Коли на войну пойду?
Эту песню исполняли даже на пирах при монаршем дворе. Поэтому Адда не менее выразительным манером подхватила за гуляками, хоть и гораздо тише: - Лью горилку – не течёт! Рядом с сердцем печёт! – протянула она, обращаясь к Радовиду, при этом притворно закатив глаза и приложив к груди ладони. - Королевского я роду – Пью горилочку как воду! – вторил ей супруг, и оба они тихо рассмеялись. - Ах, любимый, как я скучала по нашим милым забавам! - Однако ж я думаю, что сегодня днём на корабле позволил себе лишнего, - неожиданно строго заметил Радовид. - Одно дело – праздники во дворце, но тут… - Я лишь хотела немного тебя развеселить, - замурлыкала Адда, крепко прижавшись щекой к мужниному плечу. Радовид не мог устоять против такой нежности, и строгость на его лице вмиг рассеялась, а на устах засияла улыбка. - Ты, наверное, и в Третогоре озорничаешь, пока меня нет? - Ничего я не озорничаю! –обиженно воскликнула Адда, надув губки. – Я строга и дворянам спуску не даю! Каждый знает свои обязанности, а всякую смуту я пресекаю на корню. В Третогоре всё спокойно, можешь не волноваться. Адда говорила абсолютно искренне. По приезде в Реданию она с великим огорчением осознала, что невежественна в самых простых вещах и будет попросту позорить мужа, если не углубится в дела государства и не разберётся с реданскими обычаями. Порой сам король служил ей школьным наставником, часами объясняя премудрости, которые постиг ещё в отрочестве. Как бы то ни было, в скором времени Адда перестала робко отмалчиваться в присутствии высоких чинов, благополучно следила за порядком в стране во время отъездов Радовида и в роли самой влиятельной женщины Севера чувствовала себя вполне уверенно. - Ну хорошо, хорошо! Ты просто умница! – примирительно сказал король, но после угрюмо добавил: – А я вот не могу похвастаться спокойствием в делах. Что ни день, то какая-нибудь подлость. - Что стряслось? - Видишь ли, по округе пошли слухи, что я обещаю едва ли не золотые горы за сведения о Филиппе Эйльхарт… Адда закусила губу: разговор об этой чародейке не сулил ничего хорошего. - … а вокруг людей жадных и глупых предостаточно, - продолжал король, а лицо его становилось всё мрачнее. – Приходил охотник – принёс мёртвую сову без глаз. Он посчитал, что его король настолько доверчив? Я приказал ослепить его и бросить за борт с камнем на шее – пускай теперь поохотится на дне моря! Радовид нервно оскалился, насупив брови. - Это не всё. После него пожаловал смотритель почты – принёс письмо якобы от Эйльхарт, поддельное, само собой. Я велел отрезать язык и пальцы этому лжецу – ни писать, ни врать он больше не будет. Стоит ли говорить, что очередь на сходнях быстро растаяла? - и король как-то нехорошо ухмыльнулся. Адда грустно взглянула на мужа. Она не считала, что в своём решении Радовид был неправ. Разве не престало королю свирепо карать тех, кто пытается обогатиться на его собственной боли? - Как ужасно, что эти двое осмелились лгать тебе прямо в глаза! – сочувственно воскликнула королева. – Эта чародейка погубила твоих родителей, издевалась над тобой, довела Реданию до разрухи! Нет ничего более недостойного, чем спекуляция на твоих чувствах к ней! - Да-да, - сказал Радовид, увидев в словах супруги подтверждение тому, что его особенно задело в поступке подданных. – Сами лезут на шибеницу, а меня обвиняют в излишней жестокости! От такой наглости любой монарх рассвирепеет! И никто этого будто не понимает… - Знаешь, Радя, правитель может вызывать и восхищение, и ненависть и в то же время оставаться непонятным. Подданные толкуют твой внешний образ вкривь и вкось. Но кто