ты же помнишь, какого числа я пойду на площадь

…уже год как декабрь. на улице минус тридцать. и "четырнадцать" мечено кровью в календаре. господа офицеры, попробуем возвратиться, ибо, господи, гнев наш воздастся на алтаре. сделать шаг к старой церкви, до выцветшего погоста представляется сложным настолько, что я прирос. повторяю молитву — и эхом звучит апостол. твою поступь как будто протягивает христос: разговаривай с господом сотней немых наречий. я в полку государевом — преданный имярек. «если друг твой не вечен, задумайся, человече». мы теперь не отыщем бессмертия светлый брег. богословская истина — кто из других воскресе — потерялась в дороге под ивами у ручья. только вдруг, император, однажды мы перевесим? вдруг однажды придёт сокрушительная ничья? ошибёмся и мы. всех, пожалуй, судьба рассудит. за оставшийся срок нас метели посеребрят. катехизис и русскую правду спасите, сударь, сберегите же мать-конституцию от себя. …целый год как декабрь не спит на верхушках елей, растворяя в них синий, — становятся голубей. облака тогда выдались крышами и белели, словно пели в них гнёзда расстрелянных голубей, словно были мы молоды-зелены; ты чуть старше, потому что ладони твои испещрили мхом. мы вчера добрались до отечества — подвиг павших, — се разносишь ты по миру весть кольцевым стихом, но наутро окажемся рядом, ряды сомкнутся. нас отправят в сражение, вместе пойдут полки — окрестили меня этой площадью революций, что минуту назад называлась теплом руки. разгадал я апостольской мысли зерно и землю: среди нас такой есть — и он ведал про свой предел, от печальной истории всё-таки неотъемлем. среди вас, может, тоже. я просто не разглядел. от окраины к центру: заря полыхает алым. мне плечо твоё справа — единственный оберег. помнишь, царь того века не выбил для нас опалы. помнишь? зимний и царь, дикий холод и снег. и снег. …уже год как декабрь. мороз иногда крепчает, а число неизменное болью стучит в висках. иногда, натыкаясь на письма, друзей встречая, мы отчётливо знаем, как выразится тоска: это будет в столице, в управе, на смотрах, дóма. переставишь едва одну ноту — чужой романс. непривычная музыка чудится мне знакомой, то, что прежде умел я, — расколотый мной фаянс; проступали слова совершенно иной эпохи: «весь мой кивер избит», «эполеты под властью тьмы» — долетали ответы, причины и просьбы, вдохи… вера молча — начало того, чтобы ждать зимы и отчаливать от бесконечных просторов неба, покоряться неве, возглавлять роковую рать — ну и что нам потом? «ты там был» или «я там не был»… в двадцать первом как будто спокойнее умирать.