Знаете, мне всегда казалось, что жизнь хороша и жить хорошо. И мысли возникнуть не могло, что идеальный, на первый взгляд, мир, окружающий тебя и с таким трепетом выстроенный, может не просто треснуть по швам, а разбиться вдребезги, оглушая сокрушительным звоном. Просто судьба решила, что наивного счастья с меня достаточно, и с упоением нанесла свой удар, выбивая почву из-под ног, заставляя внутри что-то оборваться, а сердце настолько болезненно сжаться, что дышать стало просто невозможно. Но сейчас я оглядываюсь назад, хоть прошло и не так уж много времени, и понимаю, что жизнь преподнесла мне хороший урок.
И теперь я хотел бы задать вам вопрос. Что вы знаете о любви? Сперва она дарует тебе крылья, позволяя взлететь настолько высоко, что кажется, стоит приложить немного усилий и ты сможешь дотронуться до Солнца, так ярко освещающего своими лучами твой каждый день. Но платить приходится за все — этот свет ослепляет тебя, не позволяя увидеть самого главного, делая безвольными глупцом. Теперь-то я знаю, что падать вниз больнее всего.
Пожалуй, прелюдия уже порядком затянулась и следовало бы наконец поведать историю о том, что же связывало нас с хозяином дневника, в котором я так нагло позволил себе изливать свои душевные терзания. Считаю необходимым начать с момента, когда я впервые увидел Тома Марволо Реддла. Все случилось в Большом зале Хогвартса на первом курсе, в момент распределения на факультеты. Потрепанная со временем шляпа громогласно объявила, что место Реддла на моем факультете — Слизерин, и я воспринял бы это с любопытством, даже как-то по-детски ощущая восторг, но слухи разлетаются достаточно быстро, чтобы я с неким презрением, привитым отцом с ранних лет, наблюдал за тем, как до странного тихий полукровка из детского дома садится к нам за стол. Он выглядел так, словно вся окружающая атмосфера праздника никоим образом его не касалась. Тогда я решил для себя, что надменный мальчишка не достоин и капли моего внимания, окрестив его пустым местом.
Но судьба решила, что так долго продолжаться не может, и буквально столкнула нас лицом к лицу. Все случилось зимой, после урока Трансфигурации. Кто-то из гриффиндорцев, я в этом абсолютно уверен, зачаровал пергаменты на столе Макгонагалл, из-за чего на них красовались далеко не приличные слова. Ну конечно же, ее невинные львята просто не могли оказаться виновниками такого инцидента, поэтому под удар попали именно мы с Томом, так не кстати еще пребывавшие в классе. И Альбус Дамблдор не придумал ничего лучше совместной отработки. Поначалу мы, словно сговорившись, взаимно игнорировали факт того, что отработка совместная, но вскоре упустили момент, когда наказание стало сопровождаться редкими и короткими диалогами. Обычно мы обсуждали то, какие гриффиндорцы мерзавцы, а директор — явно выживший из ума старик. И сейчас я был бы рад, если бы на этом все и закончилось, но присутствие Реддла рядом за партой на уроках резко стало чем-то обыденным, будни сопровождались совместными походами в библиотеку и подготовкой к урокам. Я не хотел признаваться себе, но он оказался слишком умным для своего статуса, с ним было интересно обсуждать даже самые незначительные вещи. Это странно, но наши отношения стремительно перерастали в статус дружеских, и это стало началом необратимого конца.
Все развивалось слишком быстро, обретая какую-то, как мне казалось тогда, совершенно нереальную взаимность. Просто в один момент Том поцеловал меня, так робко и нежно, с неким трепетом его слегка потрескавшиеся губы коснулись моих, заставляя внутри все замереть. Мир вокруг вмиг наполнился солнечным светом, сузился до одного единственного человека — Тома Марволо Реддла, и всё остальное стало неважно. Это казалось настолько правильным, даже необходимым, что я, затаив дыхание, пытался запечатлеть в памяти каждую деталь нашего первого поцелуя.
Дальше жизнь шла своим чередом, мы старались уделить друг другу едва ли не все свободное время, которого всегда было катастрофически мало. Том, как самый прилежный и едва ли не лучший ученик Слизерина, был удостоен поста старосты, ни у кого и сомнений не возникало, что лишь он способен справиться с такой ответственной работой. А я же, стараясь брать с него пример, был ловцом нашей команды по Квиддичу и старательно выбивался в лидеры по успеваемости. Реддл даже гостил в нашем мэноре на рождественских каникулах, и тогда я даже представить не мог, по какой же причине мой отец позволил это; общий язык они нашли слишком быстро, и уже тогда мне стоило задуматься над этим.