по-настоящему знает тебя? Ведает, что ты чувствуешь? Я счастлива считать себя одной из таких немногих, - ласково сказала Адда. - Всё потому, что я доверяю тебе, любовь моя. Во всём свете у меня нет никого роднее. Эти слова Радовида для Адды были особенно ценны. Долго-долго она подбирала нужный ключик к замку, накрепко сцепившему душу её супруга. После свадьбы воображаемое беззаботное будущее сменилось настоящим, не лишённым страхов и разочарований. В первые недели брака королева Редании нередко рыдала от обиды и непонимания. В их разговорах с мужем отчего-то возникла холодная вежливость, появились протокольные кивки и дежурные вопросы из серии «Как прошёл день?» с не менее дежурным ответом «Всё в порядке». Времени друг на друга оказалось ничтожно мало - утром Радовид уходил в свой кабинет или в тронный зал, а возвращался поздно вечером. Благо, что хоть опочивальня у них была общая, а не как у многих венценосных супругов! Очень быстро Адда почувствовала на себе категоричный и пренебрежительный тон короля, когда дело касалось всего, с чем он не согласен. Окончательно расстроило её то, что супруг не был с ней откровенен и почти ничего про себя не рассказывал. Адда всё чаще и чаще ловила себя на вспышках гнева, а иногда ей становилось до того тоскливо, что жизнь в Редании казалась просто невыносимой. Впрочем, Адда не понимала, что и сама была слепа к внутренним тревогам мужа. Радовид с горечью осознал, что характер королевы оказался куда сложнее, чем он думал. Адда требовала к себе слишком много внимания, отвлекала его от государственных дел, обвиняла в холодности за то, что он соблюдал с ней привычный дворцовый этикет. Нутро запрещало ему потакать каждому капризу жены, которая считала, что в Редании её своеволие и бестактность будут сносить также терпеливо, как в Темерии. Супруги постоянно спорили, и это совершенно выводило короля из равновесия. Такие минуты вынуждали Радовида проявлять жёсткость и повышать голос. Порой он даже ловил себя на мысли, что жена его совсем не понимает, и сблизиться им так и не удастся. Поначалу брак часто напоминает бурю, которая со временем сменяется ясной погодой. Любовь не возникает внезапно – её терпеливо выращивают оба. Мелкими шажками Радовид с Аддой привыкали друг к другу, проникались уважением и сочувствием. Королева больше не отвлекала мужа от важных дел без повода, старалась напрасно не перечить, при дворе вела себя благопристойно. Король ради жены поступился строгим дворцовым этикетом, стал более уступчивым, и даже маленькие шалости Адды перестали казаться ему чем-то из ряда вон. В браке Адда раскрылась как чуткая и нежная супруга. Она наполняла свою любовь к Радовиду той лаской, которую он, лишившись родителей, почти забыл. Королева осыпала его жаркими поцелуями, с объятиями провожала утром и встречала вечером, а гуляли они, непременно взявшись за руку или под руку. Разве могло такое отношение не покорить свирепого короля? Вечерами Радовид держал руку Адды в ладонях и с участием выслушивал безыскусственные истории, из которых сложился её жизненный опыт. В какой-то момент он решился ответить супруге подобными признаниями. Как дивно его душа в этот миг раскрылась перед Аддой! Прошлая жизнь каждого навсегда стала достоянием обоих, укрепляя близость и привязанность.***
