Больше

Рэндалл любил Джона и Майка. Майка, кажется, больше. Он не знал, как работает его внутренний измеритель степени чувств, понятия не имел, каковы его критерии. Но загадочное внутреннее влечение давно убеждало его, что Майка он любил больше. Дело вовсе не в том, он встречался с Джоном отнюдь не только тогда и потому, что Майк опять зарылся в учебные пособия; и он тем более не мечтал об одном лишь Вазовски во время тусовок их компании в барах, заполненных шумом кучи народа, запахом одеколонов и дезодорантов, вкусом алкоголя на своих и чужих губах и никогда не спадающим ощущением прижимающихся к тебе разношёрстных тел. Он почти не думал о Майке во время походов пешком по ночным улицам, освещённым полусонным свечением фонарей, и слушания разговоров, иногда прерывающихся на смех. Мысли о Майке расплывались, становясь призрачными и далёкими, когда он оказывался в тихой комнате на втором этаже, со всегда открытым окном, из которого веял прохладный ветерок, а если замереть и прислушаться — доносился шелест качаемой им листвы деревьев, в частности — росшей прямо под окном рябины. Он напрочь забывал о Майке, когда тишина прерывалась шагами, когда он разворачивался и поднимал голову; когда дверь запиралась, оставляя остальных где-то внизу, когда он оказывался поднят в воздух сильными руками, когда собственные лапы обвивали чужое тело даже там, где остальным было не дозволено — за рога. Когда позволял другим губам целовать, требовательно, глубоко, страстно, дерзко, почти нахально, без лишних предисловий. Абсолютный контраст осторожным, учтивым, стеснительным и нежным поцелуям Майка, всегда открывающего глаз и едва не виноватым взглядом интересующегося, хочет ли он этого. Майк переставал существовать, когда он отдавался прикосновениям, безропотно позволяя управлять собой как Джону захочется. Иногда шипя, когда когти слишком сильно надавливали на чувствительные места, угрожая появлению очередных синяков и царапин. Иногда вскрикивая, когда клыки вцеплялись в шею, прокусывая чешую и кожу. Иногда злобно рокоча, когда его изящное длинное тело больно ударяли о бортик кровати. Но никогда не сопротивляясь. Ему нравилось, каким крепким, большим и сильным был Джон. Возможно, ему нравились его излишняя грубость, его жестокие шутки и дьявольский смех. С ним он чувствовал себя в безопасности. С Джоном он был под защитой, которую никогда не мог гарантировать ему Майк. Майк сам нуждался в ней, пусть решительно заявлял и старался доказать окружающим и самому себе, что это не так. Майк не был крепким и большим, никогда не кусал его и не царапал нарочно, чтобы вынудить стонать от боли и извиваться. Майк никогда не вдавливал его в кровать столь сильно, пусть имел возможность — на деле он оказывался сильнее, чем казалось со стороны. Майк был слишком аккуратен и зачастую неспешен, Джон же никогда не давал времени на ожидание. Джон сонно мычал «Рэнди» и прижимал к себе вплотную, сдавливая рёбра, словно боялся, что он уйдёт, пусть он никогда не пытался. Майк засыпал на спине в обнимку с книгой, а он обвивался вокруг его головы, умещаясь на маленьком нижнем этаже их кровати и положив голову так, чтобы глядеть на лицо сопящего монстра, перед тем, как закрыть глаза. Джон не уставал предлагать переехать к нему, в их клубный дом. Он отказывался и возвращался к Майку, который часто не замечал его отсутствия. Ему нравилось делить с Майком общажную комнату, так же, как нравилось уходить ночевать к Джону. Майк укрывал его одеялом, когда он засыпал на письменном столе за выполнением домашнего задания; Джон на руках переносил на кровать. Он любил Джона. Но Майка, пожалуй, больше. Пусть Майк почти никогда не соглашался готовить с ним кексы, ссылаясь, как всегда, на занятость по учёбе. Джон в дни, когда имел особо хорошее настроение, ходил с ним по магазинам за ингредиентами и выгонял всех с общей кухни, чтобы ему никто не мешал. Майк спустя минуты ворчаний, не отрываясь от ручки с тетрадкой и не смотря на него, протягивал руку и хватал один кекс с подноса, заталкивал в рот, что-то невнятно бормотал и вновь максимально сосредотачивался на конспекте, никак больше не отвечая на влюблённый взгляд зелёных глаз со стороны, по канону во время и после готовки увеличенных линзами очков. Джон с остальными членами ROR сметали гору угощения в считанные секунды, неприлично чавкая и пачкая крошками и глазурью диван в гостиной. Джон шутил, что после окончания Университета женится на нём и заставит каждый день у них дома готовить угощения, добавляя, как ему подошла бы его фамилия. Рэндалл Уортингтон. Рэндалл Вазовски. Все смеялись, развалившись на диване, а он, смущённо улыбаясь и перебирая едва дрожащими пальцами подол красно-жёлтого рэгби, держал опустевший поднос. Он любил Майка больше, невзирая на то, что он всё свободное от занятий время проводил за книгами, нервно отзываясь на любое приглашение побыть вместе, которое замечал. Джон с толпой друзей и прочих любовников и любовниц всегда находил для него время. Джон с интересом наблюдал за каждым разом смены окраса, предлагая свои варианты и отводя его к местам с наиболее красивым фоном. К удивлению предлагал играть в прятки — часто, пусть всегда проигрывал. Майк просто говорил, что ему нравится его способность. Джон тёплыми вечерами на балконе угощал его дорогими сортами вина; Майку требовалась помощь, чтобы дотянуться до монетоприёмника кофейного автомата в конце коридора. Он любил Майка больше, несмотря на то, что тот часто забывал выключать ночью свет в комнате во время работы, и ему приходилось укутываться с головой в одеяло, чтобы заснуть. Он любил Майка больше, пусть его рожки были такими крохотными, что за них почти невозможно было ухватиться, а рога Джона прекрасно подходили для ласк, на них можно было повиснуть, залезть на голову и устроиться там — Джон лишь хмыкнет, скажет что-нибудь глупо-безразличное и позволит ему прикрыть глаза и расслабиться. Он продолжал любить Майка больше, даже когда тот нашёл себе другого «лучшего приятеля». Когда они перестали быть соседями по комнате, и он каждое утро стал просыпаться с Джоном. Когда вместе с ним унижал Майка и его компанию. Когда желал его поражения, его и его «приятеля». Он любил Джона, а Джон любил его — и спустя время Уортингтон простил ему позорное поражение на соревнованиях и возобновил отношения. Он был рад, но Майка уже не было рядом. Рэндалл любил Джона. Но Майка, всё же, больше.