Я еще не упоминал в своем рассказе этого, но в магическом мире последние несколько лет творились ужасные вещи — некий Волан-де-Морт возжелал уничтожить маглов и создать чистокровное магическое общество, подчиняющееся лишь его власти. Я точно знал, что мой отец поддерживает взгляды этого, как он звал его, Темного Лорда, и искренне тогда удивлялся, что он не пытался привить их и мне. И в один миг враг подкрался, откуда не ждали. Как приспешники Волан-де-Морта оказались в здании Хогвартса — до сих пор остается загадкой, но ясно было одно — к войне не был готов никто. Битва сопровождалась многочисленными криками, вспышками магических заклинаний и кровавыми смертями, но в моей голове билась одна лишь единственная мысль — «Где, черт возьми, Том?!» Тяжело передать словами весь тот ужас, который накрыл меня с головой во время битвы; я так боялся услышать, что Реддл погиб, увидеть его безжизненное тело и стеклянный взгляд, направленный в никуда. Но он нашел меня сам. Я, не сразу обратив внимание на его подозрительно довольное выражение лица, бросился к нему, крепко сжимая в объятиях.
— Том, я так рад, что ты в порядке!
— Ну конечно, было бы глупо с моей стороны умереть в самом разгаре веселья. Всё еще только начинается.
— Что?.. О чем ты говоришь?
— А я думал, ты куда проницательнее, Драко. Неужели ты так и не догадался?
Осознание накатило оглушительной волной, буквально сбивая меня с ног. Ослепительное Солнце наконец опалило мои белоснежные крылья, и я стремительно полетел вниз, не предпринимая попыток предотвратить убийственное падение; было уже слишком поздно. Я не мог поверить или просто не хотел, что человек, которого я так любил, которому готов был доверить свою жизнь, не раздумывая, оказался кровожадным убийцей; а он все молча стоял и смотрел на меня, мне даже казалось, что с каждой секундой его самодовольная ухмылка становилась все шире, а взгляд безумнее, пока в моей голове складывался пазл, открывающий истинное лицо Тома Марволо Реддла. Мне казалось, что рушились не величественные стены Хогвартса, а весь мой мир — до того сердце болезненно ныло, норовясь разорвать грудную клетку. Мне даже не хотелось выслушивать объяснения Тома, в какой-то момент стало абсолютно все равно, какие оправдания он может привести, но поговорить нам, к слову, и не позволили. Оцепенение спало, когда перед глазами мелькнула фигура Поттера, завязавшего бой с Волан-де-Мортом. Признаюсь честно, до сих пор непривычно называть его так. На первый взгляд мне даже показалось, что этот безрассудный гриффиндорец сейчас погибнет, но всё случилось совершенно наоборот.
Он убил его.
Он убил Тома Марволо Реддла.
Когда казалось, ну куда ж еще хуже, судьба решила нанести мне второй удар. И я даже не мог решить, какой из них ранил меня больше всего. Но знаете, в какой-то степени я все же понимал, что мой Том умер уже когда-то давно, а жизнь — не какая-нибудь сказка со счастливым концом. Я не красавица, от поцелуя которой чудовище вновь стало бы прекрасным принцем, коим я всегда видел Реддла. Он оказался умнее и даже коварнее, чем я предполагал, самый настоящий слизеринец. Ведь видя его рядом так часто, я и представить не мог, что он — одна сплошная маска, лживая и лицемерная маска безумца, возжелавшего власти ему неположенной. И знаете, пожалуй, я виню во всем случившемся больше себя, чем Тома, поскольку оказался настолько слепым, не заметив правды гораздо раньше. Возможно, я бы даже мог все исправить, и Волан-де-Морт, пугающий одним только сумасшедшим блеском в глазах, никогда бы не существовал.
Стрелки на часах давно уже пробили полночь, и, если честно, я понятия не имею, зачем пишу всё это. Возможно, я просто устал держать это в себе и мне необходимо поведать кому-нибудь о том, что же довело меня до такого состояния, что толкнуло принять данное решение. Я до сих пор не уверен, что рассказ мой будет обнаружен, а нашедший его воспылает интересом прочесть, но что сделано, то сделано, верно?
И на этом я с вами прощаюсь.
5 июня 1998 года
Драко Люциус Малфой
Драко неторопливо отложил перо, раскрыл дневник на первой странице и перевел свой взгляд на зеркало, что стояло у противоположной стороны кабинета; оно ответило ему отражением болезненно исхудавшего юноши с потухшим, почти безжизненным взглядом, в котором, на удивление, плескалось как отчаяние, так и решимость. Его рука потянулась к ящику стола, в котором уже наготове лежал пистолет, и даже не дрогнула, приставив дуло к виску.
Выстрел гулким эхом разнесся по поместью.