- Смотри, солнце совсем зашло! – с грустным изумлением воскликнула Адда. Свет погас, всё вокруг стало бледным и безжизненным. Там, где раньше догорало солнце, во всю ползли тёмные груды облаков, всё сильнее пожирая светло-голубое пространство. И снова они шли и говорили. За ними двигалась чёрная туча, а тьма незаметно сгущалась. Адда осмотрелась вокруг и с беспокойством спросила: - Где мы? Далеко от порта? Радовид пытливо оглядел местность. В холодном дыхании близкой ночи эта часть Оксенфурта казалась очень неприветливой и мрачной. И вскоре он понял, почему. - Мы у Дейры. - У тюрьмы, значит… - Адда задрала вверх голову, и её взору предстали высоченные каменные стены крепости. Королева сдержала поднимавшуюся в её душе тревогу и сказала: - Говорят, заключённый Дейры никогда не сможет покинуть её живым. - Напрасно говорят, - отозвался король. – Я знаю случаи, когда людей, ложно обвинённых в ворожбе, выпускали из Дейры. Впрочем, настоящие чародейки в тюрьме тоже есть. Шеалу Де Тансервилль и Маргариту Ло-Антиль я лично приказал туда заточить. - Их ещё не казнили? - Они нужны мне живыми, как и Эйльхарт. Может к ним и другие подруги присоединятся. Так что пусть себе сидят, - и в его голосе послышалось нескрываемое удовольствие. Вдруг из-за стен крепости раздались отчаянные, полные боли крики женщины. Адде стало очень страшно, и она в ужасе посмотрела на мужа. - Ну, хватит, пойдём, - сказал Радовид, сильно пожалев о том, что они вообще задержались около тюрьмы. Супруги быстро и решительно двинулись дальше, но скоро замедлили шаг. - Я вижу, маги совсем не дают тебе покоя, – заметила Адда, взволнованно скрестив руки на груди. – Вся эта Охота на колдуний…она так необходима? - Маги опасны, Адда, - не замедлил ответить Радовида, возмущённый таким вопросом. – У меня нет ни единого повода доверять им. Чуть что плохое случается, так непременно всплывает очередной чародейский заговор. Они мнят себя владыками мира и делают лишь то, что полезно им: вмешиваются в политику, решают, кому из королей жить, а кому нет, организуют тайные Ложи. Чашу моего терпения переполнило Собрание в Лок Муинне – Охота на колдуний стала закономерным его итогом. - Но ведь не все маги только и ждут, как бы навредить правителям! Есть те, кто готов сотрудничать! – возразила Адда, не желая уступать. - Знаю. И я пошёл на компромисс: восстановил Капитул. Но я много раз убеждался, что магия – это в большей степени разрушающая сила, и неразумно оставлять её носителя без строгого контроля. - Понимаю, во многом это всё из-за Филиппы. Но зачем тратить силы на поимку остальных участниц Ложи? - Урок должна получить не только Эйльхарт, но и все, кто с ней и кто её поддерживает! Я заставлю их признать мою силу и уважать её! - объявил Радовид тоном, не терпящим никаких возражений. На это Адда лишь горько усмехнулась и спросила: - И какой же ценой? В глазах владыки сверкнуло негодование. - О чём это ты? Но королева ничего не ответила. Она с болью осознала, что не все слухи про её мужа были далеки от правды. Радовид, обычно такой мудрый и рассудительный, в чародейском вопросе впал в крайности. И будто назло в её памяти стали всплывать всевозможные забытые мелочи, которые подтверждали эту неприятную истину. Разве она не заметила, что после событий в Лок Муинне супруг стал более жестоким и нетерпимым? Адда укорила себя за то, что раньше не придавала этому должного значения. Чёрная туча уже расползлась по всему небу, и наступила тёмная ночь. Адда хотела вновь взять мужа под локоть, но Радовид отдёрнул руку и сложил её вместе с другой за спиной. Теперь они шли немного поодаль, совсем не глядя друг на друга. Казалось, что прогулка совершенно загублена. Огорчение Адды было столь сильным и мучительным, что из её глаз едва не хлынули слёзы. Но вскоре любовь к мужу взяла верх над всеми остальными чувствами и принесла опасения за его будущее. - Напрасно ты не хочешь прислушиваться к другой точке зрения! Чуть что не по-твоему -обязательно возражаешь! - Нет, нет, Адда, я возражаю против того, что неверно. И всем известно, к чему приводит непостоянство во взглядах. Если один раз отречься, то почему не двадцать? – категорично заметил Радовид. Человека вообще трудно сбить с намеченного пути, а Реданский король был особенно упрям. - Но ведь можно согласиться с убедительными доводами, переменить точку зрения и потом твёрдо её придерживаться. Одно другому не мешает! – воскликнула королева. Она следила за каждым движением мужа, надеясь перехватить его взгляд. Увы! Радовид упорно не поднимал на неё глаз. - Я опираюсь на свой опыт. И ты можешь спокойно положиться на то, что я знаю, как мне вести политику и какой точки зрения придерживаться. Трудно, конечно, доверять правителю, если опираешься на пустые догадки и невежественный взгляд со стороны. Я был бы признателен, если бы ты не судила о тех предметах, о которых имеешь лишь поверхностное представление. В ответ на его тираду возмутилась уже Адда. Разве она не доверяет мужу, а судит о нём, исходя лишь из досужих сплетен? - Конечно, разве я способна на что-то большее, чем поверхностные суждения? – обиженно отозвалась королева, скривив губы. – Но у меня в руках простейшие факты: любой человек по ложному доносу может за ворожбу и травничество угодить в Дейру, а после – на костёр или на кол. Охота на колдуний приняла немыслимые масштабы, она идёт сама по себе, а ты давно упустил её из виду, зациклившись на мести Филиппе. Тебе дела нет, что страдают невиновные? Почему ты не прекратишь это? Радовид наконец-то посмотрел на жену. Взгляд его был зол, а щёки покраснели. Король, порой, и сам в душе сомневался: не излишне ли он жесток? Не вышла ли Охота на колдуний из-под контроля? Однако потом всё-таки отвергал такие самообличения как несправедливые. Но как же сильно Радовида рассердило то, что его внутренние признания жена приняла без возражений! Жестокий обвинитель – его любимая, его драгоценная Адда! Вместо того, чтобы поддержать, она упрекает собственного мужа! - Я делаю это ради Редании, - решительно ответил монарх, не позволяя ярости взять верх. – И Охоту я начал с одной лишь целью: не допустить более чародейского беззакония на моей земле! Из-за непомерных амбиций Эйльхарт я лишился обоих родителей и едва не потерял королевство. Она заплатит за содеянное вместе со всей своей Ложей, чего бы мне это не стоило! Адда замерла в исступлении. Только сейчас она во всей полноте осознала, насколько сильны боль и ненависть, завладевшие душой её супруга! Одинаково безжалостный и к другим, и к себе, Радовид готов был пожертвовать даже своей жизнью, не понимая, что эта жертва может быть напрасной. Адде не верилось, что жажда мщения завела его так далеко! - А тебе не приходило в голову, что ты, быть может, так и не сумеешь поймать Филиппу? – грозно спросила королева, но, не позволив мужу ничего ей возразить, воскликнула: – Ты мне о Редании не говори! От твоей свирепой Охоты только один вред! И вредишь ты больше всего себе! Трезво погляди, до чего довела тебя ненависть к Эйльхарт! Ещё немного, Радовид, и ты проиграешь эту войну. Войну в своей собственной душе! - Какие заурядные рассуждения! – с пренебрежением ответил Радовид, а между тем его сердце мучительно сжалось. -Что ж, остаётся только пожалеть, что некоторые короли не способны рассуждать чуточку зауряднее. Иначе бы они давно отбросили те личные убеждения, которые калечат и рвут на шматки их душу! - метнув этот последний дротик, Адда вдруг страшно перепугалась. Пожалуй, лицо Радовида ещё никогда не было таким бледным. Тяжело дыша, он опёрся о деревянные перила, отделявшие его от пляжа, и опустил голову на грудь. Из-за ссоры супруги даже не заметили, что оказались неподалёку от порта. Ещё минуту назад Адда была убеждена, что лишь безжалостные обличения побудят короля наконец-то трезво взглянуть на свои поступки. Но сейчас она с ужасом осознала, что её колкие слова очень сильно ранили мужа. Наступило молчание, и Адда стояла окаменевшая, не смея поднять глаз на Радовида. Что же теперь будет? Они вернутся на корабль, а завтра расстанутся, так и не сказав ни слова? Что же после сегодняшней вспышки станет с её супругом, и так измученным войной и Охотой? Ум королевы в считаные мгновения перебрал самые горькие исходы. В отчаянии она закрыла лицо руками и бессильно опустилась на перила, а по её щекам заструились слёзы. А что же Радовид? Критика супруги совершенно вывела его из равновесия, и поначалу монарх даже вообразил себе, что кто-то настроил Адду против него. Его белая лилия стала терном, язвящим душу! Но король безмерно любил жену и уверил себя в том, что она не могла отвернуться от него. Буря в душе немного поутихла, и он ещё раз прокрутил в голове все слова Адды. Убеждения короля сильно пошатнулись, когда он узнал, что супруга думает о его политике. Он впервые утратил свою незыблемую веру в то, что ему удастся расквитаться с Филиппой. А утешающая мысль о том, что его отношение к магам не противоречит интересам Редании, странным образом не совпала с реальным положением дел. Ему вдруг стала ясна его роковая роль. Он плодит напрасные жертвы. Но Радовид считал, что лишь с помощью Охоты на колдуний сможет отомстить за отца и прекратить вмешательство чародеев в дела королей. Белый Орёл со всей своей неуклонной решимостью и высокими целями оказался в тисках дилеммы, любой выход из которой был ему тягостным. В отрочестве он рисовал своё правление совсем иначе! - Испугалась за меня? Вопрос был спокойный и простой. Адда боязливо подняла заплаканные глаза. Муж смотрел на неё ласково и печально. - Ты испугалась, что ненависть к Филиппе завладела мной? Что эта бездна поглотила меня? - Да…- шепнула она, стараясь побороть дрожь. – Я боюсь, что, поддавшись чувствам, ты угодишь в западню. И это будет уже не трюк с поддельными письмами или мёртвой совой, а гораздо хуже… Адда запнулась и, прежде чем продолжить, утёрла подступившие к глазам слёзы. - У нас всё ещё нет детей. Без тебя династия погибнет. Я погибну без тебя. Радовид бережно взял жену за руку, и это нежное прикосновение словно разогнало ночную тьму. - Со мной всё будет хорошо, любовь моя, и я вернусь к тебе невредимым. Ничего не бойся. Она промолчала. Лишь протяжно вздохнула и мягким движением положила голову ему на плечо, а он обнял её и нежно прижал к себе. Адда больше не дрожала, не всхлипывала: она успокоилась. - Милый, я понимаю, что ты хочешь справедливости. И я знаю, как искренне ты заботишься о Редании. Ты вывел страну из тяжёлой смуты, возвысил её, но кто об этом вспомнит? Может статься, что в хрониках расскажут лишь про изуверства, про эту страшную тюрьму Дейру и костры Новиграда! Тебе припишут религиозный фанатизм, перечеркнут всё доброе. - Возможно. Уже сейчас некоторые считают, что со мной у Редании нет будущего. - Я не хочу, чтобы в народной памяти ты остался королём-злодеем. Тебя должны называть Защитником Севера! С благодарностью вспоминать твоё правление! - Как сейчас вспоминают моего отца? – спросил Радовид, тепло улыбаясь. – Он был великим правителем. Во всём пример для меня. Я порой думаю: что сказал бы отец про мою политику? Он-то был «Справедливый», а я «Свирепый», - произнёс король с лёгкой усмешкой, но чуткое ухо уловило бы, сколько сожаления в этих словах. - Ах, Раденька, что ты! – воскликнула Адда. – Если вспомнить все преграды, которые были у тебя на пути к трону, то отец просто восхитился бы твоей твёрдостью! А сколько его достижений ты преумножил! Разве он не гордился бы тобой? Услышав такие слова, Радовид как будто засиял изнутри, а сердце его трепетно забилось. Адда с воодушевлением продолжила: - Король Визимир, судя по тому, что ты мне рассказывал, был цельным и очень мудрым человеком. Думаю, он хотел бы, чтобы, несмотря на все скорби, его сын обрёл покой на душе. Радовид не сводил глаз с супруги, такой светлой и любящей. И чудилось погибающему королю, что её жалеющий голос был из того прекрасного мира, где он сам жил когда-то и откуда был навеки изгнан со смертью отца и матери. Прежний мир заново расцвел в той, которую он любил больше жизни. Что-то новое этой ночью вспыхнуло в сердце Радовида и уничтожило бездонную пропасть, которая делала его таким несчастным и слабым.***
Туча прошла, так и не проронив ни одной капли дождя. Воздух сделался сухим и лёгким, и высоко, прямо на середину неба поднялся месяц. Радовид с Аддой воротились на корабль и спустя какое-то время отправились в каюту. Она была невелика, в ней помещались только кровать, сундук, да письменный стол со стулом. Но всё было красиво, чисто и уютно. - Прекрасная получилась прогулка, не так ли? – игриво спросила Адда, ловко расшнуровывая халат Радовида. - Прекрасная, согласен. Я, как ты и предсказывала, говорю тебе за неё «спасибо». Расправившись с кольчугой, король снял рубашку. В тот же миг Адда обняла его за шею и поцеловала. - Я испугалась, что после нашей маленькой вспышки этой же ночью ты отправишь меня назад в столицу, - замурлыкала королева и откинула за спину волосы. - Разве я посмел бы? – прошептал он. - Да и что за брак без доброй ссоры? - Это я ещё сдерживалась, любимый. Будь мы у себя дома, в Третогоре, тебе бы мало не показалось, - ответила Адда, кокетливо улыбаясь. - Можешь больше не сдерживать себя, дорогая. - И не подумаю, дорогой. Радовид потушил свечи, сбросил распахнутый халат с плеч Адды и сильным, но необычайно мягким движением положил жену на кровать. Со сладостной чувственностью он поцеловал её обнажённую грудь, и они забылись в ласках…***
Близилось утро. Море было спокойно и ласково. Тоненькая полоска берега слегка желтела где-то вдали. Солнце ещё не взошло, но Радовид с Аддой уже вышли из каюты, чтобы вдоволь надышаться свежим утренним воздухом. Король облокотился на деревянные перила и сказал: - Война должна скоро закончиться, но о победе говорить пока рано. Некоторые ещё весной пророчили Северу полный крах. Помнится, я сказал тогда в Совете: «Не прельщайтесь силой Нильфгаарда, ведь Империя тоже может дать трещину. Редания выстоит». И не ошибся. Но сейчас опять начались старые разговоры. - Послушай, море потопило много кораблей, но не каждый же утонул! Может именно наш «Оксенфурт-Третогор» спасётся в бурю и доплывёт до цели? Пусть так и будет! - Обязательно доплывёт, - кивнул Радовид. - Недруги могут глухо ворчать, вступать в заговоры, брататься с нильфгаардцами, но они не сумеют помешать мне привести Север к победе! - А я всегда буду рядом с тобой, любимый. Как поют пираты со Скеллиге: «Мы - спина к спине - у мачты, против тысячи вдвоем!» - весело воскликнула Адда. - Именно! Как и все истые короли и королевы! – поддержал её Радовид. Супруги стояли на палубе, обнявшись друг с другом. Радовид нежно гладил Адду от шеи к кружеву платья, вдоль густых рыжих локонов. Они вместе наслаждались покоем и безмятежно наблюдали за тем, как по небу тянулись жемчужные переливы утренней зари.